Часть 1
21 июня 2015 г. в 23:25
С резким, упругим звуком мячик взвивается высоко-высоко – я отбегаю спиной назад, подпрыгиваю и едва достаю его ракеткой. Попробуй-ка, отбей! Но нет, Кира достанет, она играет куда лучше меня. Снова резаный удар, я принимаю его с лёту. Ветер так и норовит сдвинуть растрёпанную чёлку на глаза, острые стебельки хлещут по ногам, цепляются за подол платья. Мне страшно, мне весело так, словно я на голодный желудок хлебнула добрый глоток весеннего вина. Скачет, скачет мяч солнечным зайчиком, с пронзительным свистом рассекает воздух ракетка. От дороги едва доносится гортанная кардассианская речь.
Кире подавать. Чуть откинувшись назад, она подбрасывает мяч – навылет. Кто-то из кардассианцев оборачивается в нашу сторону. Сквозь слепящие закатные лучи мне удаётся разглядеть угрюмый низкий лоб, ломаный профиль. Должно быть, телохранитель.
Кира не торопит меня. Утирая рукавом пот со лба, она вглядывается в моё лицо.
Получится? Не получится? Сейчас я должна подать как следует.
Вжих! – мяч срезается с ободка ракетки и летит, как камень, пущенный из пращи. Со слабым звоном он ударяется о броню на плече высокого поджарого кардассианца, и тот недоумённо поворачивает голову. С обветренных губ Киры глухо срывается ругательство.
Три, нет, уже четыре дисраптора направлены на меня – я невольно пригибаюсь, накрываю голову рукой. Офицер, в которого я угодила, подбрасывает мяч, не глядя ловит его в ладони. Машет мне рукой… кажется, он хочет, чтобы я подошла.
Гудящие от усталости ноги через силу повинуются мне, я невольно оглядываюсь на Киру. Она стоит по колено в траве, прижав руку к поясу брюк. Под поясом у неё нож – но чем он нам поможет против четырёх дисрапторов?
Кое-как выбираюсь на пыльную дорогу. Подбитый мною кардассианец, слегка наклонив черноволосую голову, разглядывает меня, на губах его играет насмешливая улыбка.
- Твоё? – снова подкидывает мяч.
- Моё.
Скосив глаза на значок гала, поблескивающий на броне, чуть слышно добавляю:
- Я нечаянно.
Гал коротко усмехается, на лицах охраны тоже появляются улыбки – но дисрапторы убирать никто не намерен.
- Ты здесь живёшь?
Мотаю головой:
- Я из Роканты. К подруге приехала погостить.
- А как тебя зовут?
- Лара, - я отвожу волосы от лица. – Лара Алин.
Небрежным движением он бросает мне мяч, от неожиданности я едва успеваю сжать его подрагивающими пальцами.
- А моё имя ты знаешь, Лара Алин?
Ртутно-серые глаза смотрят на меня с насмешливым прищуром. Я хочу отвести взгляд – и не могу, как примёрзла.
- Не знаю.
- Я гал Дукат, - с оттенком самодовольства произносит он.
Ох, Пророки…
Не зная, что сказать, снова бормочу:
- Я не хотела.
- Не бойся, - шершавые кончики пальцев касаются моей щеки, скользят вниз, к подбородку. – Я не собираюсь тебя наказывать. Скажи мне лучше, у тебя большая семья?
- Мама, двое братьев и сестричка. Отец… отец в лагере.
- Нелегко вам, должно быть, приходится, - гал Дукат сочувственно качает головой. – Я знаю, в Роканте сейчас перебои с продовольствием.
Пожимаю плечами:
- А где их нет?
- Какая ты худенькая, бледная, - прохладная ладонь накрывает мои пальцы. Я инстинктивно отступаю назад, но гал Дукат не выпускает мою руку. – Скажи, как у тебя с арифметикой?
Такого вопроса трудно было ожидать. Я развожу руками:
- Учителя в школе хвалили.
- Я сейчас заканчиваю инспекцию Дахкура. Поедем со мной? Поможешь мне с отчётами справиться. А я тебя награжу за это, тебе не придётся больше голодать.
И что мне ему ответить? «Мне мама не разрешает к незнакомым кардассианцам во флаер садиться»?
А за спиной у него, между прочим, четыре охранника. С дисрапторами.
- Если не хочешь, не надо, - мягко говорит Дукат. – Я просто хочу тебе добра.
Ага, верю, как же. Сегодня я откажу, а завтра меня в лагерь отправят?
Сглотнув, я киваю:
- Я помогу вам с отчётами.
- И прекрасно, - в серых глазах вспыхивают искорки. – Идём.
Изящная стальная птица заставляет меня восхищённо вздохнуть. Красота-то какая!
- Прошу, - сильные руки обхватывают меня за талию, подсаживая в кабину. – Ты можешь сесть рядом со мной, Алин. Или мне следует называть тебя Лара?
- Лучше Лара, - цежу я, не глядя ему в лицо. – Мы с вами всё-таки полчаса знакомы.
- Как тебе будет удобно, - безмятежно говорит Дукат, придвигаясь к пульту управления. – Готовься, мы взлетаем.
Устроившись с ногами на подоконнике, я склоняюсь над паддом. Шрифт очень мелкий, а я опять забыла, как его менять – не спрашивать же Дуката в третий раз.
Последние солнечные лучики рассыпаются по стёклышкам витража. Похоже, раньше здесь был храм: разноцветные узоры складываются в изображение Сферы, на гобелене вытканы слова из книги Кай Сумара.
«Если есть свет в сердце твоём, не бойся ночной тьмы, ибо пребудут с тобой Пророки в радости и горести…» Дальше не разобрать: кто-то опалил гобелен дисраптором.
- Всё считаешь? – за спиной Дуката гулко хлопает дверь. Здесь очень сильный сквозняк, по ногам так и бьёт.
- Я почти закончила, гал.
- Ну и прекрасно, - он опускается на подоконник рядом со мной. – Ты уже поужинала?
- Да, спасибо, - я опускаю взгляд, чувствуя, как щёки заливает краска досады. Я не хочу принимать кардассианские подачки, но хаспарат пахнул так вкусно… Две порции смела – и совесть меня не остановила.
- Тебе сколько лет? – тихо спрашивает Дукат. Его ладонь легонько поглаживает моё плечо. Это не противно, это даже приятно.
- Семнадцать. А зачем вам?
- Так просто, - сухие губы касаются моей щеки. – Почему ты дрожишь? Я не сделаю тебе больно.
Хорошенький вопрос – почему. Откуда мне знать, что он со мной сделает, у меня никогда ничего не было с кардассианцами… И с баджорцами тоже, если совсем честно.
Руки Дуката неспешно стягивают с моих плеч тонкую ткань платья, губы, мазнув по подбородку, прихватывают кожу на шее, и от касаний влажного языка меня снова прошибает дрожь – это уже не страх.
- Я бы тобой долго-долго любовался, - шёпот окутывает, обволакивает невесомой пеленой тепла. – На тебя можно смотреть, как на лакатские статуи…
Пророки, никто и никогда не говорил мне таких слов. Никто не называл меня красивой, даже Мур, который признавался мне в любви и таскал мне корзинами веклаву.
Лёгкими, дразнящими движениями ладони Дуката скользят по моему телу, горячие губы прижимаются к коже. На мне уже нет ни лоскута одежды, но мне ни капельки не стыдно, я вижу ошеломляющий восторг в его глазах, и мне хочется ещё, ещё…
Я вскрикиваю, наверное, больше от неожиданности, чем от боли, принимая его, но сильные пальцы успокаивающе поглаживают мой затылок.
- Будет легче, - выдыхает он. – Сейчас.
Я сжимаю ладони на его плечах, подчиняясь размеренному ритму движений. На смену боли и неловкости мягко, волна за волной накатывает томительное удовольствие. Зажмурившись, прижавшись лбом к плечу Дуката, я стискиваю его так сильно, как только могу, и едва чувствую горячую влагу под веками.
Пальцы Дуката расслабленно перебирают мои волосы, рассыпавшиеся по плечам.
- Такое богатство грешно прятать. Не закалывай их, ладно? Я закажу для тебя на Кардассии серебряный ободок с кристаллами. Он тонкий и лёгкий, тебе будет очень к лицу.
- Вы же улетите, - шепчу я в подушку. – Вы вернётесь на Терок Нор.
- Я возьму тебя с собой, - сонно выдыхает Дукат.
- Разве так можно?
- А кто вправе мне указывать? – хмыкает он. – К тебе будут относиться со всем надлежащим уважением. Тебе там будет намного лучше, чем на Баджоре.
Как же мне хочется верить ему. Мне кажется сейчас, будто всю жизнь я провела в тени, в прохладе – и вдруг солнце брызнуло мне в глаза ослепительными каплями.
Я не хочу терять Дуката. Но разве можно потерять то, что тебе не принадлежит?
Ветер бьёт в лицо холодной струёй, я плотнее стягиваю на груди концы шарфа. Подарок Дуката… Я сначала хотела отказаться, но он так взглянул на меня, что я без дальнейших пререканий повязала шёлковый лоскут на шею.
- Здорово, правда? – он оборачивается ко мне, перекрикивая свист ветра и шум мотора. Я киваю. Вчера мы летели низко-низко, прямо над дорогой, а сейчас внизу расстилаются зелёные лоскуты полей, лесов, синие, как само небо, озёра.
- Ты когда-нибудь летала так высоко?
Кто взлетел высоко, тому и низко падать… Подумав, я озвучиваю эту мысль Дукату. Запрокинув голову, он звонко, заразительно смеётся.
- Если придётся падать – так тому и быть. Но пока я не вижу того, кто мог бы меня свалить.
- Ты не мог бы повернуть чуть правее?
Дукат не слышит, и я прикладываю руки рупором ко рту, ещё раз прошу о том же.
- Зачем – правее? – он недоуменно поворачивает голову. Ветер треплет его густые чёрные пряди, на месте строгой зализанной причёски уже давно остался буйный вихрь.
- Хочу посмотреть, что там.
- Там бараки для рабочих. Какой смысл на них смотреть?
- На всякий случай, - пожимаю плечами. – Чтобы не забыть, во что превратился Баджор.
Серые глаза из-под надбровных гребней хмуро, сурово смотрят на меня. Я не отвожу взгляда.
- Я не намерен обсуждать с тобой политические вопросы, - цедит он. – Но баджорцам не мешало бы проявлять хоть немного благодарности за всё, что мы для них сделали.
За разграбленные недра? За выжженные поля? За тысячи смертей?
В какой параллельной Вселенной живут кардассианцы, если они требуют от нас благодарности?
Флаер плавно идёт на снижение. Пальцы Дуката успокаивающе гладят мою ладонь.
- Сегодня я заканчиваю инспекцию, утром мы улетаем на Терок Нор. Будь готова.
Похоже, для офицеров из местной администрации проводы префекта – воистину праздник: с проверкой покончено, можно снова творить всё, что хочется. На напитки для прощальных посиделок они не поскупились, и начальник вряд ли хоть раз за вечер задумался о соблюдении меры. Во всяком случае, на ногах он стоит нетвёрдо.
- Лара, помоги мне с бронёй, пожалуйста. Сними её с меня, - выдыхает он, опускаясь на кровать. Я присаживаюсь рядом с ним, осторожно освобождаю его плечи от тяжёлых пластин.
- Как хорошо… Полежи со мной.
- Дукат, - осторожно выбираюсь из-под его руки, - вообще-то, не мешало бы и сапоги снять.
Он пытается привстать – и я обхватываю его поперёк талии, не давая свалиться на пол.
- Дай-ка я сама. Не дёргайся.
Сапоги я убираю под кровать, достаю из шкафа плотный шерстяной плед. Кардассианцам ведь очень вреден холод.
- Спасибо, - сонно бормочет Дукат, потираясь щекой о мягкую ткань. – Что бы я без тебя делал…
Я сижу на краю кровати, чуть соприкасаясь с ним пальцами. Я жду, пока его дыхание станет ровным и размеренным, а ресницы перестанут вздрагивать: это будет значить, что снотворный порошок подействовал.
Как я всё рассчитала! От отскока мяча до белой щепотки, всыпанной в бутыль канара. Шакаар гордился бы мной, хотя он очень отговаривал меня от этой затеи. Но у меня всё получилось – осталось только добраться до компьютера и перебросить ребятам файлы кардассианского командования. Пусть Шакаар сам решает, как их взламывать.
А те ли это, собственно, файлы? Уж больно легко мне удалось до них добраться.
Ну ладно, наш командир разберётся. А мне пора ноги уносить, пока Дукат не проснулся.
Набросив плащ, я подхожу к двери, и мой взгляд прикипает к металлическому стволу дисраптора, забытого Дукатом на кресле.
Говорите, некому свалить вас, господин префект?
Тяжёлая рукоять обдаёт мою ладонь холодом, я устраиваю палец на спусковой кнопке.
Это вам за Галитеп. За голод. За то, что превратили нас в скотов, вымаливающих крохи пищи.
Я ведь не буду медлить, правда?
Шумно потянув носом, Дукат поворачивается на бок, устраивая ладонь под щёку. Уголки жёстких губ подрагивают, словно ему снится что-то очень приятное.
Дисраптор тянет мою руку вниз, локоть ходит ходуном. Что, убивать сонного подло? Ну так я тебя сейчас разбужу.
Размахнувшись свободной рукой, я отвешиваю Дукату пощёчину. Дёрнувшись, он вскидывает голову и расширенными от изумления глазами смотрит на оружие перед своим лицом.
- Лара?..
- Я самая, - выдыхаю сквозь зубы. – Я убью тебя. Сейчас. И я хочу, чтобы ты знал, почему умираешь.
Страх в тёмных зрачках сменяется гневом, но и он выцветает, уступая место сонной усталости.
- Честно говоря, мне это не очень интересно, - Дукат прикрывает зевок ладонью. – Хочешь стрелять – стреляй, но давай обойдёмся без пропагандистских бесед.
- Не получится без бесед, - в висках у меня закипает злоба. – Хватит, накомандовался.
Кардассианец пожимает плечами:
- А я думал, я тебе нравлюсь.
- А вот это уже не имеет никакого значения.
Кнопка жжёт мой палец. Зажмурив глаза, я с силой вдавливаю её.
Щелчок – и ничего.
Закинув руки за голову, с силой потягиваясь, Дукат поднимается с кровати.
- Я буду тебе признателен, если ты положишь подарок для моего сына на место. Такую точную модель дисраптора нелегко было найти.
Моя ладонь разжимается, я опускаю игрушку на кресло.
Что ж. Я хотя бы успела файлы отправить.
- Охрану ко мне в комнату, - командует префект по коммуникатору и растерянно переминается с ноги на ногу: босиком на голом полу холодно. – Лара, а куда ты поставила мои сапоги?
Подол платья намок от росы, я машинально стряхиваю с него травинки. Кардассианцы не торопятся, командир то и дело протирает заспанные глаза. Алой полоской у горизонта разгорается солнечное пламя.
Что ж, наверное, так лучше всего. Пророки у врат Небесного Храма будут знать, что на моих руках нет крови.
Вот только колени всё равно трясутся, и я на каждом шагу спотыкаюсь.
- Ну, хорош, что ли, - командир оглядывается. – Какой смысл далеко уходить? Давайте здесь.
Кардассианцы вскидывают винтовки, и я поднимаю взгляд к небу, чтобы не видеть их. И чтобы не выкатились из глаз колючие слезинки.
Я представляю рядом с собой маму, Шакаара, худенькую, не по годам серьёзную Киру, насмешников Фьюрела и Лупазу…
- По приказу гал Дуката, префекта планеты Баджор, командующего войсками Кардассии на космической станции Терок Нор, приводится в исполнение приговор Ларе Алин за покушение на жизнь государственного деятеля.
Мне страшно. Я хочу домой.
Надеюсь, хоть что-то полезное Шакаар в моих файлах найдёт?
Винтовки щёлкают. Я ойкаю, вздрагивая всем телом. Почему-то мне совсем не больно, только под грудью закололо.
И вспышки я не видела…
- Свободна, - ухмыляется командир. – Приказ выполнен.
Как – выполнен?!
Растерянно переступаю с ноги на ногу:
- И вы не будете меня расстреливать?
- Мы тебя уже расстреляли. Незаряженными винтовками, как распорядился гал Дукат.
Я недоумевающе смотрю на кардассианца – и меня пробивает дикий, истеричный смех. Слёзы текут по щекам, я уже не пытаюсь их сдержать.
Кто-нибудь любит кардассианский юмор?
- Да, вот ещё, - командир протягивает мне какой-то круглый предмет, запакованный в плёнку. – Велено передать. Пошли, ребята.
Солдаты уходят, топча высокую траву. Им больше нет до меня дела.
Непослушными пальцами я разворачиваю плёнку. И опускаюсь прямо на пыльную землю, ещё не прогретую солнцем.
У меня в руках – кардассианский серебристый ободок с прозрачными кристалликами.