Вдохновленный смертью

Глава 1. In Death's Arms …Another hero - another mindless crime. Behind the curtain, in the pantomime. Hold the line! Does anybody want to take it anymore? Queen “The Show Mush Go On” Туомас стоял у окна, устремив взгляд куда-то вдаль. За окном мир жил обычной жизнью, люди спешили по своим делам, разочаровывались и радовались, любили и ненавидели, опаздывали и ускоряли шаг. Небо вновь плакало дождем – скорбело по ушедшему солнцу, грустило о том, что так холодны стали души его детей, жаловалось осени, одетой в золотую шаль, - постаревшей и осунувшейся, но сохранившей былое величие и память о своей красоте. Мрачный серый день обнимал землю, разбросав в разные стороны грязь и мерзкий холод. Туомас отметил про себя, что всё слилось воедино с этой мерзкой грязью, забыв о красоте духа, и отдав всё во власть дождя. Было время, когда он мог часами смотреть в окно, находя в любых погодных изменениях источник вдохновения. Может быть, так было потому, что он был счастлив? Кофе и сигареты, сигареты и кофе. Одна, вторая, десятая… горький привкус во рту стал вполне привычным ощущением. Чувство голода давно покинуло своего хозяина, а в холодильнике в углу кухни был, разве что, мороз и давно перегоревшая лампочка. Щемящее чувство грусти поселилось в душе и уходить не желало. Хотелось закрыть уши, ослепнуть, оглохнуть, закрыть двери и окна, лишь бы не видеть ее смеющихся глаз, лучезарной улыбки, красивой интонации, с которой она произносила слова ненависти к Туомасу. И, черт возьми, он понимал правоту этих слов! Понимал, но принять был не в силах…. Хотелось кричать на пике голоса, слыша от друзей, что годы идут, что пора бы уже привести в дом хозяйку, что у всех детишки…. Туомас не хотел жениться, не хотел, не мог любить никого, кроме той, что была и остается смыслом его ничтожной жизни. Грусть укоризненно покачала головой, окидывая взглядом пепелище жалкого существования опального поэта. Строить счастье на осколках пропахшей перегаром и ненавистью любви было невозможно, да и Туомас уже не видел в этом необходимости. Сотни лет назад пропив совесть, душу и сердце, Туомас, все же, сохранил в себе слабо шевелящееся чувство надежды, надежды на то, что когда-нибудь Тарья его простит и услышит. Соскочив с подоконника, Холопайнен направился в гостиную к компьютеру. Открыв ящик письменного стола, и разворошив гору смятой бумаги, он, в конце концов, извлек на поверхность искомый предмет. Им оказался толстый кожаный блокнот. Изрядно потрепанный временем, он был точной копией своего хозяина. Туомас любовно погладил коричневую обложку, и собрался было уходить, как рука случайно задела компьютерную мышь. Монитор несколько раз мигнул и ожил. На Туомаса смотрела женщина с невероятными зелеными глазами, прожигавшими его душу даже сквозь время и пространство. Поэт грустно улыбнулся ей и прошептал: «И почему я все еще люблю тебя, Тарья?». **** Тарью разбудил звонок в дверь. Она терпеть не могла ранние незапланированные визиты, как правило, ничего хорошего в себе не несущие. Выругавшись вполголоса и нашарив под кроватью тапочки, Тарья пошла открывать. На лице появилось облегчение, когда она увидела почтальона, вручившего ей кипу газет и писем, и поспешившего откланяться. Закрыв входную дверь, женщина вернулась в спальню и, расположившись на кровати, стала рассматривать почту. Взгляд Тарьи привлекла небольшая посылка, на которой значился домашний адрес Туомаса. Резким движением руки разорвав бумажную упаковку, она извлекла содержимое, оказавшееся личным дневником Холопайнена. Секунду повертев дневник в руках, Тарья отбросила его на дно прикроватной тумбочки и отправилась в душ. Вода ручейками стекала с ее тела, Тарья стояла, прикрыв глаза и забыв обо всем на свете, а в голове назойливой мухой вертелась мысль: «Давненько же от тебя не было вестей… Что ж, у меня есть более важные дела, чем «разгребание» запущенной формы шизофрении поэта-алкоголика». Всю свою жизнь Тарья была актрисой, играя то одну, то другую роль, угодную себе и обществу. Увлеченная в искусственный мир, она давным-давно позабыла о том, что такое любовь, сострадание, доброта. Она забыла себя настоящую, забыла человека, подарившего ей однажды самое большое счастье. Вода ручейками стекала с ее тела, согревая его, душа же покрылась льдом, который вряд ли когда-нибудь растает. Глава 2. Ocean Soul and Naiad's Mystery Сильны любовь и слава смертных дней, И красота сильна. Но смерть сильней. Джон Китс Повседневная суета накрыла с головой, увлекла за собой, позволяя раствориться в проблемах, дабы не думать ни о чем, дабы не помнить, не знать, не верить, играя одну лишь роль, день за днем. Тайны и загадки остались в прошлом, мечты казались давно забытыми сказками детства, а жизненный путь покрылся тернием, обнажил клыки и навсегда отнял веру в чудеса. Тарья проходила крутые повороты судьбы один за другим, давным-давно позабыв, зачем же она это делает? Ее цели давно уже не имели конкретной мотивации, а средства перестали оправдывать себя. Плывя по течению, следуя канонам общества и словам мужа, Тарья перестала задумываться о том, а нужен ли был ей такой уклад жизни с самого начала? Об этом ли она мечтала в детстве? Удовлетворяло ли ее то, что она видела сегодня? Маска актрисы срослась с лицом, скрывая его от мира, натянутая улыбка обманывала окружающих, и, казалось, проникала даже в душу, заставляя забыть истинное «я». Диву это устраивало. Проще было жить с каменным лицом и холодным сердцем, чем постоянно мучиться угрызениями совести, душевными страданиями и жалостью к ближним. Роль Доброй Самаритянки давно была забыта Тарьей, а ее сценарий – навеки утерян на дорогах Бытия. Да только, что-то пошло не так этой осенью, холод которой проникал даже сквозь щели, заставляя дрожать, словно от страха, заставляя чувствовать, а знать – жить! Дневник, присланный Туомасом, не давай Тарье покоя. Конечно же, она привыкла к экстравагантным выходкам поэта, но…. В душе шевелился червячок сомнений, а рука сама тянулась кожаному блокноту. Однажды, проводив Марсело в служебную командировку и с легким сердцем захлопнув за мужем дверь, Турунен устроилась поудобнее в кресле и распахнула дневник. Перед глазами заплясали буквы и вскоре исчезли, уступая место образам. Тарья углубилась в чтение, ведомая рукой поэта, а через некоторое время ей и вовсе стало казаться, что сквозь строки она слышит его голос, отдающийся эхом из прошлого. *** 22.10.2005. Helsinki, Finland «Вот мы и достигли своего апогея…. Взлетая слишком высоко, птица опалила крылья, и теперь агонизирует на земле. Это конец. Я отпускаю тебя, как бы ни было больно. Я знаю, ты будешь счастлива с мужем, и такая жизнь будет по душе вам двоим, а мы уходим…. Моя душа не может больше творить, испепеленная огнем ревности. Ревность адовым пламенем сожгла всё светлое, что было в ней. Голодной волчицей, впивающейся в свежую плоть, ведомой одной лишь жаждой крови, она вошла в мою жизнь, поработив разум. Я не могу так больше. Видя тебя каждый день в объятьях другого, и понимая, кто в этом повинен, я схожу с ума…. Пусть, ты осудишь меня, пусть возненавидишь, но…. Я сделал так, как мне велело сердце. А тебя я уже давно перестал узнавать, Тарья. Кем ты стала? Послушной игрушкой в руках владыки алчности…. Ты не слышишь меня, а я не знаю, что еще могу сделать…». *** Прочтя первое послание, Тарья недовольно поморщилась, заметив дату, и дальше зашуршала страницами дневника: «Если он прислал это, чтобы вновь обвинить меня во всех грехах, то у него ничего не выйдет!». Да только душа Туомаса хранила еще очень много тайн. Сумеют ли они раскрыть глаза его заплутавшей Музе? Глава 3. Eternal Night Can we ever find a way in this labyrinth without end? Labyrinth has no end Which turn should I take? Left or right? Should I stay? Should I be the one? Epica “Blank Infinity” Тарья много часов провела за чтением дневника, ее мысли сбивались в кучу, не давая понять прочитанное. Колкие комментарии к мыслям Туомаса постоянно срывались с языка, выбивая из равновесия. Поначалу, Тарью жутко раздражало его многостраничное послание, но сил зашвырнуть дневник обратно в тумбочку не было. Что-то словно приковало ее к строкам, написанным рукой Туомаса, иногда четким и ровным, иногда спутанным и рваным, но… таким близким, хоть и странным. Китее, декабрь 2010 г. «Белый снег за моим окном окрасился красным. Окрасился в цвет умершей невинности…. Я дрожу, но эта дрожь не от холода, она от ненависти к себе. Ненависть черной волной влилась в безмятежный океан моей души, вздымая в ней бурю. Корабль надежды, плывущий по волнам прошлого не смог справиться со штормом и стал идти ко дну. И мне не жаль его, знаешь? Я сожалею лишь о маяке, утратившим навек свой путеводный свет. Ослеплена успехом, глуха к мольбам, ты не замечаешь руки, что манипулирует тобой. Услышав твой предыдущий альбом, мне на миг почудилось, что я вижу свою маленькую испуганную девочку с широко распахнутыми глазами…. Но следующий твой релиз, Тарья, убедил меня в обратном…. Сначала я умирал от ненависти к себе и той гнусности, что совершил с тобой, а потом понял, что ты тонешь в собственной лжи и сверкающем пафосе…. Мне не вернуть тебя. Твой полет обернется падением, если ты не остановишься». *** Тарья отшвырнула дневник и вскочила с кресла: «Да что он себе позволяет? Этот псих с синдромом пролонгированного детства! Кто дал ему право учить меня жизни, кто?! Я вольна действовать так, как хочу, без чьих бы то ни было указаний и советов!!!». Женщина бушевала, нервно расхаживая по комнате. Внутренний голос тщетно пытался достучаться до сердца, разум же отказывался принимать прочитанное. Конечно же, Тарья прекрасно понимала, что Туомас всегда оказывал на нее гораздо большее влияние, чем тот же Марсело, скажем. Годы любви и счастья, проведенные вместе, возникали в памяти как наилучшее время ее жизни. Наилучшее и наихудшее, впрочем. Потеря совместного ребенка, тяжелые песни, незатухающие пожары скандалов, разрыв….. Скрепя сердце, Турунен признала, что готова прислушиваться к советам Туомаса даже сейчас, несмотря на показную ненависть, не смотря не на что. Холопайнен твердил об утрате нею собственного «я», и он был прав. Слишком долго Тарья носила маску счастливой и уверенной женщины, слишком долго пыталась доказать всему миру свою значимость, слишком поздно осознала свое глубокое заблуждение…. Слишком поздно, или все же, нет? Глава 4. Soothing Rain “Don't tear me down for all I need Make my heart a better place Give me something I can believe Don't tear me down You've opened the door now, don't let it close” Within Temptation “All I Need” За окном Тарьи шел дождь, не мелкий, грибной, но и не мощный ливень. Как раз такой, чтобы очистить землю от накопившейся за зиму грязи, и подготовить мир к встрече весны. Землю, а заодно и душу Тарьи, жаждущую обновления как никогда до этого. Серыми тряпками за спиной женщины висели некогда белые крылья, сердце наполняло чувство гадливости и презрения к себе, к той, кем стала, ко всему мерзкому, что успела натворить. Забота о любви и утрате давно отошла на второй план, чувство собственного достоинства скрывалось где-то в тени, голос совести давно охрип, так и не сумев достучаться до своей непутевой хозяйки, весь облик которой превратился в блестящую маску. Но один день, один всего лишь день, сумел вновь перевернуть жизнь Тарьи вверх дном. Женщина села у окна, наблюдая как косыми линиями на стекло ложится дождь, как поит землю благодатной влагой, несущей жизнь. Голубка, что сидела на дереве, росшем напротив, сжалась от холода под холодными потоками, льющимися с неба. Перышки ее промокли, ветер беспощадно дул на хрупкое тельце, и Тарья вдруг поняла, кого напоминает ей птичка. Ее саму! Замерзшую под дождем несправедливости, ослепленную фальшивым светом лжи, жаждущую обмануть весь мир, доказывая ему, как же всё отлично в ее серой жизни. Жизни, которую навсегда покинуло солнце любви Туомаса. Пусть тогда, сотни лет назад, не все было гладко в их отношениях, но они были честны с окружающими и друг с другом, в этом, видимо, и заключалось их хрустальное счастье. Руки Тарьи машинально гладили обложку кожаного дневника, и это нехитрое занятие давало ощущение невидимого присутствия его хозяина. Многие годы боявшаяся признаться даже себе, Тарья только сейчас поняла, с какой силой тоска по Туомасу сжимает ее сердце. Это было даже не томление по нехватке любви или внимания, - всего этого «добра», как она презрительно называла, женщине хватало и от Марсело. С Холопайненом же все было по-другому, в жизни и сердце Тарьи он занимал место такого человека, с которым всегда было о чем поговорить, но это являлось не главным. С Туомасом всегда было о чем помолчать, сумерничая тихими вечерами у камелька, помнится, она могла часами напролет наблюдать, как отражается в его серых глазах огонек тающей свечи…. Как могла просто держать за руку, гладить по волосам, слушать дыхание, когда он спал, как читала его мысли, тщательно скрываемые за робостью и таинственностью. Такие минуты всегда были для Тарьи намного интимнее настоящей физической близости, она ценила их больше всего. Это нехитрое воспоминание заставило ее вспомнить себя настоящую и вновь привело к дневнику. Какие же тайны все еще скрыты под его обложкой? *** Китее, февраль 2011 «Знаешь, говорят, что Бог иногда карает людей, исполняя их желания? Мудрый был прав. Со мной случилось именно так. Всю свою жизнь я жаждал свободы от оков общества и морали, от оков любви. Мне хотелось жить по велению сердца, и вот…. Мир позабыл обо мне, я заперся в четырех стенах, наслаждаясь столь желанной свободой! Никого не волновало, где я, когда я приду, почему я так много курю, отчего худею и почему не сплю по ночам. От этого хотелось взвыть. Мне никто раньше не говорил, что одиночество — это просто одна из форм свободы. Одиночество стало мне другом, тишина – спутницей жизни. Разве этого я хотел? Уединение и одиночество – это разные вещи, но пути назад нет! Коротаю свои дни в пустом доме, сквозь грязные окна которого не пробиться свету твоей любви. Любовь всегда была моей опорой на земле. Свет твоих глаз дарил мне крылья, заставляя творить! Любовь согревала меня даже в самой холодной ночи и развеивала самый сильный страх. Ощущение того, что я любим тобою помогало мне свернуть горы. Но, наша птица опалила свои крылья… Я посылаю тебе свой дневник, потому что верю – ты вернешься, ты услышишь меня, как бывало раньше…. Я не утратил главного – надежды.  Знаешь, на кого она похожа? На весну. Скоро она взойдет на престол времени. Прогонит холода. Весной оживают прикосновения, чувства, поцелуи. Мы тоже оживем. Ждать недолго. Взгляни в окно. Весна приближается… Люблю тебя и верю, forever yours». Глава 5. Revival of Love “It seems to me that we are both the same Playing the same game But as darkness falls this true love falls apart Into a riddle of her heart” Roxette “Vulnerable” Черная ночь окутала город теплыми крыльями, даруя ему покой и долгожданный сон. За окном медленно зажигались фонари, освещавшие желтым светом всё вокруг. На небо лениво выкатился месяц, пытавшийся ускользнуть от туч, то и дело норовящих поймать его в свои мохнатые лапы. Проказницы-звезды дразнились свысока, мерцая лучиками-язычками. Всё жило своей обычной жизнью, и только Туомас не находил себе покоя. Снующий по квартире подобно тени, он пугался ночных звуков, пугался собственных мыслей, пугался неотвратимости грядущего. Оранжевая коробка снотворного жгла ладонь изнутри, душа трепетала, но боль израненного сердца не унять не одному аналгетику, да и не было в нем нужды. Туомас ждал избавления, и чем скорее, тем лучше. *** «Больше недели прошло с тех пор, как я отправил Тарье свой дневник, но ответа так и не получил… она не хочет меня знать, и решение ее справедливо. Мне так хотелось вернуть ее, показать ей ее настоящую, заставить вспомнить обо всем, но я потерпел фиаско…. Больше не осталось сил бороться, игра не стоила свеч, возможно, так будет лучше для всех…. Невозможно докричаться до того, кто не желает слушать… Дыхание смерти уже близко, я чувствую холодок на коже, веки тяжелеют, будучи не в силах распахнуться…. Избавление, столь желанное мною, скоро отведет мою душу в лучший мир. Звуки улицы становятся всё глуше, отдаленнее…. Очертания предметов расплываются…. Мысли путаются, а мне всё еще кажется, что я упустил нечто важное…. Поздно, уже слишком поздно…. Шелестом опавших листьев медленно приходит печаль, шепотом ветра смеется беззубая старуха, плачем журавлей говорят увядшие надежды, холод принимает в свои могучие объятья… Одинокий островитянин поднимает якорь своего последнего оплота, а на губах его блуждает улыбка. Мертвый закат скрылся вдали, а запах погибших цветов дурманит помутившийся разум. Рожденный страданием, вдохновленный смертью, находящий красоту в несовершенстве, я обрету, наконец, то, что так долго искал…. А моя любовь навсегда останется с тобой, голос моего сердца….». **** «Of love & hate the singers tell But I feel more, more of both, More than heaven & hell I take a bow to destiny Now I have really learned my part Once loving him, now hating love I've made mistakes, my Ravenheart» Xandria “Ravenheart” Тарья бежала, не чуя ног, каблуки выбивали дробь на кафельном полу больницы, в ушах шумела кровь. «Только бы не опоздать! Боже, только бы не опоздать!». Очередной поворот, и Тарья почти налетела на дверь реанимационного отделения. Белый свет и жужжание ламп создавало впечатление, что интерьер помещения вырван из дешевого ужастика, рука женщины дрожала, протягиваясь в металлической ручке, которая вдруг обожгла ладонь огнем. Не медля больше ни секунды, Тарья распахнула двери и замерла на месте. Ветер из открытого настежь окна тут же растрепал волосы женщины, делая ее похожей на героиню собственного ожившего кошмара. Кровать Туомаса встретила вошедшую белым покрывалом. Сердце Тарьи ухнуло куда-то вниз, голова закружилась, в глазах потемнело и даже слезы не могли вырваться наружу. Одна только пустота – и ничего больше. «Я всегда буду любить тебя, голос моего сердца….». **** Женщина опустилась на колени у могилы из серого мрамора, и невольно отметила про себя сходство цвета надгробья с цветом их с Туомасом жизни. Бесконечная борьба с судьбой за короткие обрывки недолговечного счастья. Кроме этих моментов ей и вспомнить было больше нечего. Игра в благополучие завершилась полным крахом. «Вот я и пришла… почему, скажи мне, почему я могу поблагодарить тебя за все только таким вот образом? Прости меня за всё…. Я знаю, ты ведь слышишь меня…. Любимый…. Вернись ко мне хоть на секунду, Туо…. Вернись…». **** Тарья очнулась от собственного крика, дневник выпал из рук, раскрывшись на последней странице. Женщине понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя и понять, что она просто задремала у окна, и весь кошмар - это сон, жуткий и трагический, но не настоящий. Тарья вскочила со стула, не медля не секунды, и бросилась к шкафу – собирать вещи. Через некоторое время она уже мчалась по ночному шоссе в аэропорт, оставив мужу записку: «Мне надоело играть роль фарфоровой куклы. Я ухожу. Не ищи меня», и, молясь лишь о том, чтоб ее кошмар не стал явью. Глава 6. We are one “...Научив не хранить кольца, С кем бы жизнь меня ни венчала, Начинать наугад — с конца, И кончать — еще до начала. Быть, как стебель, и быть, как сталь, В жизни, где мы так мало можем, Шоколадом лечить печаль И смеяться в лицо прохожим”. М.Цветаева. Ноги несли Тарью вперед и вперед, каблуки выбивали звонкую дробь, в висках стучала кровь, легкие жгло от нехватки воздуха, но женщина и не думала останавливаться, она бежала навстречу счастью и боролась за то, чтобы ее сон не стал действительностью. Неведомая рука судьбы вновь толкала ее в объятья того, ради кого Тарья жила, дышала, того, кому она пела свои песни…. Ему одному и никому больше. Чужая молва оказалась в сотый раз права, и, перечеркнув все предрассудки, оставив за порогом страх и нерешительность, Тарья спешила к Туомасу. Маски были сброшены, роль гордой королевы стала вдруг ненавистной и ненужной боле. Сердце было готово к принятию своей давно забытой любви. Вечно одинока, в поисках отвергнутого счастья, Тарья смогла, наконец, вспомнить себя настоящую. Его любовь и нелюбовь, печаль и радость, хрустальная мечта и адово пламя, едина с его душой и вечно отталкивающая любовь…. **** Аккуратно обойдя тележку с медицинскими инструментами, Тарья очутилась в длинном белом коридоре, в конце которого вели оживленную беседу ребята из Nightwish. - Кто знает, что это было? – вопрошал Эмппу. - А ты не знаешь? Обычная выходка нашего Маэстро, - ответила темноволосая женщина, средних лет. «Наверное, это и есть она», - подумалось Тарье, забывшей по привычке, имя «преемницы». Турунен потопталась в нерешительности и опустила глаза. Что сказать им, так и не ставшим врагами, но и вышедшим из ранга друзей? Как же нелепо всё получилось…. Но долго думать Тарье не пришлось, Марко окликнул ее первым. - Мы знали, что ты приедешь. Иди скорее сюда, Тарья, - и басист поманил е рукой. Бледнея с каждым шагом, Турунен подошла ко всем. Эмппу обменялся понимающим взглядом с Анетт и сказал. - Не переживай так, все хорошо. - Что с ним? Скажите мне…. пожалуйста! - Состояние Туомаса все еще тяжелое, врачи его буквально с того света вытащили, но критический порог уже позади, опасность миновала, - ответил за гитариста Марко. - Кстати, вот, он просил тебе передать, - сказал Юкка, протягивая Тарье небольшой сверток. - Что это? - Ключи от дома Туомаса… Он ждал тебя, Тарья, и мы ждали…. – пояснил барабанщик. Турунен забрала из его рук сверток и заплакала вдруг. - Друзья, вы простите меня? – всхлипнула она. Марко без лишних слов привлек ее к себе и ответил за всех. - Оставим прошлое в прошлом. Все мы виноваты, в большей или меньшей степени, но давайте больше не будем вспоминать о случившемся. Ты – наша! Вместе мы одно целое, одна большая семья, которой очень тебя не хватало. На некоторое время все замолчали, а затем Анетт бесцеремонно потянула Эмппу за рукав и сказала. - Не хочется нарушать нашу идиллию, но думаю, Тарья сейчас нужнее в другом месте. Пойдем отсюда ребята, Туомас в надежных руках. А Вы, - обратилась она уже к Турунен, - Идите к нему, уверена, он ждет Вас. Одними губами прошептав: «Спасибо», Тарья приблизилась в двери реанимационного отделения, гадая, что же будет дальше. **** “Медленно распространяющееся изнутри – из окрестностей, а может, и из самого сердца – тепло. А потом легкая грусть, чуть стискивающая горло. И сразу же радость. Радость до того дикая, что даже хочется плакать. И следом какое-то сверхъестественное вдохновение. А затем ласковое все длящееся и длящееся волнение. И над всем доминирует желание прикоснуться. Всего на миг, и лучше всего губами. Я сразу узнаю это чувство, возвращающее меня к жизни, дарящее утраченные крылья, поднимающее с колен. Это именно оно. Нежность!” Веки Туомаса дрогнули и распахнулись. Пару секунд ушло на узнавание интерьера, еще пара – на обнаружение во всем этом себя. Перечеркнув лоб забавной складкой и чихнув, он, наконец, заметил возле своей кровати Тарью, держащую его за руку. Вся фигура женщины выдавала ее смятение: подрагивающие губы, слезы, застывшие в уголках глаз, растрепавшиеся волосы и блуждающая робкая улыбка. Туомасу вдруг так захотелось обнять ее, успокоить, развеять все сомнения, но проклятые трубки капельниц, торчащие в разные стороны, не давали ему совершить даже этого. Колючее больничное одеяло, стол, щетинящийся шприцами, лекарство, вводимое внутривенно уже целую вечность, и одна лишь ее улыбка, разом перечеркнувшая все былые несчастья. Сердце Тарьи встрепенулось, когда он сжал ее ладонь в своей и прошептал, силясь подняться. - Ты пришла…. Все-таки пришла…. - Лежи, тебе нельзя пока двигаться, - поспешно бросила она, и добавила, приглушая голос, - И я не уйду, обещаю…. Прости меня… - Молчи, не нужно объяснений. Ты пришла, значит, я смог открыть тайную дверцу твоего сердца… Тарья засмеялась. - Знаешь, иногда мне кажется, что даже будучи на операционном столе, ты продолжишь говорить стихами…. Я скучала по этому. - Такой уж я…. Меня не исправить, хотя, ты можешь попытаться, - лукаво усмехнулся он. - Да уж! Не для того я мчалась к тебе с другого конца Земли, чтобы вот так просто уехать обратно! И потом, уверена, твой дом истосковался без хозяйки. - Парни отдали тебе ключи? – то ли удивился, то ли расстроился Туомас. - Отдали, - подтвердила Тарья, - Теперь ты от меня не отвертишься! - А я даже пытаться не буду. Ты – такая же часть меня, как музыка. Мы едины, Тарья! Жаль только, что я не могу сейчас обнять тебя. Турунен посмотрела ему прямо в глаза, а потом подалась вперед и легла поперек одеяла, коснувшись головой груди Туомаса. Он вздохнул и прикрыл глаза – вот оно, счастье! Вот он – миг, когда не нужны слова, когда всё ясно с полувзгляда, когда все так, как было раньше. - Как же я люблю тебя! Спасибо, что вернулась…. - И я тебя люблю, обещай больше не пугать меня так, хорошо? - Обещаю. Смерть оказалась плохой помощницей в делах любовных. - Верно. Хватит уже нам с тобой искать у нее вдохновения, опыт показал, что ничем хорошим такие попытки не заканчиваются. Мы, наконец, вместе, и впереди нас ждут только счастливые дороги. “We are more then we are – we are one”. ***Конец*** 27.02.2011 – 9.03.2011г.