Преданные полётам

С нами Сатана играет день и ночь А Бог всего не замечает, Он хочет миру же помочь, И души он не покупает.       Несчастье будет с теми, кто в него так верит, а счастье будет там - где его так ждут. Весь плюс несчастных в том, что они не изменят своим мыслям и стереотипам и, чаще всего, некоторые из них оказываются гениями, а весь плюс счастливых в том, что они могут сделать счастливыми других и стать вдохновением гениев. Белое не будет белым, если нет чёрного. А любовь и дружба не будет прекрасным, если в ней прячутся из-за необходимости. Смерть не будет переходом, если люди сами её находят, а жизнь не будет ученьем, если люди избегают её.       Августовский сухой ветер срывал шишки с сосен, разносил семена цветов и сухую, пожелтевшую траву. Выйдя на улицу, ошибочно можно было подумать, что выключили воду уже как неделю, потому как из-за сильной жары, воды и вправду всем не доставало. В особенности нашим зелёным собратьям. Кайлин поливала сад утром и вечером, хоть понемногу, но лейка всегда стояла готовая помочь на крыльце. Миша часто уходил гулять и возвращался счастливым, от чего Оля, после снятия гипса, чувствовала себя ещё более одинокой, чем прежде. Потому что, когда она была в гипсе, Миша обязательно приносил ей что-нибудь и с час ещё болтал, сидя с ней в саду или у кровати, то теперь она вполне могла позаботиться о себе сама, и Миша стал приходить позже, не усаживаясь рядом и на заводя разговор на интересные темы. Юля так часто стала посещать ферму с бабушкой, что казалось в доме, по-настоящему, живёт только Оля.       Она так была поглощена лошадьми, что о них постоянно только и говорила. Выучила породы, биологическое строение и стала заниматься изучением их жестов, чтобы лучше понимать четвероногих любимцев. Мокрая, пахнущая лошадьми и навозом, она приезжала к вечеру, когда воздух становился не такой уже горячий, садилась на кушетку на веранде, где было прохладно, рядом с сестрой и возбуждённо рассказывала ей о новых достижениях в верховой езде. Бывало, её захватывала горячая волна возбуждённых мыслей и она говорила о том, каким приятным и добрым оказался внук этого пожилого мужчины. Даже проскакивали признания в сильной симпатии к этому молодому человеку, который её старше всего на два года. Оля в ответ улыбалась и ободряюще кивала, между тем, печально поглядывая на гипс. - Тебе уже скоро снимут гипс, - заявляла Юля, мысли которой совершенно не занимали страдания сестры и её дискомфорт в такую-то жару. - Знаю, - отвечала та, пропуская мимо ушей россказни сестры о лошадях, которых Оля теперь ненавидела, так же, как и запах их гнусного навоза.       Теперь же, когда гипс был снят, а рука с ногой ощущали просто нечеловеческую лёгкость, Оля решила, что начать ездить на ферму, глупо, а ходить гулять по жаре бессмысленно, не имея на прогулки очень веской причины, коя была у её брата. - Любовь, что есть любовь?.. - меланхолично рассуждала Оля, - Не более, чем животная страсть и дружеская заинтересованность, но и то, и другое может исчезнуть, а тогда это не любовь. Во всяком случае не будет такой прекрасной, какой нам дают её видеть фильмы и романы, - она сидела на скамейке и смотрела на лес, держа в руках книгу, интересную, но очень отчуждённую от реальности. - Надеюсь, я не полюблю, - вздохнула Оля и представила все эти отвратительные, полные пошлости и животного интереса друг к другу, отношения. - Любовь, - с отвращением ухмыльнулась она.       К вечеру домой вернулась Кайлин, благоухающая мёдом, и Юля. - Всё сидишь? - бухнулась на скамейку рядом с сестрой рыжая. - Сижу, - эхом ответила Оля, практически совершенно не слушая её счастливую пустую болтовню. - Не представляешь, сегодня мы с этим весёлым парнишкой, - так она называла внука, который вечно таскался за Джули, - Мы с ним сегодня устроили свои мини скачки, мы неслись на перегонки так долго, что казалось, я уже должна была пересечь границу нашей страны, - и тут она расхохоталась, таким звонким, словно звон бокалов, смехом, - Я тебе хочу сказать, что ездок он хоть куда, мне немало пришлось приложить усилий, чтобы лошадь бежала быстрее ветра и птиц над нами, - тараторила сестра, - И представляешь, спрыгивая с лошади, я чуть было не повредила себе ногу, если бы не он. Представляешь?! Я! - и Юля снова расхохоталась, волосы, уже начавшие выгорать на солнце от столь долгого пребывания, рассыпались по плечам, как дорогое насыщенное бордовое вино, заливали плечи. - Ты влюбилась... - печально произнесла Оля, рассматривая свою столь счастливую сестру. - Что ты! Какая же тут любовь! - улыбнулась Джули, - Так, просто симпатия. - А как ты понимаешь любовь или симпатия? - Не знаю, но бабушка говорит, когда ты влюбляешься у тебя не возникает таких вопросов, твоя душа рвётся на части от счастья, а сердце разбивается на тысячи мелких осколков и разлетаясь по телу бьётся с огромной скоростью и ты так счастлив, что даже думать не можешь, и видишь мир будто через особенное стекло, где не бывает темно и всё по-своему прекрасно. - А у тебя разве не так? - спросила Оля, вспоминая недавний смех сестры. - Нет, я могу думать и сердце моё не быстро бьётся, и душа не разрывается, мне просто весело с ним и всё, - ответила Юля, уходя менять запотевшую одежду и принимать душ.       Пока бабушка готовила ужин, в гостиной Оля смотрела телевизор, бездумно переключая каналы. Юля, поливая цветы, думала о том, как же прекрасно любить. Переключая один канал за другим и замирая на пол секунды, палец вновь нажимал кнопку. Оля ясно помнила, как дедушка садился в своё кресло, в котором кроме него никто не сидел и, пока бабушка стряпала ужин, включал канал новостей и внимательно слушал. В это время никому из внуков нельзя было подойти к нему и что-то спросить, потому что он либо отмахивался, либо сердился на неуважение младшего поколения. Вспомнив это, внучка усмехнулась и включила новости. По новостям показывали катаклизмы, переговоры, успехи в спорте и на конец после того, как передали погоду, перешли к криминалу. В этот момент Оля поняла, почему дедушка так внимательно слушал ведущую, сидящую в офисе с красивым видом позади. Потому что, не включи Оля новости, она бы не знала, что в Медфорде орудует маньяк, насилуя и убивая девочек подростков от тринадцати до восемнадцати лет. За последние три недели было убито две девушки, одной четырнадцать другой семнадцать. На экране высветились кадры, снятые с места преступления, зрелище само по себе отвратительное: полураздетая девушка, в грязи и избитая, уже посиневшая валялась на земле. Так же предупредили о том, что убивает он их в лесу и если бы не охотники и лесники, то трупы девушек вряд ли были бы найдены раньше, чем через неделю. Оля выключила телевизор, как только репортёры закончили показывать и рассказывать о маньяке. Холод обуял Олю, как только смысл сказанного дошёл до её сознания, а главное то, что маньяк убивает своих жертв в лесу, которого было предостаточно около дома. Конечно, имелся забор, но разве мог он спасти кого-то от безумного маньяка, цель которого убийство? В испуге, она тут же выбежала во двор и заставила сестру зайти в дом. Даже ужин пришлось уговаривать переносить бабушку на веранду. Кайлин, разнервничалась, узнав о маньяке, а Юля отнеслась весьма равнодушно, нет, ей, конечно, было жаль этих бедных девушек, но она нашла плюс в том, что им не пришлось жить с мыслью о том, что они изнасилованы. Миша в этот раз вернулся совсем поздно, когда сёстры уже лежали в кроватях и смотрели на тени играющие на потолке, а Кайлин, в ночной рубашке, всё сидела на кухне, дожидаясь своего внука. - Извини бабушка, - запыхавшись, проговорил он, и тут же обнял Кайлин, - Я узнал о маньяке и не мог отпустить Клэр одну, я должен был знать, что с ней всё в порядке.       Бабушка хотела бы выругаться на внука за неуважение к ней, но она понимала, что по-другому поступить он не мог и, лишь чмокнув в ответ внука, отправилась спать.       Оля слышала, как Миша поднялся к себе и закрыл дверь в свою спальню. Юля уже тихо сопела, а ей спать не хотелось совсем, Оля хотела прийти к брату и поговорить, но когда она уже решилась, она услышала скрип кровати, а после тишину, которая свидетельствовала о том, что брат спит. Уже в полудрёме, когда видишь сон, но слышишь, что происходит, Оля услышала из леса истошные крики, но ей казалось, что это лишь её воображение, а на утро она уже этого не помнила. После завтрака, как и в любые будние дни, Кайлин и Юля, отправились на рынок, а после на ферму с гостинцами, а Миша, как призрак, в двенадцать часов бесшумно исчезал из дома. Оле чертовски надоело торчать целыми днями одной и, накинув на себя самое лёгкое белое платье, которое она месяца четыре назад нашла в коробке мамы, она, как бабочка, выпорхнула из кокона свежая и обновлённая. Ей было почти всё равно где остановиться, она шла так быстро, на сколько могла, ветер развивал подол воздушного платья, а на лице выступил румянец от жары и быстрой ходьбы. Частные дома пропали и стали появляться многочисленные детские площадки, тропинки в парк, где искрился в лучах солнца фонтан. И Оля свернула в глубь парка, где гуляли молодожёны с колясками, старики с собачками, носились дети, кидая хлеб уточкам и гусям в искусственно сделанное, небольшое озеро. Оля подошла к озеру и стала любоваться птицами, детьми, да и просто счастливыми людьми. Рядом встал парень с куском хлеба в руках. Отрывая кусочки от буханки, бросал птицам, но делал он это бездумно, его мысли были где-то далеко. Оля внимательно на него взглянула, по нему сложно было сказать какого он возраста, по внешности, можно дать двадцать, по взгляду - тридцать пять, по резким, несколько ребяческим движениям - шестнадцать. - Хочешь? - спросил он, не поворачивая головы, но протягивая руку в сторону Оли. Она вздрогнула, не совсем понимая. - Хочешь покормить птиц? - взглянул на неё парень, всё ещё держа перед ней руку с хлебом. Миллионы импульсов прошли по телу, как заряд тока. - Да, спасибо, - смутилась Оля и, оторвав часть, разделила ещё на четыре маленьких кусочка, по очереди бросая плавающим птицам. Но парень не повернулся к озеру, его взгляд был прикован к Оле, он смотрел не с извращением, а скорее с любопытством, которое появляется во взгляде зоолога, изучающего странное поведение животного. - Что-то не так? - испугалась Оля, её пугал его взгляд, прожигающий, как взгляд Дъявола, изучающего купленную душу. - Нет, всё в порядке. Хочешь ещё хлеба?       У него был орлиный нос, округлые, глубоко посаженые глаза, какие бывают у филинов, чтобы хорошо разглядеть добычу во тьме, тонкие губы, которые сложно представить в улыбке, острый подбородок и русые, непричёсанные, волосы. Внешность не примечательная, таким людям проще всего оставаться в стороне.       Оля, благодарно кивнув, кинула последний кусок хлеба в воду, за которым тут же кинулась утка. - Ты здесь в первый раз... - произнёс парень, задумчиво глядя на озеро. - Да, откуда ты узнал? - Я здесь бываю постоянно, люблю птиц. - Он замолчал, но бросив секундный взгляд, продолжил, - Как давно сняли гипс?       Оля хотела уже ответить, но ошеломлённо уставилась на малознакомого парня. - У тебя вся рука загорелая, а там, где был гипс, она белая, - пояснил он. - Дней пять назад. - Сломать и руку, и ногу по одной стороне. С чего упала? - С лошади. - Плохо закрепили седло? - Видимо да. - Хочешь, расскажу секрет? - повернулся к Оле парень и внимательно посмотрел на неё. - Думаю не стоит, - покраснела Оля. - Я не маньяк, не нужно вздрагивать каждый раз, как я смотрю на тебя, - его голос был тихим и чётким, как уханье филина.       Оля вспомнила крики в лесу. И внимательно посмотрела в глаза ему. "Он либо гений, либо маньяк, а одно не исключает другое", - промелькнула мысль. Он стоял немного ссутулившись, как от тяжелого бремени, а глаза, как зелёное озеро блестело, но ничем не выдавало себя. Холодные глаза, как у хищника, следящего за добычей. - Все маньяки так говорят, - тихо ответила Оля и отстранилась от него, готовая в любой момент бежать и скрыться в парке, он действительно напугал её. - Даже если бы я был маньяком, то сегодня ночью я уже убил одну девушку, тебя убивать мне не зачем, - ответил он, не отводя от Ольги взгляда, которая похолодела. - Мне пора, - прошептала она и быстрым шагом отправилась прочь из парка, он смотрел ей вслед и лишь один уголок рта был приподнят, он улыбался.       Вернувшись домой, Оля заперла все двери и поднялась к себе в спальню, усевшись на кровать её сердце всё ещё колотилось. Она не знала как поступить. Может, стоит позвонить в полицию? А вдруг он не маньяк? Тогда откуда он знает, когда убили ещё одну девушку?       Оля спустилась в гостиную и включила телевизор, по новостному каналу Медфорда во весь экран внизу бегала строчка с ужасным известием о ещё одном убийстве, совершённого ночью. Олю терзали сомнения и страх. В дверь постучали. Потом ещё раз. Тихо, на носочках, Оля подошла к глазку и посмотрела в него. От увиденного сердце было просто готово выпрыгнуть из груди, в висках пульсировало, колени дрожали. - Я знаю, что ты за дверью, - произнёс знакомый тихий голос, - Я не маньяк, ты потеряла браслет. Я пришёл, чтобы тебе его вернуть. - Оставь себе. Я не открою дверь, - чуть ли не крича произнесла Оля. Послышались шаги, Оля взглянула в глазок. Он ушёл.       На руке и правда не было браслета. К вечеру все вернулись, ужин был на веранде, где веяло цветами и засухой. Юля ела жадно, быстро поглощая всё, что было на тарелке, Кайлин с особой мечтательностью и довольством смотрела на всё. А Ольге и кусок в горло не лез. Так и в кровать она легла с пустым желудком. Она беспокойно крутилась на кровати, её мучили мысли и доводы, только под утро она смогла уснуть, погрузившись в беспокойный сон. Ей снилось, что он был то птицей, то волком. Проснулась она только к обеду, дом пустовал и, накинув на себя платье, весящее на стуле, Оля чуть ли не бегом отправилась в парк, к озеру. Он стоял там, у одинокой стороны сверкающего озера и кидал хлеб. - Ты маньяк? - тут же спросила Оля, подойдя к нему. Он повернулся и внимательно поглядел на девушку. Было видно, что спала она всего несколько часов, встревоженный вид, бледность. - К сожалению, нет, - ответил он и снова принялся разглядывать птиц. - Почему к сожалению? - опешила Ольга. - Потому, будь я маньяком, я бы вряд ли думал о моральных устоях, - ответил он. Он молчал и кормил птиц хлебом, она стояла рядом и думала о том, что он такое. Через время, когда хлеб кончился, он повернулся к Оле и на ладошке протянул серебряный браслет, плотно сжав тонкие губы и внимательно изучая её. - Спасибо, - попыталась улыбнуться Оля, но улыбка получилась вымученная, она коснулась его сухой холодной ладони своими влажными горячими пальцами. И снова, как и прежде обрушились чувства, которых раньше не было, глаза увидели то, чего раньше не видели, будто дали очки со специальными стёклами. Вокруг него пылало синие облако, переходящее то в светло-голубое, то опять в синие. Уважение, многогранность, ум, талант, не признание общества, одиночество, самодостаточность. - Ты не маньяк, - спокойно произнесла Оля и от сердца от легло. - Наконец-то, - холодно произнёс он.       Оля попыталась застегнуть браслет, но одной рукой это не получалось. Он достаточно долго наблюдал, а потом предложил: - Давай помогу, - его руки скользнули по кисти, пальцы касались кожи. Душа не рвалась на части, она парила так высоко, что казалось больше никогда не спустится на землю. Сердце не разлеталось на части, а возрастало в трёхкратных размерах. Голова не переставала думать, а верно - она может решить любую непосильную задачу. - Хочешь, покажу тебе ту часть парка, о которой не все знают? - поинтересовался он, рассматривая её глаза. Оля кивнула и пошла за ним, в парк, он шёл не спеша, размеренно, наслаждаясь каждым мгновением, спина была широкая, за ней легко бы могла спрятаться Оля, а потому она чувствовала себя безопаснее, чем дома. Он показывал ей пролетающих птиц и рассказывал легенду о каждой. Казалось, что его знаниям нет предела, он говорил и говорил. Она слушала и влюблялась всё больше в каждое сказанное им слово, сама того не понимая.

***

      Наступила тихая осень, покрывая город туманами и желтизной. Миша всё ещё был с Клэр, но из-за учёбы не так часто. Он познакомил её с бабушкой и сёстрами. Она была доброй и мечтательной, в глазах всегда плясал огонёк, неудивительно, что Миша боялся отпустить её, она его грела взглядом и прикосновением. Бабушка продолжала общаться с Джоном и, вместе с внучкой всё ещё навещать его ферму. Бывало он приезжал то ли починить что-то, то ли привозил мёд. А Оля до конца лета всё время проводила с Джеффри, который, оказалось, является прекрасным музыкантом. Как-то, почти на закате, он проводил её домой и Кайлин пригласила его на чашечку холодного чая. Он болтал с бабушкой обо всём. Он был красноречив и вежлив. Миша пропитался к нему уважением, но доверия всё ещё не было. - Он слишком идеален, я ему не доверяю, - прошептал Миша на ухо Оле, а та улыбнулась и обняла брата. - Он не идеален, просто с недостатками он каждый день борется. Он пессимистичен и прямолинеен, но он такой и у него ещё миллионы недостатков.       Миша вздохнул и произнёс: - Он не плохой парень. Просто будь осторожней, когда так отдаёшься человеку, перестаёшь многое замечать.       К вечеру все собрались в дедушкином кабинете и предоставили возможность Джеффри сесть за пианино. Мелодия была тихая, как журчания ручейка, но становилась громче и превращались в водопад звуков, столь ярких, что трепетала душа. Его пальцы бегали и ласкали клавиши. Он посмотрел на Олю и мелодия стала нежной, мягкой, как ветер бегущий и ласкающий море. Закончив играть, его не избавили от восторженных взглядов и он, будто виновато опустив голову, встал рядом с Олей, уступая место Мише. Миша играл тоже хорошо и задорно, но всё отличие заключалось в том, что он играл по выученным нотам, а Джеффри играл то, что чувствовал.       Настал октябрьский день, когда туман становился плотной пеленой. Деревья стояли почти голые, ветер разносил пожелтевшую листву, клубочки пара выходили изо рта. Сосны казались уже не такими зелёными и приветливыми. Джеф остановил за руку Олю, идущую медленно домой. Оля взглянула на него, в его тёмно-зелёные глаза, понимающие и знающие будто бы всё. Он притянул её к себе и поцеловал, в первый раз за всё время. За его спокойным нравом таилось страсть, нежность, с которой он прикасался к ней, казалось улетучилась, исчезла, растворилась за этим страстным, жарким поцелуем.       Отстранившись, он, с холодной нежностью, взглянул на неё и, взяв под руку, повёл к дому так, будто не было той страсти, обуявшей его минуту назад.       К зиме Оля узнала, что Джеффри болен тромбозом глубоких вен. Она долго плакала над этим, но перечитав миллионы сайтов узнала, что множество людей с этим живут, смерть бывает в редких случаях.       Прошло два года... Совершеннолетний Миша уже поступил в колледж и жил в общежитии, так что сестры видели его раз в неделю, если повезёт. Юля отдалась полностью лошадям, а Кайлин стала чаще принимать таблетки от вечно скачущего давления, сердце стало болеть чаще и Джону пришлось жить сразу в двух домах, здесь и на своей ферме. Оля всё также была привязана к Джеффри, который приходил и играл на пианино, молча разглядывал Олю или просто целовал её так, что душа уходила в пятки. Но настал такой день, когда шестнадцатилетняя Оля, выйдя в сад в лютый февраль, закутавшись в своё пальто и скрипя сапогами по снегу, села на заледеневшую лавочку рядом с задумчивым Джефом, почти таким же, каким она его встретила больше двух лет назад, только теперь под глазами были две маленькие морщинки, щетина покрывала подбородок, а между бровями засела полоска, от частых раздумий. - Ты так молода, -произнёс он и душа сжалась, предвидя нехорошее. - И что же? - Я недавно был в больнице на обследовании, - сказал он, разглядывая тёмное небо, изо рта и носа вырывались клубки пара, - Мне сказали, что тромб оторвался и через несколько дней может осесть в сердце, преграждая путь крови, тогда я умру.       Он говорил всё совершенно спокойно, будто речь шла о потерянной книге. А сердце Оли остановилось, в глазах предательски защекотало, но она пообещала себе до последнего терпеть. - Но может же и не быть такого? - с надеждой спросила Оля. - Может и не быть, - эхом ответил он. - Сколько ещё осталось? - еле произнесла она. - Одна ночь, - он повернулся к ней и посмотрел на девушку. Оля всё поняла без слов, это последняя ночь в их жизни. Она всё объяснила бабушке и попросила разрешения побыть у него до утра. - Я боюсь тебя отпускать, - немощно произнесла бабушка, лёжа в кровати. - Бабушка, это его последняя ночь, если он сегодня умрёт, то пусть со мной.       Бабушка вздохнула и ничего не ответила, будто если бы она запретила, то Оля бы осталась.       Она была в его маленькой квартирке, забитой книгами, фортепиано стояло в углу, всё было тихо и уютно. Пока за окном бушевала вьюга и окна покрывал иней, она отдавалась ему. Всю ночь они изредка переговаривались, а что было уже говорить? Он входил в неё, каждый раз вспоминая о том, как бы было прекрасно, если бы это был не последний раз. Он чувствовал приближение смерти и целовал её с каждым разом страстнее, обнимал её крепче и, между тем, боялся хоть на секунду причинить ей боль. Утром он разбудил её и попросил уйти. - Но почему? Я хочу остаться, - молила она, укутываясь шарфом. - Пообещай мне, что выйдешь замуж и родишь детей, - посмотрел он на неё, она уже была не в силах сдерживать слёзы. - Обещай, - тряхнул он её. - Я не буду тебе обещать, - прошептала она, слёзы катились по её щекам. - Если ты мне не пообещаешь я не смогу спокойно уйти, - он был спокоен, но душа его болела так, словно каждую её часть отрезали сшивали и делали это с начало. Он поцеловал её. - Если ты не сделаешь этого для меня, то значит, я не показал тебе в полной мере, что такое счастье, - сказал он и, взглянув на неё так, что казалось мир уходит из под ног, закрыл дверь. Оля вышла на улицу села на лавку и зарыдала.       Прошло несколько часов с того момента, как глаза оказались сухими и она почувствовала, что безумно замёрзла. Так что не могла ничем пошевелить. Оля встала и постучала в дверь к Джеффри, но в ответ была тишина, она стучала долго, пока с безумным сердцебиением не повернула дверную ручку. Он не закрыл дверь, он знал, что она зайдёт первой. Она тихо зашла в его маленькую квартирку. Он лежал на кровати, бледный и немой. Врачи не могли объяснить, как он предсказал свою смерть, ведь тромб мог попасть куда угодно.       Через два месяца Оля узнала, что беременна, вскоре умерла бабушка Кайлин, похороны были светлые, распускалась на ветках сирень, во всю пели птицы, но никому из внуков не было радостно. Впервые за всё время, Миша был готов простить за всё отца, лишь бы он приехал, Юля была готова продать этот чёртов дом, а Оля больше не видела смысла ни в чём, кроме ребёнка внутри неё. Она любила его так же сильно, как и его отца. Все втроем они стояли у гроба, всем было всего ничего, а они были по горло сыты жизнью.       После всей церемонии, когда люди расходились по домам, Миша с сёстрами пешком решили пройтись к дому. - Не смей делать аборт, - сказал он, ему было восемнадцать, а выглядел он старше своих лет. - Мне кажется, она умерла из-за меня, - сухо произнесла Оля, она выплакала все глаза и там больше не было слёз. - Нет, она умерла из-за сердца, - остановила в сотый раз сестру Юля. Её, когда-то огненные волосы, стали блеклые, а кожа стала мраморной. - Не важно из-за чего она умерла, она там, с дедушкой и ей в сто раз лучше, чем нам, - сказал Миша и взглянул на свою младшую, беременную сестру. Она выглядела бледной, измученной и будто бы седой, её волосы потеряли свой золотой оттенок. - Я хочу, чтобы папа был здесь, - заплакала Оля. - Мы все хотим, - обняла её Юля. - Всё ещё будет хорошо, - успокоил сестёр Миша, вернувшись домой, Клэр помогла ему заставить сестёр выпить снотворное и уложить их спать, а сам поцеловал её и в первый раз закурил сигарету, стоя на крыльце. Сад был запущен, трава не стрижена, а Миша выпускал клубки едкого дыма, так он успокаивался и погружался в собственные мысли.