Бедный Германн, или Удар императора

Весь день Германн бродил по Петербургу, не разбирая дороги. Мысли его занимала тайна трех карт, унесенная старой графиней в могилу. Проклятье, он ведь и не думал стрелять в старуху! Отчего же удар хватил ее, когда Германн был в двух шагах от богатства, почета и власти? В единочасье его мечты рассеялись в дым... Вернувшись домой, Германн бросился на кровать в надежде забыться, но напрасно: воображение его было взволновано. Попеременно ему представлялись то страшное лицо мертвой графини, то милая черноволосая головка ее воспитанницы Лизаветы Ивановны, любившей его и обманутой им ради денег. Смутные образы вертелись в его голове; он уже начал впадать в дремоту, но знакомое чувство разбудило его. По комнате Германна потянуло холодом, хоть двери и окна были закрыты. Не отворяя двери, в комнату тихо просочился призрак мужчины средних лет в черной мантии и короне магистра Мальтийского ордена на пудреном парике. Тень привычно скользнула по комнате и уселась (если подобное слово уместно по отношению к призраку) на стул возле изголовья Германна. – Вы чем-то взволнованы, молодой человек, – обратился призрак к Германну. – Пустое... – Германн присел и, желая перевести разговор, заметил: – А вы, Ваше Величество, сегодня при полном параде? – Да, – довольно оглядел себя призрак, – вспомнил прошлое, как был я магистром Мальтийского ордена... Не все же для юнцов наряжаться, как вы думаете? Германн был знаком с призраком императора Павла еще с той поры, как он шестнадцатилетним юношей поступил в Инженерное училище. В первый же вечер после занятий Германн, всегда имевший нелюдимый нрав, отстал от группы учеников и заблудился в Инженерном замке. Только из гордости не крича, юноша бежал по коридорам, пока не выдохся и не перешел на шаг. И внезапно, свернув за угол, почувствовал, что ему в грудь уперся... стальной клинок. – Кто таков, молодой человек? От страха у Германна перехватило дыхание – сейчас он охотно позвал бы на помощь кого угодно, не боясь показаться трусом, но не мог выдавить из себя ни звука. – Отвечайте, юноша! Вы перед императором! Теперь Германн отчетливо видел едва вырисовывавшуюся из темноты человеческую фигуру – призрак в упор глядел на него, не убирая от груди юноши полупрозрачной шпаги. Как две капли воды он напоминал портрет императора Павла, скончавшегося апоплексическим ударом (или, по слухам, убитого?..) в этих самых стенах тридцать лет назад. – Воспитанник Инженерного училища Германн, Ваше Величество! – звонким от страха голосом прокричал Германн, едва не прибавив: «Помогите!» или даже постыдное: «Мамочка!..». – То-то же, – призрак отвел клинок и вложил шпагу в ножны, глядя на Германна с уважением. – Не побоялись, молодой человек. Истинно рыцарская храбрость! А ведь много юношей и постарше вашего визжали, словно крестьянские девки, или же лишались чувств подобно барышням. Да что говорить, иные преподаватели... Большое будущее у вас, юноша. Как, бишь, ваша фамилия, знакома ли она мне?.. Не имевший друзей Германн часто видался с призраком Павла, а когда молодой инженер окончил училище и поселился в отдельной квартире неподалеку от замка, покойный император сам стал наносить ему визиты. Со временем Германн привык к этому; общество привидения даже стало для него предпочтительнее круга его живых приятелей-гусар. В отличие от тех офицеров, призрак действительно проявлял живое участие к делам и мыслям Германна. Павел по-прежнему покровительственно называл его «юноша» или «молодой человек» и втайне, по-видимому, гордился тем, что наставляет на путь истинный молодого рыцаря. Вот и теперь призрак завел разговор о новых учениках Инженерного замка, заметив, что ныне «не те юноши, что раньше, куда исчезла их рыцарская храбрость?». – Однако я ручаюсь, Германн, что вы не слушаете меня, – прервался император. – Простить это я могу при одном лишь условии. Вы влюблены и думаете о своей прекрасной даме? – Да, – неожиданно для самого себя солгал Германн, вспомнив о Лизавете Ивановне. – Я люблю замечательную девушку и желал бы жениться на ней, но у меня недостаточно денег, чтобы обеспечить ей и мне безбедную жизнь. Бедняжка была воспитанницей недавно почившей графини ***... – Помню, – поморщился Павел, – помню ее, графиня была фрейлиной при дворе моей матери... Ну что ж, молодой человек, я думаю, вам следует жениться на своей любезной. У вас, как я говорил, большое будущее, вы вполне сможете обеспечить свою семью всем необходимым... Да поспешите: бедной девушке сейчас наверняка приходится трудно. – Благодарю вас, Ваше Величество, – машинально ответил Германн, – я буду честно работать и обеспечу нам с Лизанькой жизнь в достатке... Удовлетворенный таким ответом Павел с царственным видом кивнул – быть может, когда-то таким жестом он давал понять просителю, что аудиенция окончена, – и выскользнул из комнаты. Германн потер лоб, собираясь с мыслями: странно, он не мог поведать призраку, что желал узнать у старухи три карты – так глубоко в нем укоренилась эта тайна!.. Снова будто бы ветерок пробежал по комнате; Германн ожидал, что вернется император, однако на этот раз в комнату просочилась... старая графиня. Молодого человека пробил холодный пот; его пугало не само явление призрака, но то, что графиня непременно пришла отомстить ему. Германн упал на кровать и зажал уши руками, но громовой голос графини Анны Федотовны продолжал звучать в его голове: – Я пришла к тебе против своей воли, но мне велено исполнить твою просьбу. Тройка, семерка и туз выиграют тебе сряду... Прощаю тебе мою смерть, с тем, чтоб ты женился на Лизавете Ивановне... Германн уже не слышал ухода графини. От чрезвычайного напряжения нервов он впал в беспамятство, но и в бреду проносились перед ним три карты: "Тройка. Семерка. Туз...". Три карты заслонили для Германна целый свет. Он забыл о службе, собрал все свои сбережения – сорок семь тысяч, накопленные им прежде с таким усердием, – и приехал на вечер к знаменитому игроку Чекалинскому. Словно в бреду или опьянении, он вошел в модную залу, кивнул приветствовавшим его гусарам. Вероятно, это были его знакомые, но Германн не узнавал их – все связанное с прежней жизнью более не волновало его. Один из них объявил Германну о помолвке некой Лизаветы Ивановны с сыном управляющего покойной графини – будто это могло иметь для него какое-то значение!.. Как Германн ни старался, он не смог припомнить знакомой ему дамы с таким именем, и потому попросту ответил, что рад за жениха и невесту. Какое дело ему было до чьей-то помолвки, когда он был в шаге от богатства?.. – Позвольте поставить карту, – обратился он к хозяину, когда тот объявил начало новой тальи. Ропот пробежал над толпой собравшихся, когда гости увидели сумму, поставленную Германном. – Сорок семь тысяч? – С ума сошел! – Что с тобой, Германн?.. Невозмутимый Чекалинский, не поведя и бровью, начал метать. Выпала тройка. Чувствуя себя Наполеоном на Аркольском мосту, Германн удвоил ставку на следующую карту. Он не видел больше ничего, кроме мелко подрагивающих пальцев банкомета, мечущих карты направо! налево! опять направо! Семерка! Германн, не слыша восторженного шума гостей, снял с колоды карту, накрыл ее кипой ассигнаций и на миг отвернулся, чтобы взять бокал шампанского у официанта. Чекалинский, бледный, словно мел, которым игроки записывали свои ставки, принялся метать карты. Направо легла дама, налево – туз. Германн с деланным равнодушием допил бокал и нарочито медленно, словно не беспокоясь о исходе тальи, приподнял свою карту. Но все же расстроенные нервы давали знать о себе: в предвкушении выигрыша Германн почувствовал, как по его спине пробежал холод... Нет, не обычная нервная дрожь, а отчетливый холод стали жег его спину сквозь мундир. Клинок шпаги метил ему в самое сердце. – Можете даже не открывать карту, молодой человек, – прозвучал над ухом знакомый шепот, – вы обдернулись, там пиковая дама. Вот о чем вы говорили, имея в виду честный труд, не так ли – о картах?.. Возлюбленную, о которой вы рассказывали мне, вы предпочли переменчивой фортуне. Кристальная рыцарская честность... Я в вас ошибался. Острие павловской шпаги проткнуло Германна насквозь. ...Молодого инженера, умершего сердечным ударом в самый миг своего проигрыша, поспешно увезли из дома Чекалинского, а игроки продолжили прерванную талью.