Таймлесс. Зарождение истории

1994 год. Осень

      Пол нервно расхаживал по кабинету мистера Монтроуза и молчал уже несколько минут после услышанного. Невероятно. Да, они предполагали нечто подобное, но даже он до последнего старался убедить себя, а заодно и Люси, что все не столь категорично. Что у них будет возможность не приводить план в действие. Что кража хронографа — лишь временная мера. Черт возьми, это окончательно не так.       — Мистер Лукас, скажите, что вы просто перестраховываетесь? Прошу, — буквально молил Пол, продолжая отказываться верить в предыдущие слова магистра Ложи. Он упал в стоящее неподалеку от стола кресло и закрыл лицо руками, нервно зарываясь в волосах.       — Мальчик мой, мне тоже больно это признавать, ведь я, как оказывается, совсем не готов терять свою любимую внучку, — с прискорбием проронил Лукас, подходя к юному де Виллеру и кладя ему руку на плечи. — Пол, возможно, я решился на такое смелое и безвыходное решение только потому, что знаю о твоей любви к ней. Знаю, что ты никогда не оставишь ее и всегда будешь рядом, каким бы невероятно трудным не оказалось ваше будущее… или прошлое. Знаю, что ты пойдешь на все ради нее. И вашей дочери.       Глаза Пола де Виллера наполнились слезами, сдерживаться совсем не выходило. Тем более, когда и без того паршивые новости подкреплялись откровенными речами мистера Лукаса. Да, дедушка Люси был одним из немногих, кто знал о чувствах мальчишки к его внучке. К тому же с самого его рождения. Чертовы путешествия во времени. «Этот старик знает слишком многое… И как он еще не сошел с ума от переизбытка информация в своей голове», — пронеслась мысль в его сознание, отчего Пол невольно улыбнулся, отгоняя чуть в сторону собственные переживания, что буквально сжирали его изнутри.       Де Виллер не знал. Не знал, как вообще начать ему разговор с Люси. Девушке и без того нельзя лишний раз нервничать, а тут еще нужно сообщить, что их судьба окончательно лишалась шанса на счастье. По крайней мере, на совместное счастье с их малюткой.       — Послушай меня, Пол, давай с Люси поговорю ее, — нарушил тишину Лукас, обращаясь к путешественнику во времени. Ему сейчас особенно казалось, что эту дрянную роль человека с плохими новостями просто необходимо отобрать у де Виллера. Словно он боялся чего-то неизбежного в том случае, если именно Пол сообщит дурную весть. — Думаю, что со мной она будет переживать чуть меньше, все-таки с тобой она всегда ярче выражала собственные эмоции, ведь ты занимаешь особое место в ее жизни. И ее сердце.       — Возможно, вы и правы, — не пытался с ним спорить Пол. — Но я обязательно должен быть рядом, не хочу, чтобы она даже на секундочку задумалась о том, что я решил ее оставить.       — Разумеется, мой мальчик, — слегка улыбнулся ему Лукас, но в глазах его читалась лишь печаль. — Конечно, тебе нужно быть рядом с ней.       Люси слегка задремала, зачитавшись одну из книг, что она нашла в доме Шефердов. Литература и правда интересная, однако вот усталость и прочие переживания давали о себе знать. Сегодня у нее было неспокойно на сердце с самого утра, хотя она и не находила причину этому. Грейс благополучно пудрила голову всему их большому семейству, а заодно и Ложе, рассказывая истории и о ее беременности. Николас как раз на днях вернулся обратно в Дарем. Разумеется, его супруга не осталась без милого подарочка из очередного путешествия. Несмотря на то, что его поездки носили далеко не романтичный характер, он все равно не мог лишить Грейс хотя бы такого влияния. Коль рядом он сейчас не мог быть. Пол поехал снова в Лондон по делам. Черт знает каким делам, может быть, одно это отсутствие информации сеяло в ней сомнения в том, что все вполне себе хорошо. Люси подозревала, что в большинстве случаев ее любимый под контролем или под присмотром дедушки, но это по-прежнему не помогало. Даже на элапсации приходилось иногда отправляться в гордом одиночестве, потому что сам Пол заскакивал в прошлое лишь отрывками, в перерыве от прочих тайных дел. Сегодняшний день не был исключением: мальчишка вернулся из начала двадцатого века, когда Люси неспеша завтракала. Правда, она была удостоена лишь сухим приветствием, мимолетным поцелуем и столь же быстрым прощанием. И когда он стал таким невнимательным по отношению к ней?       «Ну я вечером тебе устрою, мистер Пол де Виллер», — подумала про себя расстроившаяся Люси, прожевывая запеченный бутерброд и запивая чаем с бергамотом.       — Люси, милая моя, — послушался такой спокойный голос, словно он и не был частью ее сна. — Люси, просыпайся, дорогая, — все тот же голос. И чертовски знакомая интонация. Уголки губ невольно поднялись вверх, а сама она, не открывая глаз, потянулась на месте, разминая тело, которое возмущалось спонтанному сну в этом неудобном кресле. Она ощутила его дыхание совсем близко. Такое теплое и размеренное.       — Пол, ты вернулся… — протянула сонным голосом Люси и, абсолютно забывая об утренних обидах в его адрес, пододвинулась к нему ближе, растворяясь в нежном поцелуе. — И почему ты вечно оставляешь меня одну, мистер де Виллер? — отрываясь от его манящих губ, произнесла Люси. — Почему мы с малышкой постоянно вынуждены скучать по тебе? — в ее словах не было недовольства, лишь легкая обида.       — Люси, родная моя, — не отрывая взгляда от ее очаровательных синеватых глаз, буквально прошептал он, — ты же все сама отлично знаешь. Ему и самому хотелось выть от того, что он вынужден сбегать из дома от любимой беременной девушки. В первую очередь, чтобы помогать Лукасу путать различные ниточки, ведущие к их парочке. К тому же, он втайне не бросал попыток отыскать способ, который не был бы столь категоричен. — Ненаглядная моя, — кажется, что эпитеты в ее адрес у него никогда не закончатся, что безумно умиляло саму Люси, — ты главное помни, что я всегда с вами вот здесь, — он осторожно поднес руку к левой стороне ее груди, указывая на сердце. Она потянулась к нему за очередным поцелуем, как вдруг услышала непотный грохот на кухне.       — Ты что, приехал не один? — смущенно спросила Люси, слегка раскрасневшись, будто они занимались тут чем-нибудь неприличным, когда в соседней комнате пребывал гость. — Или это Грейс вернулась раньше? Который вообще час? — оглянулась она вокруг в поисках часов.       — Время семь вечера, дорогая, а на кухне всего лишь твой дедушка, — поведал ей Пол. — И скажу тебе по секрету, он давно не смущается наших с тобой поцелуев. Видимо, твой дедуля еще много увидит, точнее, увидел там в прошлом, когда мы забегали. Да и вообще, беременность определенно демонстрирует, что мы позволяли гораздо большее, чем просто поцелуи, так что смущаться глупо.       — Пол, ты невероятный дурак! — ударила его кулачком в грудь Люси и нахмурилась в ответ. Какие бы изменения не происходили в ее жизни, ей все равно было неловко перед всеми членами семьи, когда те заставали их с Полом даже за мимолетным поцелуем. — Дедушка, выходи, а то еще пару минут, и я прибью этого юмориста, — крикнула она куда-то в сторону кухни, надеясь, что Лукас появится в ближайшие несколько секунд.       — Девочка моя, здравствуй, безумно рад тебя видеть, — приобнял ее вошедший в гостиную дедушка, правда маску радости натянуть не очень-то получилось.       — А вы в курсе, да, что чертовски паршиво скрываете свои эмоции? Особенно сейчас, — уставилась на них Люси, слегка прищурившись, словно искала причину подобного поведения. — Рассказывайте, что случилось, не тяните, у вас все равно не выходит… Лукас не желал ходить вокруг да около, но в тоже время отлично понимал, что нельзя все взять и вывалить на нее в одночасье. Искал слова. Но не находил. Искал подходящий момент. Но такого, естественно, не было. Искал повод промолчать. Но больше не мог.       — Люси, ты наверняка заметила, что Пол все чаще пропадает из дома, а Николас уезжает на более длительные сроки, реже возвращаясь в Дарем, чем прежде… Этому есть причина, к сожалению.       Лукас поведал о том, что они ходят буквально по грани, и что путать следы для Ложи становится все сложнее. Возможно, там работали не самые умные люди, но и, очевидно, не откровенные идиоты. И даже они стали подозревать, что следы, которые Николас оставляет по всей Европе не столь однозначны. Что за этим скрывается нечто более серьезное. В один из летних дней Фальк поделился этими подозрениями с магистром Ложи. Какие бы корыстные мотивы за этим не скрывались, Лукас заметил в этом еще и личные переживания мистера де Виллера. Он не был уверен до конца в своих подозрениях, но по каким-то причинам предположил, что за этим стоит Пол. Переживания за несносного младшего братца, который по-крупному вляпался в неприятности. Как бы сильно не расходились взгляды двух братьев. Один на стороне Ложи, другой — абсолютно против нее. Все равно эти двое волновались друг за друга. Как бы Пол не отрицал, Лукас отлично помнил, как тот невзначай спрашивал что-нибудь о Фальке. Чаще всего он максимально завуалировал свою заинтересованность. Но интерес, есть интерес. Хотя, честно сказать, во время рассказа о подозрениях Фалька, Пол на мгновение все равно удивился. Ошарашенно уставившись на Лукаса, он словно забыл, как моргать. Ему давно казалось, что их пути с братом окончательно разошлись. Он был уверен, что после ограбления Темпла и потери хронографа Фальк бесповоротно оборвал с ним все связи. Что и неудивительно.       — Люси, мы не можем больше скрывать… — на этих словах Люси была готова уже закатить глаза от напущенной таинственности серьезного разговора, как Лукас продолжил свое предложение. — Скрывать вас… мы, к сожалению, вынуждены перейти к нашему плану на черный день.       «Я бы сказал, самый черный день…», — добавил про себя мистер Монтроуз, с трудом сдерживая волнение.       — А предыдущие дни у нас, видимо, были еще не самыми черными, — резюмировала Люси. — Ну что ж, рассказывайте вы уже, а то я рожу раньше времени с вашими интригами…       План на черный день. На самый черный день. Состоял в том, что после родов Люси Монтроуз и Пол де Виллер должны будут сбежать и окончательно переместиться в прошлое, при этом забрав в собой хронограф. Лишь один из хронографов, прямо говоря. Это значит лишь одно — что в настоящее они никогда уже не смогут вернуться. А вот спрятаться от Графа в прошлом — это то, что Ложа определенно не будет ожидать от двух юных путешественников. Сен-Жермен возможно и во многом хорош, особенно в интригах, но недооценивать людей — это одна из его проблем. Особенно, когда дело касается девушек.       — А наша малышка? — тревожно прервала Люси рассказ дедушки, с опаской поднимая глаза и глядя на него. — Она же отправится с нами? — задала она вопрос, но определенно не хотела слышать ответ, который уже считала в его отчаянном взгляде.              — Нет, Люси, мы не можем, — безутешно произнес Лукас и продолжил объяснять почему именно. — Она наш Двенадцатый путешественник. Она Рубин. Мы не можем просто так отправить ее в прошлое безвозвратно, ведь на ее плечах лежит огромная миссия.       — Дедушка, да ты себя слышишь?! — ее буквально трясло от злости, от одной мысли, что она в одночасье потеряет свою дочь. — Миссия? О чем ты вообще думал? И думал ли? — не прекращала возмущаться Люси, глубоко и прерывисто дыша. — А ты? — обратилась она уже к Полу. — Неужели ты поддерживаешь этот чертов план? Как ты можешь? Это же наша дочь! — от бессилия она рухнула прямо на пол, а глаза окончательно заполнились слезами, что не прекращая лились по ее щекам.       — Люси, послушай… — пытались заговорить с ней и Пол, и Лукас, однако не могли найти, что сказать. Сейчас вообще вряд ли могли отыскаться подходящие слова. Тем более для рыдающей беременной девушки.       — В чем вообще гениальность вашего плана? Укрыться от графа… в начале двадцатого века… Невероятно! — всхлипывая, продолжила свою тираду недовольства Люси. — А ты все знал, да? — она снова переключила внимание на де Виллера. — Поэтому твои путешествия все чаще стали одиночными, да? Ты с кем-то договаривался?       — Люси, девочка моя…       — Нет, не надо! — оттолкнула его Люси. — Простите, но мне нужна пауза, оставьте меня сейчас одну.       Невероятно! Неужели они действительно думали, что она спокойно сможет воспринять подобную новость. Даже матери, которые не желают собственного ребенка, могут изменить свое мнение, когда видят маленький комочек, что был с ними на протяжении девяти месяцев. Что уж говорить про Люси. Про девушку, которая, несмотря на все опасности и трудности, невероятно ждала их с Полом ребенка. Их малютку. На которую еще до рождения было возложено слишком многое. Утро вечера мудренее. Люси по-прежнему не смирилась с грядущей судьбой для их дочери. Однако смогла успокоиться и подойти к этому вопросу более разумно, выслушав и другие доводы от Пола. К тому же, он поведал ей о Маргарет Тилни и его переговорах с ней. Эта новость заставила ее хоть на время улыбнуться. В одно из путешествий по двадцатому веку Люси и Пол познакомились с этой милой женщиной, можно даже сказать, что за их короткую встречу они успели подружиться. Это немного успокаивало. Утешало, что они прыгнут не в полнейшую неизвестность.       — Принцесса, все обязательно будет хорошо, доверься мне, — прошептал ей на ухо Пол и крепко прижал к своей груди, растворяясь в запахе ее огненных локонах.

***

1994 год. Октябрь

      — Ты родилась под счастливой звездой, Гвендолин, — улыбнулась Люси, смотря в очаровательные глаза девочке, что лежала на ее руках. Она покачивала ребенка, любуясь ее. Первая девочка из Монтроузов, в которой доминировал отцовский ген, что и окрасил ее волосы в темный цвет.       — Люси, нам нужно уходить, — твердо и уверенно заявил Пол. Он отлично понимал, что не должен давать слабину, иначе они не смогут. Лишь одному человеку в их паре сейчас позволялось размякнуть.       — Пол, неужели это наш единственный выход, — сквозь слезы выдавила она слова. — Я не готова, нет, не готова вот так вот с ней расстаться, — рассматривала дочку Люси, не в силах отпустить.       — Мы обязательно с ней еще встретимся! Ты же знаешь, что отсюда мы не сможем бороться с графом Сен-Жерменом, — размеренно проговаривал Пол одни и те же слова по сотому кругу, но по-прежнему не позволял себе сорваться. — Чтобы спасти нашу Гвендолин — нам нужно исчезнуть в прошлое вместе с хронографом. Лукас говорил тебе об этом.       — Мы никогда не сможем вернуться… никогда… я больше не увижу свою семью, дедушку, бабушку, родителей… Грейс… Тяжело вздохнув, Пол с трудом сдерживал слезы. Фальк. Его родной брат. Каким бы мерзавцев он не был, ему было тоже больно от мысли, что больше никогда не увидит его.       — Принцесса, я рядом. Я всегда был, есть и буду рядом с тобой, а вместе мы обязательно со всем справимся! В любой точке мира и времени…       Он видел, как нечто внутри Люси буквально ломается и разбивается вдребезги, но все равно был вынужден забрать у нее ребенка и отдать малышку в руки Грейс. Возможно Люси Монтроуз так никогда и не решилась на столь отчаянный шаг, если бы не передавала Гвендолин в руки ее любимой тетушки Грейс. Кто-кто, а этот светлый человек способен правильно воспитать малышку. В настоящей и любящей семье.       — Гвендолин София Элизабет Шеферд, урожденная де Виллер, будь счастлива! — он хотел было на мгновение полюбоваться ею, но боялся, что еще несколько минут и он сам решить бросить все к черту и остаться. Он нежно поцеловал дочку в ее крохотный лобик и передал ее Грейс.       Де Виллер загреб Люси в свои крепкие объятия и оттащил от Грейс и Гвендолин в сторону, где сейчас стоял хронограф. Он ввел необходимую дату, бросил короткий взгляд на девушек и тяжело выдохнул, ощущая перемещение всем телом.

***

      — Здравствуй, Фальк, — из размышлений о побеге двух путешественников его вывел женский голос. Столь знакомый и такой родной. Он оторвался от документов, который изучал безрезультатно последние пару часов, и уставился на гостью.       — Грейс? Что ты здесь делаешь? — удивленно спросил он, прищурившись и изучая ее. Он не видел ее очень давно, кроме того дня, после побега. И он определенно скучал по ее робкой улыбке, которой не удостаивался тоже слишком давно. — Что-нибудь с мистером Монтроузом?       — Что? Ты о чем? — искреннее не понимала, о чем он говорит, Грейс.       — Ну, я предположил, что с магистром Ложи что-нибудь случилось, поэтому один из членов его семьи пришел сообщить об этом в Темпле.       — А, нет, что ты! С отцом все отлично, он еще всех нас переживем, — усмехнулась она, а Фальк снова отметил, насколько же прекрасна девушка, особенно, когда улыбается. — Я пришла кое-что передать тебе, Фальк.       — И что же? Кольцо ты мне уже возвращала, а больше нас ничего и не связывает… — без капли стеснения произнес он, словно пытался в этот момент задеть ее.       — О боже, де Виллер, ты серьезно? Еще скажи, что ревнуешь меня к Николасу?       — А если и так? — загадочно посмотрел на нее Фальк.       — Тогда ты непроходимый дурак. Обиженный парень. И еще паршивый брат! — выпалила Грейс, которую охватила какая-то необъяснимая злость. — Кстати, о брате. Именно из-за него я здесь. Письмо — вот что я хотела передать тебе, — она достала конверт из внутреннего кармана куртки и швырнула ему чуть ли не прямо в лицо.       — Прощай, Фальк де Виллер! Искренне надеюсь, что мы больше никогда не встретимся!       — Не зарекайся об этом, Грейс Монтроуз…       — Шеферд, — исправила его девушка.       — Для меня ты всегда будешь Монтроуз, — прокричал в пустоту Фальк, когда девушка скрылась за дверью его кабинета, и протянул руку к письму, что она бросила на его стол. Он поднялся с места и, разгуливая по комнате, прочитал первые строки.       Фальк, здравствуй братец!       Даже сам не знаю, зачем я пишу это письмо, ведь я либо не найду в себе смелость его отправить, либо ты даже не станешь его открывать. В любом случае, оно останется без своего читателя.       Знаешь, я ни о чем не жалею. Не жалею, что сбежал из семьи, не жалею, что украл из Темпла хронограф. Так нужно было. Это ни моя дурацкая прихоть. И нет, я не хотел как-то выставить свою персону на первое место. Ведь мы с Люси и без того были важными шишками, так сказать, в Ложе, чтобы получать еще и дополнительное внимание.       Я не мог по-другому. Мы не могли по-другому. Надеюсь, что со временем ты тоже это поймешь. Надеюсь, что, потеряв меня на всегда, ты наконец-то осознаешь, что мотивы Ложи не так однозначны. Ведь вряд ли я бы захотел покидать наш 1994 год ради забавы. Ты то отлично знаешь, как я люблю наше десятилетие.       Не сердись на меня, брат. Хотя считать меня влюбленным дураком можешь и продолжать. Пусть это и не так. Да, я бесконечно влюблен в Люси Монтроуз и сделаю все для нее. И не думай, если у тебя ничего не вышло с Грейс, то все женщины, а особенно женщины Монтроуз, такие уж стервы. Надеюсь, что еще встретишь свою любовь, братец.       Будь счастлив, Фальк. Я вот счастлив!       И прощай. Надеюсь, что ты научишься на своих ошибках…       Твой несносный брат       Пол де Виллер       Фальк отбросил письмо на стоящий рядом журнальный столик и метнулся к окну. Как он мог? Какого черта он пошел на такой безрассудный шаг? Какого лешего взял и отправился в прошлое, лишая себя шанса на спасение и возвращения? Он не понимал. Не понимал, как эта чертова девчонка могла настолько вскружить ему голову, что он вытворил подобное. Эти Монтроузы точно ведьмы. И как ему теперь общаться с их семьей, зная, что они лишили его единственного брата? Невыносимо. Невыносимо больно. И эту боль ничто не сможет заглушить. Никогда.

***

Гайд-парк, Лондон 8 апреля 1912

      Она стояла на коленях и плакала, а он тем временем судорожно оглядывался по сторонам. Как он и предполагал, парк в это время суток был совершенно пуст. Утренние пробежки в моду пока не вошли, а для бродяг, которые ночуют на лавочках, скромно прикрывшись газеткой, было ещё слишком холодно.       Он осторожно завернул хронограф в платок и положил его в рюкзак.       Она опустилась на сиренево-жёлтый ковёр из отцветших крокусов и прислонилась спиной к одному из деревьев, украшавших северный берег озера Серпентин.       Плечи её сотрясались от рыданий. Этот безутешный плач был похож на стон зверя, попавшего в ловушку.       Ему было невыносимо тяжело видеть её в таком состоянии. Но он уже успел убедиться, что самое разумное — это оставить её в покое. Поэтому он просто присел рядом на траву, влажную от утренней росы, окинул взглядом гладкую как стекло поверхность воды и стал ждать.       Он ждал, когда её боль притупится. Но сердце подсказывало ему, что эта боль останется с ней навсегда.       Он чувствовал себя таким же несчастным, но изо всех сил пытался этого не показывать.       Не стоит ей сейчас тревожиться ещё и о нём.       — А бумажные платочки уже изобрели? — наконец пробормотала она и подняла на него своё заплаканное лицо.       — Не знаю, — сказал он. — Могу предложить тебе настоящий шёлковый платок, с оборками и монограммой. В духе времени.       — «Г.М.». Ты что, украл его у Грейс?       — Она сама мне дала. Можешь сморкаться, сколько хочешь, принцесса.       Когда она возвращала ему платок, на её лице появилась слабая улыбка.       — Кажется, теперь его придётся выбросить. Прости.       — Да ну, перестань. В этом времени платок можно высушить на солнышке и потом использовать ещё раз, — сказал он. — Главное, что ты больше не плачешь.       На глаза ей снова навернулись слёзы.       — Мы не должны были оставлять её в беде! Мы нужны ей! Мы не знаем, сработал ли наш план, и у нас нет никакой возможности проверить это.       Её слова больно ранили его.       — Мёртвыми мы бы ей точно не пригодились.       — Наверное, мы могли бы скрываться с ней за границей, под чужими именами. Пока она не подрастёт…       Он прервал её тираду и обречённо покачал головой.       — Они бы нашли нас где угодно. Мы ведь обсуждали это с тобой уже тысячу раз. Мы не бросили её в беде, мы сделали единственно правильный выбор: мы помогли ей пожить некоторое время в безопасности. Хотя бы до шестнадцати лет.       Она молча посмотрела на него. Где-то вдалеке послышался цокот копыт, со стороны дороги донеслись голоса, хотя вокруг было ещё совсем темно.       — Я знаю, что ты прав, — сказала она наконец. — Но мне так больно осознавать, что мы её никогда больше не увидим, — она вытерла слёзы.       — По крайней мере, скучать нам не придётся. Рано или поздно они разыщут нас в этом времени и пришлют за нами хранителей. Он так просто не сдастся и не уступит нам хронограф.       В её глазах блеснула жажда приключений. Он заметил это и слабо улыбнулся: значит, теперь она понемногу успокоится.       — А вдруг нам всё-таки удалось его провести, или, может, тот второй экземпляр выйдет из строя. Тогда он останется ни с чем.       — Да, хорошо бы. Но если этого не случится, то мы будем единственными, кто сможет ему помешать.       — И потому мы поступили правильно.       Он встал и отряхнул джинсы от травы и грязи.       — А сейчас нам пора. Тут так мокро, а ты совсем себя не бережёшь, — он помог ей подняться и нежно её поцеловал.       — Что будем делать? Поищем укрытие для хронографа?       Она нерешительно перевела взгляд на мост, который отделял Гайд-парк от Кенсингтон-гарден.       — Да. Но сначала мы найдём тайник хранителей и заберём деньги. Тогда мы сможем купить билет до Саутгемптона. Оттуда в среду отправляется «Титаник».       Она засмеялась.       — Вот, значит, как я должна себя беречь! Ну что ж, поехали!       Он был так счастлив снова слышать её смех, что не мог удержаться от нового поцелуя.       — Я тут подумал… Ты знаешь, что капитаны кораблей имеют право заключать браки, когда выходят в дальнее плавание? А, принцесса?       — Ты что, хочешь, чтобы мы поженились? На «Титанике»? Ты с ума сошёл!       — Но это же так романтично!       — Особенно айсберг — такая романтичная штучка, — она положила голову ему на грудь и спрятала лицо в его куртку. — Я так тебя люблю, — прошептала она.       — Ты выйдешь за меня замуж?       — Да, — сказала она, всё так же пряча лицо на его груди. — Но только если мы не поедем дальше Квинстауна.       — Готова к следующему приключению, принцесса?       — Если ты готов, то готова и я, — тихо сказала она.