не в цветном, а черно-белом

Я хочу тебе присниться не в цветном, а черно-белом сне, птица.

Если Анимус был небом: сквозным, ясным, далеким, — Клэй оказался бы облаком, застрявшим посередине, где-то между стеклянной перегородкой реальности и вязкой топью виртуальности. Но Анимус — не небо, а черно-белое пространство, простое, как пять центов. Шаг в белую из черной — смерть. Светлое выжжет из головы сознание, бессознательное, любой образ и копию, или что там у тебя осталось. Шаг назад — в черное, в буфер обмена, на необитаемый остров. Море из синих осколков омывает берега подсознания Майлса. Его мозг сейчас работает вдвое мощнее, его подсознание открыло дверь единственной лазейке, его мысли бьются и кричат бесполезными чайками. Выпусти меня отсюда, выпусти. Но Дезмонд — молчит, как небо, как море из призм, как огромные валуны. Если его рот раздвинуть — он закричит. И черви посыпаются. Белые строчки кода переплетаются на черном экране компьютера; черные тараканы символов, пикселей, обломков мыслей скапливаются на белой тарелке системы несмываемой грязью. Если код плохой, код нужно стереть, переписать, обновить. Белый океан — на черном прибрежном песке. Клэй пробует донести до Дезмонда, этого мальчишки с подбитым крылом и разбитым миллионом осколков сознанием, идею, что где-то океан закончится, выльется за край плоского диска Земли, соль с кожи испарится, и, он, скорей всего, проснется. Он очнется. Откроет слипшийся рот. Взлетит. Но в стеклянном белом небе — черные облака-капканы. Дезмонд, он толковый, он высоко летит, сумев одолеть побочный эффект, скальпелем врезающимся в подкорку. Силуэты, павшие города, гул доспехов, тяжелый стук копыт — если это не было таким реальным, Клэй, скорей всего, тоже справился. Но черный капкан захлопнулся. Дезмонд тянет руки вверх, мажет по белесому небу, они у него — деревья, обвивают ветвями неуютность серого пространства черной комнаты, корни пускает и скоро система поймет, что здесь присутствует вирус жизни. Если Анимус был бы сном — то черно-белым. Белое небо, белый океан, белый Дезмонд. Качмарек берет его ладонь, сжимает белую птичью лапку, он садится рядом, орошая черный бархат песка мраморными коленями. Клэй показывает куда-то вверх, в небо, просит научить его летать, чтобы он смог. Но Дезмонда приходится спасать, Майлс бледными ногтями цепляется за него, и, оказывается, что кровь — тоже бела. Черный Клэй, мальчик без крыльев, птенец со свернутой шеей, истекает белой кровью на отбеленном небе, пока система рвет когтями падаль его останков. Черное мясо — на белоснежных костях. Пой свою песню, просит он у Дезмонда, на сверкнувшей ромбом грани прозрачного неба, и лети, куда хочешь. Черный капкан распался, белое море накрывает Дезмонда с головой. Дезмонда выкидывает на берег реальности. Черное — стерто. в небе стеклянном нету капканов;