Имя им Легион

Саке Бинкса смертельно надоело, и Брук откладывает любимую скрипку. В каюте тихо, точно в гробу, и также мрачно. Несколько небольших окошек совсем не в силах развеять тьму комнаты, они лишь освещают пыль, парящую в воздухе. Пыль похожа на золотые крупинки или снег, и скелет невольно любуется их блеском. Вот так бы и ему застыть наконец, а не ходить живым мертвецом по палубе замечательного корабля. В ответ на такие мысли корабль недовольно воет, хотя, может быть, это лишь ветер над морем или раненый морской король. Или, может быть, злой-презлой капитан, медленно сходящий с ума. Вся эта ситуация Бруку вполне знакома: также знаменовалось начало конца пиратов Румбы. Это то настроение, то состояние, что ощущают все члены команды, и не могут с этим ничего поделать. - Сыграете что-нибудь, Брук-сан? Скелету даже не нужно поворачиваться. Он и так знает, что увидит за своей спиной. - Ты принесла хаос, Нико Робин. - Его костлявая кисть обвивает гриф стоящей рядом гитары. - Ты осознаёшь это? - Я несу свет. - Робин стоит около двери, перекрывая Бруку единственный возможный выход. Она совершенно непривычно горбит плечи и немного склоняет голову, будто бы несёт тяжелое бремя чего-то ужасного. На голове археолога нет привычных солнцезащитных очков, и прядки волос, не сдерживаемые аксессуаром, свободно падают на её лицо. Тени, что очерчивали его черты, казались несколько зловещими. - Неужели? Брук аккуратно касается струн, пытаясь вспомнить, какие же они на ощупь. Ему не хватает той части жизни, что он утратил: к примеру, способность ощущать что-либо кончиками пальцев. Или способность чувствовать всю полноту вкуса - пища Санджи наверняка была прекрасной, но скелет не способен ощущать и сотой части. Он может чувствовать лишь те эмоции, что кок вложил в свои блюда, то, чем пропитан воздух. - Именно. - Ты ведь сама в это не веришь? - Брук бьёт по струнам, пожалуй, слишком сильно. Аккорд звучит чересчур резко и громко: Нико Робин поднимает голову, бездумно уставившись на источник звука. - Хочешь, я расскажу тебе историю, Нико Робин? - Так официально... мы же накама, Брук-сан? - Только не сейчас. - Скелет перебирает струны, попутно записывая в тетрадь ноты. - Особенно не сейчас. История эта довольно печальна... И ведь никто не задумывается над тем, как ужасна она в звучании своём. Робин медленно подходит к кровати и устало ложится на мягкое покрывало. Прикрыв глаза, она смотрит в потолок, а в голове её нет ни единой мысли. Голос Брука мягок и тих, он словно бы растворяется в воздухе. - Жил человек. О, давно это было, думаю, даже до столь любимых тобой понеглифов. - История до понеглифов? - неслышно шепчет она, закрывая ладонью глаза. - Действительно? - Всё возможно. - Брук вновь бьёт по струнам, и Робин выныривает из сонного оцепенения. - Этот человек... наш капитан чем-то похож на него. Не внешностью или стремлениями, не мечтами... скорее, действиями. Они оба несли людям добро. - Замечательный человек был? - Робин вздыхает. - Но что-то произошло, верно? Жизнь слишком предсказуема: после хорошего обязательно засыпет тебя несчастьями. - Верно. Человек этот собрал вокруг себя самых лучших людей, тех, кому он доверял свою жизнь, всего себя. И один из ближайших к нему предал его. О, это было ужасное предательство, жизнь этого доброго человека, несущего свет, стоила лишь тридцать кусков серебра. - И что же потом?.. - У жизни один финал. Смерть. И я могу об этом судить. Гитара замолчала, словно в неловкости растеряв все свои звуки. - Тридцать кусков серебра? - Именно. И лишь один вопрос меня интересует: за сколько ты продала нашего капитана? Нико слабо усмехнулась. Кто бы мог подумать, что мертвец будет читать ей нотации? Она не продавала капитана, или снайпера, или мечника. Она никого не предала своими действиями, она лишь указывает... - Не предавала. - На выдохе шепчет она. - Ты так думаешь сейчас. Или это только дурман в твоей голове говорит вместо тебя? - Робин вздыхает. - Ты самый мудрый человек, которого я только встречал за всю свою жизнь, а прожил я почти век. - Не уверена, что это можно назвать жизнью, Брук-сан. - Будь по твоему. - Брук отворачивается от археолога. В этой ситуации они оба выглядят слишком глупо и неестественно: Нико Робин в её яркой одежде и Брук с его ненормальным вкусом, одетый ещё более нелепо. Но нужно признаться, что даже яркие тряпки вполне подходят этой женщине. Музыкант снимает с плеч ярко-желтое боа, имитация шарфа падает на пол. Брук чувствует на себе пристальный взгляд накама, но не подаёт внимания. - Я принесла хаос? - Истинно так. - Сидеть к ней спиной по крайней мере не разумно, и Брук это прекрасно понимает, но ему просто противно и невозможно видеть эту женщину сейчас. - Нико Робин, знаешь ли ты, что и мудрецы совершают ошибки? - Не в этом случае. - Её голос звучит громче, чем раньше, и Брук невольно оборачивается. Робин стоит за его спиной, совсем близко - можно протянуть руку и коснуться яркой юбки. Но Брук снова отворачивается, пытаясь сохранить иллюзию одиночества. - Не сейчас. - Как ты планируешь "заразить" меня? Я мёртв, болезнь не тронет моё сердце или разум. Я не смогу коснуться плотью твоей книги, и кровь не разнесёт заразу по организму. - Всё намного проще, Брук-сан. "Зараза" вовсе не разносится кровью. Она обволакивает саму душу. Если есть душа. - Ты говоришь это мне? - Брук смеётся громко и надрывно, чуть более сумасшедше, чем обычно. - Мир полон парадоксов. - Гранд Лайн - синоним слова парадокс. - Робин кладёт на стол книгу, и Брук с интересом склоняется над ней. Он осматривает открытые страницы, не зная, стоит ли ему их касаться. С одной стороны, Робин, даже будучи не в себе, не стала бы причинять вред команде. Но с другой... От книги веет смертью. Этот запах, запах земли после дождя, приправленный резкой вонью разлагающегося тела, Брук ни с чем не спутает и никогда не забудет. Ему кажется, что он вновь умер, раз этот аромат опять окутывает его, раз он везде. Даже смешно становится: и почему именно эта вонь - единственное, что он способен ощутить в полной мере? - Эта книга. - Музыкант, наконец, принимает решение. Он перелистывает несколько страниц, не особо вглядываясь в их содержание. - Ты знаешь, из-за чего она... такая? - Дьявольский фрукт, это ясно. - Робин садится на стол и принимает одну из её изящных поз. - Я не нашла в своих энциклопедиях даже крошечного упоминания о нём: видимо, он уже давно забыт. Могу только предположить его силу. - И твои предположения? - Думаю, это останется лишь между мной и ней. - Робин аккуратно гладит странички. - Это довольно опасная способность. Если бы сок Фрукта попал на оружие... Неизвестно, к чему бы это привело. - Ясно. - Брук кивает, перелистывая ещё несколько страничек. - Как ты это делаешь? - Всё уже сделано, Брук-сан. - Она с грацией кошки спрыгивает со своего места, прижимая молитвенник к себе, и Брук мог бы поклясться, что не сводил с него глаз. Робин останавливается в дверном проёме, будто бы невзначай. - Имя тебе Бельфегор. - Что, прости? - Ветрено сегодня, не так ли? - Робин бросает мимолётный взгляд из-за плеча, и уходит, аккуратно прикрыв за собой дверь. Брук машинально кивает, даже не имея ни малейшего понятия о погоде: он провёл в каюте всю ночь, пытаясь сочинить хоть что-то путное. - Ветрено... - Негромко повторил скелет, постукивая костлявыми пальцами по столу. - Надо бы проверить. Он обвёл взглядом комнату, остановившись на шкафу, тихо рассмеялся. Два года в деревянном гробу пылилась замена его старому костюму, совершенно идентичная замена. Отличался этот костюм от прошлого разве тем, что сшили его новые накама, тем самым избавляя живого мертвеца от необходимости постоянно вспоминать прошлое. - А почему бы и нет? - Брук встал из кресла, и, подойдя к шкафу, распахнул его дверцы. Навстречу музыканту вылетело несколько раздосадованных мух и рой моли. Костюм же, в свою очередь, хоть и был в некоторых местах проеден до дыр, но оставался вполне приличным. - Так даже лучше. Когда Мугивары нашли его, сумасшедшего одинокого музыканта, костюм был точно также продырявлен во многих местах, и серо-желтые кости яркими пятнами проглядывали сквозь ткань. И сейчас, едва облачившись в эту одежду, Брук вновь был поглощён воспоминаниями. Осторожно взяв скрипку и смычок, скелет тихо вышел из каюты. Миновав лестницу, Брук попытался было вздохнуть полной грудью солёный морской воздух, но его кости лишь жалобно скрипнули. Скелет, невесело рассмеявшись, прошёл на середину палубы, устроил скрипку и себя на плече и провёл смычком по струнам. Звук вышел протяжным и в чём-то неприятным, хотя звучание было идеальным. В сумеречной тишине скрипка была единственным звуком: ни чаек, ни людей, ни машин. Даже море и ветер, словно соблюдая какой-то обет, погрузились в штиль и безветрие. "Обманула", - с какой-то детской обидой подумал Брук. Надоевшее, но такое родное Саке Бинкса срывалось со струн и уносилось далеко за горизонт, а музыкант всё больше и больше погружался в свои невесёлые мысли. О Боги, как же он устал жить! Устал двигаться, смеяться, говорить и видеть то, что происходит. Как же ему нестерпимо хочется скорее выполнить своё глупое, просто идиотское обещание и рассказать малышу-Лабуну о том, что команда его не бросила. Как же Бруку хотелось бы наконец выполнить это обещание и лечь в сырую землю с её отвратительным запахом дождевых червей и смрадом разлагающейся плоти... Хотя, наверное, смрада не будет - гнить уже нечему - и это делает мысль о покое даже более желанной. Брук устал от вечной кутерьмы. Иногда, конечно, было весело или грустно, но стойкое ощущение того, что что-то идёт не так, как нужно, его не покидало. Жить невероятно утомительно. Скелет даже не понял, когда именно он прервал мелодию, безвольно опустив руки и смотря на то, как солнце, скрытое в тумане, падает в море. Ещё один день подошёл к концу, так бездарно! Он провёл в каюте около восемнадцати часов, и совершенно ничего не сделал. И уже не сделает: мертвец слишком устал притворяться живым. - Иди нормально, а не как какая-то дешёвая кукла! - Звонкий голос Луффи режет тишину и романтику обстановки также хорошо, как раскалённый нож режет масло. Неугомонный капитан появляется спустя мгновение. Он насилу тащит за собой Зоро с совершенно пустым взглядом, крепко схватив своего друга за руку. В другой руке мальчишка сжимает небезызвестную белую катану, точно это и его сокровище. Брук мельком примечает, что на голове Мугивары нет шляпы, но секундное удивление пропадает в блаженстве лени. - Смотри. - Луффи останавливается достаточно близко к Бруку, но складывается такое ощущение, что капитан не видит своего музыканта, и скелет не знает, благодарить ли за это судьбу или проклинать. В следующий момент происходит сразу несколько вещей: поднимается ветер, Луффи бросает катану за борт, а Зоро, чей взгляд приобрёл хоть какую-то осмысленность, с воем прыгает вслед за мечом. Но увы, за происходящим далее Бруку следить было бы слишком утомительно.