Об алых парусах и битве при Ватерлоо

Январь 2009 Телефонный звонок застает Ауру по уши в грязи, с головой зарывшимся в огромные кадки с лилиями. Несмотря на то, что он уже давно переступил должность обыкновенного флориста, любовь и привычка полностью обкладываться цветами осталась — именно это отчасти можно назвать ключом к успеху лучшего работника одного из самых дорогих флористических салонов Сеула. Ну и безотчетную симпатию к птицам со стороны людей, конечно. Телефонный звонок. Из сухих вещей на Кыни только челка, да и та подозрительно темнеет оттенком от постоянной влаги — он искренне радуется, что уже давно имеет собственную «мастерскую» в салоне. -Привет, Аура, - голос в трубке как всегда спокойный и дружелюбный. - Не отвлекаю? Я по делу. Кыни, держащий мобильник едва ли не в зубах, что-то одобрительно мычит и пытается выпутаться от сплетенных между собой цветов. Чонсу на том конце провода услужливо терпит пару минут и, дождавшись, пока Аура придет в профпригодное состояние, продолжает: -У нас тут вопрос не то чтобы проблемного, но довольно интимного характера. Хёкчэ нарисовал какую-то очередную штуку и уже минут двадцать бубнит, что ему нужно встретиться с кем-то из Кансогу и разрулить это дело. Я пытался дать ему телефон, чтобы он позвонил сам, но он пнул меня и прогнал веником. Чонсу вздыхает, Аура пытается прикинуться в корне порядочным и не ржать. Он, конечно, и раньше предполагал, что веселенький прорицатель с Севера способен на экстраординарные поступки, но гонять веником главу семьи — увольте. Чонсу настроение Кыни неплохо чувствует, но делать замечание не спешит. У того свои тараканы. -Почему именно Кансогу? Чонсу закатывает глаза — энный по счету типичный вопрос любой птицы. Почему именно я, почему именно мы, как откосить и как умудриться не огрести за это дело. -Ты сам у него спроси. Если, конечно, не получишь прежде веником по какому-нибудь нелицеприятному месту. Ты на работе? -Вроде как, - неопределенно мычит Аура и ловит себя на мысли, что совершенно не желает ничем заниматься — тем более, разбирать птичьи каракули, накорябанные правым мизинцем левой ноги в кромешной темноте. А надо — судя по всему. - Ну подкатывайте, что ли... Можно сразу домой — там Сансу. И дорогу вы знаете. Чонсу выдерживает паузу секунд в тридцать. -Нет, это хреновая идея. В прошлый раз Усан изрисовал покемонами весь альбом Хёкчэ, и тот клятвенно божился ему отомстить, но в итоге я просто заимел изгаженную в две руки с фломастерами белую куртку. Я дорогу в салон знаю — объясню Хёкчэ. Ауре ничего не остается, кроме как согласно кивнуть, забыв, что Чонсу не может его видеть, и отключить вызов, с тоской размышляя, что при всей своей довольно развитой способности он никогда не умел видеть скрытого смысла в изобразительном искусстве. И нескрытого — тоже. О том факте, что Хёкчэ все-таки удачно сумел найти дорогу, Аура узнает даже не по изменениям энергетического пола, а по воплям из главного зала — тот явно пытается сразу прошмыгнуть в мастерскую Кыни, а девушка на ресепшен упирается, заявляя, что все заказы принимаются у специальных сотрудников. Хёкчэ быстро теряет терпение и требует позвать администратора — спустя минуты две в зале появляется безукоризненно одетый и улыбающийся Чонхун, и девушка покорно замолкает. -Что-то случилось? - спрашивает он будничным тоном, провожая Хёкчэ в мастерскую Ауры. Тот, роясь в сумке, пожимает плечами. -Визит дружеской вежливости, - отвечает весело, переступая порог и приветливо кивая Ауре, которого из-за обилия цветов и разного материала для украшений видно смутно. - Кстати, ты бы тоже остался — чем больше народу, тем больше шансов понять, что я нарисовал. Практика показывает. Хёкчэ проходит к одному из столов и, осторожно сдвинув в одну сторону лежащие на нем бумаги, достает ворох своих. Аура с интересом заглядывает ему через плечо, а Чонхун держится в стороне: не царское это дело — любопытством страдать. -Практика? - с сомнением спрашивает Аура, а Хёкчэ усмехается. -Ну да. В прошлый раз мы всей семьей три часа пытались разгадать графику на тетрадном листе. Оказалось, я просто нарисовал, что на следующий день в строительной фирме в Содэмунгу накроется компьютерный сервер. Но здесь все будет проще — картинка абсолютно нормальная, и мне от вас нужно только узнать, где это находится. Хёкчэ долго роется в стопке исписанной и разрисованной хаотическими изображениями бумаги и в конце концов выуживает сложенный пополам лист формата А4. Протягивает Ауре. Изображение — совершенно четкий и реалистичный городской пейзаж без единой человеческой души. -Что это? - хмуро интересуется Аура, вертя лист в пальцах и даже заглядывая на него с обратной стороны. Хёкчэ нетерпеливо фыркает. -Это я у тебя должен спросить, - отвечает. - Это ведь в Кансогу? -Ну так-то да, - тянет Кыни, задумчиво рассматривая не очень высокое здание и квадрат небольшого двора перед ним. - Школа, около которой я впервые встретил свою веселую парочку. Исключительно интересно. Кыни протягивает лист застывшему где-то около порога неподвижному Чонхуну, и тому хватает одного только взгляда, чтобы оценить рисунок. -Три квартала от нашего дома, - определяет он безошибочно, а Аура согласно кивает. Чонхун ненавязчиво окидывает взглядом Хёкчэ и улыбается — тонко и безлико, словно просто смыв с лица одну из неустойчивых, как вода, масок. Тому становится слегка неуютно, но Аура тут же смешивает все карты, сосредоточенно рассматривая стопку рисунков и указывая пальцем на один из них. -Покажи вот этот, - заявляет требовательно, - У двух рисунков ауры повязаны — яркие, зараза. Не дай астрал скоро к окулисту с этими вашими приколами придется идти. Хёкчэ вытягивает требуемый файл и сам с порядочным интересом принимается его рассматривать — ввиду огромного количества рисунков он нечасто запоминает их все, и уж явно нечасто способен определить, связаны ли какие-нибудь изображения между собой. Аура с его «истинным» зрением видит парные рисунки на раз-два. На листе — схематический черно-белый портрет растрепанного молодого человека, улыбающегося весьма нагло и развязно. Аура задумчиво сминает уголок рисунка. -А разукрасить — нет? - спрашивает туманно, а Хёкчэ мотает головой. Мол, если не привиделись цвета, тут уж ничего не сделаешь. Впрочем, через минуту он уже вовсю роется в ауровском письменном столе в поисках какой-то очередной канцелярской дряни. -Если только вот так, - и в хаотическом беспорядке расчерчивает весь лист красной гелевой ручкой. Кыни одобрительно склоняет набок голову. -Я только одного не понимаю — и чего мы должны с этим делать? - от вопроса Ауры так и тянет риторикой изо всех щелей. За его спиной от стены отлепляется Чонхун и поправляет манжеты на рубашке. -Следить, - говорит он просто, глядя в сторону. - Там на табло, которое над входом в школу находится, кроме температуры воздуха указана ещё и дата. Аура напрягается, Хёкчэ с интересом снова сует нос в собственный рисунок. - … Сегодняшняя дата, - спокойно заканчивает Чонхун, пытаясь словить свое отражение в зеркале. Аура фыркает — ему всегда было занятно следить за поведением Чонхуна перед зеркалами и гадать, он от рождения такой или его птица постаралась? -Мы забираем, - больше утвердительно, чем вопросительно говорит Аура, складывая в друг в друга оба рисунка и передавая их Чонхуну. Хёкчэ кивает. -Смотрите только не опоздайте, - предупреждает он напоследок, уже выходя из мастерской. - У меня далеко не на все рисунки появляется желание мчаться через весь город и отдавать их в добрые-заботливые руки, чтобы кто-нибудь с ними разобрался. Зимой в Сеуле темнеет очень рано. Выскочив из салона, Аура на ходу натягивает куртку и только с третьего раза попадает в телефоне на нужный контакт. -Встречаемся через полчаса у здания твоей школы, - сообщает он в трубку без приветствия и тут же сбрасывает вызов, прекрасно зная, что сейчас начнутся вопли, скандалы и одностороннее битье посуды. Сзади в сопровождении звука тонких китайских колокольчиков хлопает дверь запасного выхода для сотрудников салона, и рядом с Кыни обнаруживается меланхолично щурящийся на темнеющее небо Чонхун. -Птица, - отвечает Аура на невысказанный вопрос, и Чонхун скашивает на него вежливо-удивленный взгляд. Больше для проформы. - Я чувствую зарождение нового энергетического поля. Чонхун все так же молча кивает и, убрав мерзнущие руки в карманы длинного пальто, направляется по привычной дороге к дому — если идти по ней и на середине свернуть направо в смешение кварталов, можно наикратчайшим путем попасть к зданию усановской школы. -Красный. Аура не знает, к чему вообще относятся все фразы, которые он сказал за последние полчаса, но Чонхун понимающе улыбается, идя ровно на шаг впереди. -У Усана уже смена началась, - говорит он словно бы между прочим. - И у Сынхёна — тоже. Кыни страдальчески поднимает глаза к небу, но упирается взглядом только в край крыши какого-то дома, откуда на него незамедлительно прилетает кусок серо-грязного сеульского снега. -Я убью тебя, лодочник, - напевает себе под нос Сансу, с явным раздражением пиная ни в чем неповинный асфальт и не глядя, куда он вообще идет. - Я убью тебя, лодочник... После звонка Ауры, заставшего его уже на половине пути к «Джестерсу», у Усана была гнусная мыслишка плюнуть на поручение о встрече, несмотря на порядочное волнение в голосе Кыни. И Усан, собственно, почти плюнул, пока от всей души не впечатался в лужу раскисшего снега и не решил, что сейчас же вернется обратно и отомстит Чонхуну за его паршивую стихию. Сансу свято верит, что это Чонхун виноват в том, что Сеул медленно превращается в зимний филиал подземной канализации. Уже оказавшись снова на территории Кансогу, Усан замедляет шаг и идет, опустив взгляд вниз; идет так минут пятнадцать, зная, что ноги сами приведут его в нужное место, пока, резко завернув за угол, не сталкивается с кем-то, идущим прямо навстречу ему. Получает якобы «случайный» тычок локтем под ребра и подскакивает на месте. Перед ним стоит Ухён. -Эй ты, - задиристо информирует Сансу, недвусмысленно указывая пальцем куда-то в район кончика носа Ухёна. Тот добросовестно собирает глазки в кучку и пытается разглядеть оный. -Эй я, - соглашается подозрительно спокойно, и Усан сдувается, как гелиевый шарик, видя, что Ухён противопоставлять ему ничего не собирается. И вообще выглядит как-то слишком умиротворенно. -Что ты здесь делаешь? - Усан обходит Ухёна по кругу и скрещивает руки на груди. - Ищешь место для парковки? -Ага, - радостно соглашается Ухён, вспыхивая счастливой улыбкой, в которой только бывалый человек (читай: птица) способен разглядеть вселенский подъеб. - В витрину флористического салона уже припарковался, вот ищу, где бы место поудобнее было. Ужасно некомфортабельный у вас район, чувак. Усан мило улыбается. На грани «ща переебу». -Да ла-а-адно, - тянет он легкомысленно, быстро остывая и уже воспринимая встречу с Ухёном как нечто, предначертанное свыше. А то, что предначертано свыше, крайне не любит игнорирования себя любимого. - Так чего ты тут забыл? Ваши демоны создали коалицию с нашими демонами и планируют перевести её в статус анклава? -О да, - Ухён хищно скалится и элегически вращает глазами. - Они создали Антанту, Священный союз и ООН и засели в Ватикане, чтобы провести Венский конгресс. Усан притормаживает. Ухён с совершенным спокойствием на лице изучает его взглядом. -Поверил? - Интересуется ровно. -... Почти. Просто до этого они ограничивались созданием Троянского коня, стоянием на реке Угре и пропагандой лейбористской партии. Оба с секунду стоят неподвижно, а потом синхронно уходят в эстетическое подобие фейспалма, осторожно прикрывая ладонями глаза. -Меня Сонгю-хён прислал, - говорит Ухён глухо. - Сказал, что тут будет бумшакалака, чтобы я развеялся, перестал доебывать Тону и катать по коридору эту тризлоебучую железную вазу. -А. - Усан. Глубокомысленно. - Ну пошли. -Ты знаешь, куда идти? Сансу передергивается от забирающегося под рукава холода и трет холодный кончик носа. -Аура паникует, - отвечает таинственно, поводя плечами. - Поэтому мы идем в мою любимую школу, давшую мне неисчерпаемые бесполезные знания и наставившую меня на путь истинный... Ухён отворачивается и, старательно маскируясь под кашель, ржет в вязаную перчатку. Перчатки у него объемные, пушистые и разноцветные — Сансу тихо завидует и мысленно клянется, что завтра же обойдет все магазины и отыщет варежки длиной до локтя, которые при желании можно использовать как шарф. Или — как удавку. Усан разворачивается и указывает на ближайший поворот — там, через пару кварталов, и назначена встреча. Ухён идет рядом, с наигранным интересом оглядываясь по сторонам — подрабатывая в такси, можно неплохо узнать и не такие районы, как Кансогу. -И только попробуй ещё раз припарковаться около нашей конуры и строить рожи из машины, - ни с того ни с сего заявляет Сансу, а Ухён ржет, за что ему тут же прилетает плечом в плечо и высоким военным ботинком по лодыжке. Собираются они все как-то совсем хаотически, но одновременно: с одной стороны Аура с Чонхуном, с другой — подозрительно навеселе Сансу с Ухёном, и последними появляются Крис и Лэй, направляющиеся куда-то дальше, но решившие слегка притормозить. -На нас вылили бочонок с медом? - иронизирует Аура, а Крис смотрит на него как-то совсем спокойно и невозмутимо. -Страх, - лаконично поясняет он, кивая в сторону от здания. - Много, больно и вкусно. -Да ты маньяк, приятель, - хмыкает Сансу, а сам уже вовсю пытается выдрать из рук у Аура листы с рисунками Хёкчэ. - Взгляни вокруг, оглянись назад, духи с тобою связаться хотят... То есть, я имею ввиду, посмотри, нету ли там ещё over9000 птиц, которым тоже что-то понадобилось около сей обители знаний. Сансу рассматривает изображение и восхищенно двигает бровями — да, мол, четко накалякал, ничего не скажешь. Портрет удостаивается только мимолетного взгляда, по которому можно прочитать явное «нет, чувак, я тебя не знаю». Пока Усан просвещается в плане изобразительного искусства, Аура напряженно замирает и всматривается куда-то в темное пространство, незатронутое светом уличных фонарей; напрягается и Крис. Чонхун делает шаг назад, Лэй оглядывается на Криса. Ухён парой скользящих движений оказывается далеко впереди и жадно вглядывается в тени — здесь он словно рыба в воде. Где-то вдалеке, совсем вдалеке, раздается слабый стон, различимый только тонкому птичьему слуху, а глаза Ауры словно накрывает кровавой пеленой, и он пошатывается, опираясь плечом на Усана; прежде чем быстро отключиться от истинного зрения, Кыни взмахивает рукой в сторону и шепчет: «Туда». Первым с места срывается Крис. Ухён запаздывает на несколько секунд. Оказывается, Хёкчэ промахивается со своими рисунком на добрые несколько кварталов — прежде чем Аура командует «стоп», вся компания успевает пробежать кросс метров в семьсот и порядком разозлиться. Раскрыть крылья догадывается только Чонхун, и то лишь из тех соображений, что не хочется забрызгать мокрой грязью темные брюки. Усан перемешивает ботинками слякоть в бухтит в спину Ауре, что всех попереубивает, вот только вырастет и попереубивает, точно всех. Кыни толкает его локтем под ребра и заставляет посмотреть вперед. На просторной бетонированной баскетбольной площадке совсем пусто, и даже окна домов практически не горят вечерним светом. Только у высокого столба с корзиной для мячей, прислонившись к железному шесту, сидит сгорбленная фигура. Перед ней, на коленях и не обращая внимания ни на что, - Крис. С абсолютно шальными глазами. -Новая птица, - тихо говорит Ухён, встряхивая головой. В темноте он видит едва ли не лучше, чем при самом ярком и удобном освещении. -Ещё не птица, - отрицательно качает головой Аура. - Мы успели только на начальную стадию перерождения. Поворачивается к Лэю и вопросительно приподнимает брови — тот о содержании вопроса догадывается сам. -Ему не много надо, - отвечает спокойно. - Минуты три, и он уйдет ловить демонов. Просто страх этого птенца перед перерождением Крис начал чувствовать ещё дома. -Лучше б он конфеты жрал, - влезает Сансу и получает от Ауры щелчок по носу. -Фитнес-культура не позволяет, - помедлив, улыбается Лэй и оценивающим взглядом изучает Криса, прикидывая, что тот уже давно получил, что хотел и сейчас только судорожно выискивает, в какую сторону сбежать, чтобы побыстрее отыскать заблудшего демона. А Ухён понимающе улыбается, вспоминая, с каким азартом он сам носится порой по Мапхогу за демонами, пусть и просиживает потом часами под крыльями Тону. К перерождающемуся птенцу Лэй приближается первым, не глядя на парня и только укладывая на плечо Криса руку. Тот непонимающе оборачивается; в глазах — восторг, быстро сменяющийся холодом и недовольством. Руку он одним движением сбрасывает и молча поднимается. -Он без сознания, - обращается к Ауре, как к самому старшему, - Но все равно боится. И не издает ни звука. Кыни, дальновидно не подключая своей способности, приближается к птенцу и чувствует, что даже без активации зрения и крыльев его накрывает новой, очень сильной и странной по своему содержанию аурой; он дает себе время привыкнуть к ощущению тяжести и опускается на корточки рядом с птенцом. Тот не двигается, закрыв глаза. Растрепанный, с правильными чертами лица и сильно опущенными вниз уголками губ. Кыни расправляет на коленях второй рисунок Хёкчэ и одним взглядом сравнивает его с лицом молодого человека — если отбросить то, что на бумаге он улыбается, сходство оказывается стопроцентным. -Нашли, - констатирует Аура, и ровно с этим словом, будто подгадав момент, птенец открывает глаза. Кровь, много крови вокруг. Кажется, стоит только протянуть руку по воздуху, и он лопнет, истекая вязкой алой жидкостью с повышенным содержанием эритроцитов в плазме. Кровь стекает из-под приоткрытых век, сбегает по скулам, смешиваясь с тонкими струйками на уголках рта. Из-под линии волос на висках, из носа, с потрескавшихся губ. Аура не может сдвинуться с места, хотя от металлического запаха крови начинает мутить, а все быстрее образующееся энергетическое поле давит с силой пятитонной бетонной плиты. -Нужно остановить кровь, - хрипло говорит он, вскидывая взгляд на порядком растерявшихся птиц, - Она не бесконечна. Усан немного заторможенно и криво улыбается. -Спасибо, кэп... Аура лихорадочно оглядывается по сторонам — за спиной шуршат огромные орлиные крылья, то поднимающиеся, то опускающиеся и тут же взывающие наверх, стоит маховым перьям коснуться мокрого холодного асфальта; его взгляд останавливается на невозмутимом лице Криса, которому, судя по виду, вообще до форточки, что птенец рядом с ним превращается в лужу крови. -Демоны на южной границе района, - с трудом говорит Кыни. - Мы не можем... -Мы можем, - перебивает Ухён, мгновенно оказываясь около выхода с площадки и оглядываясь на Криса. - Можем же? И ещё одни крылья — темные, сильные — материализуются спустя секунду, и Ухёну, чтобы не отставать, в спешном порядке приходится призывать свои. Вполне в манере Криса — не отвечая и не давая ответа, сразу начать действовать. Кыни, нервно закусывая губу, наблюдает, как из-под рукавов куртки птенца на запястья начинают сбегать тонкие струйки крови; при отсутствии видимых повреждений появляются они и на шее, сбегая вниз к расстегнутому воротнику и собираясь в выделяющейся впадинке между ключиц. -Нужен Тону, - Сансу оглядывается назад, но Ухёна уже и след простыл. - Или Пёнхи. Чонхун устремляет вопросительный взгляд на Ауру; тот резко мотает головой. -Вы оба нужны мне здесь — как я один его до дома дотащу? -Никуда никого тащить не надо, - раздается спокойный голос за спиной Ауры, и спустя секунду в поле его зрения появляется Лэй. - Я вам больше скажу — вы его просто не успеете дотащить. А кровь я попробую остановить сам. Аура чувствует, что совершенно по-глупому смущается — что может быть хреновее смущения в ситуации, когда с минуты на минуту ещё не переродившийся птенец грозится отправиться к праотцам? Кыни успокаивает себя тем, что у него просто не было возможности узнать, что за способность у этого вечно предпочитающего стоять в стороне крылатого. Лэй на охоту ходит редко. Почти никогда. Парой наработанных, профессиональных движений Лэй, придерживая бессознательного птенца за пояс, избавляет его от куртки и — заодно — от футболки; Сансу пытается снова влезть с замечаниями, де, не август на улице, но встречает только уничтожающе-невозмутимый взгляд Лэя и поспешно скручивается в сторонку. На коже птенца от любого прикосновения остаются кровавые следы — на вид она совершенно цела, но сукровица будто сочится из самих пор, образовывая тяжелые капли, собирающиеся в струйки разрисовывающие кожу замысловатым алым кружевом. Свободной рукой Лэй проводит по выпирающим позвонкам, которые сразу же начинают кровить; с силой надавливает на самый верхний, шейный. Крови становится не меньше, но и не больше, а глаза птенца закрываются полностью, переставая истекать артериальной. Аура отходит немного назад, стараясь не мешать, а Сансу слишком любопытен, чтобы убраться — и заглядывает Лэю через плечо. Тот задумчиво ощупывает запястья парня, сжимает кончик указательного пальца на правой руке; проверяет пульс, и вена на этом месте лопается, растекаясь по коже внутренним темным пятном. -Это я называю провидением, - говорит Лэй внезапно, выпуская птенца и позволяя ему навалиться на себя так, чтобы освободить окровавленную спину. Аура непонимающе кривит губы, а Лэй, прикрыв глаза, пальцами обеих рук надавливает на нижние части лопаток парня. Кожа с глухим треском лопается, и кровь волной заливает спину и руки - Чонхун поспешно отворачивается, а Усан облизывает губы, чувствуя на них металлический привкус. Из рваных ран, все больше расходящихся, появляются яркие, алые ростки, топорщащиеся пушистыми кончиками маховых перьев. Лэй проводит руками вниз к пояснице, растягивая кожу и заставляя её ещё больше разойтись на месте ран; ростки становятся все сильнее, а потоки крови уменьшаются. И лишь тогда, когда они совсем почти исчезают, кровь снова прорывается наружу непроглядной — и последней - волной, а крылья появляются полностью. Гладкие, острые, сверкающие от алой влаги и сами — до рези в глазах красные и ничем по оттенку не отличающиеся от артериальной крови. Лэй опускает ладони и с облегчением проводит ими по ещё влажному оперению. -Вот и все, - говорит он все тем же ровным голосом, будто не он только что сейчас буквально разрывал кожу руками живому существу. - Познакомьтесь — это, кажется, красный кардинал... А нам надо отмыться. Усан издает звук, больше похожий на контуженное нервное хихиканье, а Кыни с трудом трет глаза тыльной стороной ладони. Чонхун замораживает мокрый снег и катает из него шарики, флегматично выстраивая их в ряд на бетонированном асфальте и раздавливая носками туфель. -Ну и я так — пыщ! Бдыдыщ! Тра-та-та! И он его такой — бум, хрясь, хренак! - Сансу вопит очень восторженно и, забывшись, валит в небольшую чашку с чаем пять ложек сахара. Сынхён слушает его с вежливым интересом, а Тэсон вообще не слушает. Аура трет пальцами виски и, глубоко вдыхая-выдыхая, ловит дзэн. -Сансу, - тихо. - Этот мальчик совсем не так перерождался. Усан, увлеченно собирающий в кучку рассыпанный сахар, фокусирует взгляд на Кыни и обворожительно улыбается. -Мы до этого, между прочим, троянского коня разоружили и победили в битве при Ватерлоо, - заявляет гордо, на что Кыни только укладывается верхней частью тела на столе и утыкается лбом в столешницу. - И, в общем, мы оба такие — бздыдыщ! И демоны такие — урлюлю от нас... Блеск, я считаю. Сынхён энтузиазмом Сансу заражается и дальше слушает его едва ли не с восхищением, Чонхун невозмутимо моет посуду, изредка заставляя воду делать это самой, а Тэсон рассеянно царапает пустую тарелку алюминиевыми палочками, которые оставляют на поверхности какие-то «руны». Не исключено, что это — новая формула какого-нибудь качественно иного химического элемента, которого ещё нет в таблице сурового русского света науки дяди Менделея. Усана то, чем занимается Тэсон, вообще не интересует — сам он периодически путает Менделеева с Менделем. -Так что там с этим новым крылатым? - спрашивает Сынхён, разглядывая уже полностью разрисованную тарелку Тэсона. -Да ничего, - мгновенно отвечает Аура, чтобы не дать Сансу возможности разразиться очередной патетической небылицей в стиле Гильгамеша. - Отловили, ибо он пинался даже бессознательным, притащили сюда, отмыли кое-как... Чонхун скромно улыбнулся раковине. -... Затолкали на кровать и одели в какие-то более или менее приличные шмотки, потому что все его — на выброс. -Потому что в холодную воду надо было класть! - шипит Сансу, будучи не особо довольным тем, что птенцу отрядили одну из его любимых футболок. -А я виноват, что у нас колонка заклинила на 75 градусах по Цельсию? - автоматически огрызается Кыни, а Чонхун ненавязчиво растирает указательным пальцем правый висок, думая, что они все ужасно шумные — эти ваши Кансогу. Аура, постепенно охреневая от количества сахара в кружке Сансу — а тот все продолжает неосознанно засыпать туда глюкозный песок — выдирает у него из пальцев посудину и выливает в раковину. -К слову, - говорит он внезапно, будто вспомнив о чем-то, - Никогда не видел такого тяжелого перерождения. Сансу согласно кивает, Тэсон пожимает плечами. -Я видел и тяжелее, - тихо говорит Чонхун, то складывая, то раскладывая кухонное полотенце и рассеянно глядя в сторону окна. Кыни устремляет на него вопросительный взгляд, но тот лишь нетерпеливо встряхивает темной челкой — мол, не хочу отвечать на всякие глупые вопросы. Из соседней комнаты слышится вопль, грохот и звук, будто кто-то шлепает по полу босыми ногами; походя громыхает несколько дверей, раздается заинтересованное мычание и, задев плечом вешалку в коридоре, на кухню вваливается нечто. Нечто одето в любимую футболку Усана, спортивные штаны Ауры и подпоясано то ли шнурком от штор, то ли ещё какой-то дрянью, которую лично Кыни видит впервые. У нечта прищуренные глаза, яркие до рези алые волосы и такого же оттенка — с пепельным налетом - опущенные за спиной крылья, подметающие пол. Нечто явно разозлено и разве что не щелкает зубами. Бесцеремонно проплывает в помещение и заглядывает поочередно в тарелку Тэсона, в раковину и в мусорное ведро. -Ты кто такой, мальчик? - интересуется Сансу, а красноволосый встает в позу, прищуриваясь ещё больше. -Я Ким Сеён и я хочу жрать! И инструкцию, как убрать эту хуету, которая во сне забилась мне в нос и помешала спать. И указывает пальцем на гладкие алые перья красного виргинского кардинала.