Last Goodbye

- Леди Эшара, к вам гость. Служанка топчется на пороге комнаты, теребит платье, раздражая этим Эшару. Сегодня у нее не самый лучший день, чем ближе время родов, тем хуже у нее с настроением. Жара изнуряет, а тело сейчас такое несовершенное, что только и остается, мучится и молиться. Хорошо еще, что стены замка удерживают прохладу, а ткани такие легкие, что можно дышать. Эшара обмахивается веером и мечтает о дожде. - Гости? Последним гостем в Звездопаде был Оберин Мартелл, привез лично известие о смерти Элии. Он рвал и метал, метался по чертогам Звездопада, клялся и божился, что поднимет Дорн против Ланнистеров, Баратеона, Аррена и Старка, в отместку за смерть сестры. И снова смотрел на нее, как и все недели раньше. Но Эшара молила. Ничего не изменилось, сердце все еще болезненно бьется при упоминании Неда Старка, и облегчение при мысли о том, что он жив, омывало ее волной, от чего противно дрожали ноги. Служанка взволнована. Эшара хмурится, та смущенно молчит. В голову дорнийки закрадывается неприятное подозрение. Нет, это не может быть он. А что, если все-таки может? Зачем он здесь? Приехал за ней или… Она останавливается у входа в главный зал. Замирает, вспоминая о маленькой такой вещи, как выпирающий под платьем живот. В последнюю их встречу она тщательно куталась в плащ, но сейчас даже он не скроет ее беременность. Легкие складки платья аккуратно скрадывают округлости фигуры, но никак не хотят полностью ее маскировать. Эшара вздыхает. Она не знает, что сказать, как смотреть в глаза Неду. Пусть ему пришлось выбрать не ее, а Кейтилин Талли, но Эшара никогда не считала себя правой. Ее собственная ложь отравляла все чудо ожидания рождения ребенка. Она пыталась поначалу найти в себе ненависть к Неду, к его ребенку, хотела после его рождения отдать на воспитание. Но чем ближе приближался этот момент, тем больше Эшара понимала – не сможет. И даже не собиралась с этим бороться. Она могла бы стоять под дверьми вечность. Храбрости встретиться с лордом Старком не находилось. Эшара погладила живот, потом прислушалась к звукам в зале. Но дверь была слишком высока, слишком толста, ничего не расслышать. Так что все, что оставалось, толкнуть дверь и войти, оказываясь сразу под пристальными взглядами двух мужчин. - Лорд Эддард, - ее голос звучит церемонно. Эшара чуть наклоняет голову и замирает на входе, ожидая реакции мужчины. Он изменился. Взгляд теперь холоднее, а линия губ жестче, разворот плеч шире. Эшара нервно сглатывает, когда взгляд Неда проходится по ее лицу, спускается ниже, замирает на ее животе. Она инстинктивно прикрывает его руками, чувствуя, как противно начинает сосать под ложечкой, стоит сине-серым глазам северянина заледенеть. - Леди Эшара, - его поклон не менее церемонен, - позвольте представить вам Холланда Рида. Эшара только сейчас сосредотачивается на невысоком мужчине, маячившем за плечом Неда. Он любезен и даже приветлив: - Мы с вами встречались в Харенхолле, - напоминает он. Эшара всматривается в Рида. - Да, я помню. Нет, она практически не помнит его. Тот турнир после ночи с Недом память сохраняет избирательно. А, может, и ничего другого и не было. Лишь их тела, их поцелуи, их руки… Жаль, им обоим не забыть, что в тот раз началась история, завершившаяся… сейчас? А завершилась ли? Что Нед делает тут? Он стоит напротив, рассматривает Эшару, раз за разом возвращается взглядом к ее животу, от чего ей становится неловко. Пока она не замечает складку у губ. И складку на лбу. И вдруг понимает такую истину – ему больно. Возможно, даже больнее, чем ей – он считает, что дитя под сердцем она нагуляла от другого. Голова начинает предательски кружиться, Эшаре хочется схватиться за что-нибудь, но ближайшее кресло далеко. Она медленно пересекает зал. - Что привело вас сюда, лорд Старк? Сомневаюсь, что это визит вежливости. Далековато от вашего дома, где вас ждет жена. Она могла бы промолчать… Нет, не могла. Раненая женская гордость – страшная вещь. Раненое женское сердце – и того хуже. И Нед это понимает. Если бы не Рид позади, то он бы уже упал перед ней на колени, прижимаясь к ее животу. К ее ребенку. К их ребенку. А ему ведь еще новости сообщать. Он никогда не умел говорить красиво, как Бран, как отец. И сейчас тоже ничего не выходит. - Я принес вам вести, леди Эшара. Уж точно не радостные. В этом дорнийка даже не сомневается. - Башня Радости пала. Эшара, наконец, достигает кресла, но так в него и не садится. Останавливается позади него, опираясь на спинку. Теперь Нед не видит ее фигуры, и, кажется, что обоим становится немного проще. По крайней мере, пока. И никто не помнит о Риде. - Надеюсь, ваша сестра в добром здравии? Лицо Неда мрачнеет. И Эшара уже знает ответ. Она бы хотела забрать свой вопрос обратно, попросить не отвечать, подойти и коснуться его лба, чтобы отогнать набежавшую тучу. Но Нед отвечает: - Нет. Она умерла. Она истекла кровью, родив сына, о котором никто не должен знать. Ни Таргариены, ни Ланнистеры, ни Баратеоны, ни Старки. Нед уже принял все решения, обо всем подумал. И имя Лианны не пострадает. Как и имя Эшары Дейн, об этом он тоже позаботится, если больше ничего другого сделать не смог. - Мне жаль. Эшара не спрашивает, что стало тому причиной. Да она почти и не помнит Лианну Старк. Видела ее лишь однажды, и с тех пор где-то далеко в памяти сохранился образ, пусть и весьма смутный, красивой северянки, с глазами, которые так похожи на глаза Неда. - Значит, война окончена? Нед качает головой: - Нет, леди Эшара. Почти, но все еще нет. Боюсь, что эта война никогда не будет окончена. Он знает, что она его понимает. Видит это по глазам. Король был плохим, но свержение короля тянет за собой долгие последствия, которые им всем еще аукнутся. Которые аукнутся Вестеросу. Эта война закончится лишь тогда, когда не останется в живых ни одного Таргариена. - Я благодарю вас за помощь в поисках моей сестры, леди Эшара. Эшара морщится. Она видит, как Рид вскидывает голову, услышав это. Да что он тут вообще делает? Надсмотрщиком, что ли, работает? Но она не может выгнать гостя, так что пусть Нед сам с ним разбирается. А помощь… узнав от брата, где Рейегар прячет свое сокровище, Эшара не преминула отправить Неду ворона. Она просто хотела, чтобы эта проклятая война, начатая из-за того, что Баратеон не смог влюбить в себя малолетнюю северянку и позволил Рейегару завладеть ею, закончилась. И она бы перестала видеть едва ли не каждую ночь, как кто-нибудь – чего доброго, сам Эртур – убивает ее Неда! Или наоборот. Невозможно спать, невозможно дышать, невозможно жить. - Я не подписывала записку. Откуда вы узнали? Слабая улыбка касается губ Неда, и он качает головой. Отвечает совсем тихо, в надежде, что его услышит лишь одна Эшара: - Просто знал. Эшара молчит, ждет продолжения. Ну не приехал же Нед в Звездопад только за тем, чтобы лично сообщить о сестре или поблагодарить. Значит, должны быть другие причины. - Но это еще не все… О, боги! Эшара вздрагивает. У нее нещадно ломит спину, так, что она скоро не сможет стоять. Она не в силах больше смотреть на Неда, готовая расплакаться, снова думая о том, что могло быть, но чего никогда не будет. Ночи напролет ее лучшая подруга - тоска по Неду. По его рукам, прикосновениям, губам. Нед оборачивается к столу, и Эшара только сейчас замечает сверток. Все ее внимание было настолько поглощено Старком, что она не замечала ничего вокруг. Сердце неприятно колет в предчувствии беды, холодной и липкой, сворачивающейся змеей в желудке. Эшара вцепляется пальцами, на которые уже несколько недель не налезают кольца, – и кто сказал, что беременность красит леди? – за спинку стула. Но все еще стоит. Чтобы развернуть сверток, Неду требуется несколько движений. И на ткани в его руках лежит Рассвет. Эшара везде узнает этот меч. И Нед уже может ничего не говорить, единственная причина, по которой фамильный меч Дейнов мог попасть в руки Старка, смерть его хозяина. Но он все равно говорит. Только Эшара почти не различает слов. - …пал смертью храбрых… выполнил… присягу… Подойти и взять меч – так нужно. Отдать прислуге распоряжение касательно комнат для гостей, касательно ужина, горячей воды - Дорн гостеприимен. И попросить мужчин уехать утром без прощания потому, что ей, сейчас единственной хозяйке Звездопада, не очень хочется смотреть на тех, кто привез вести о смерти брата. Кажется, теперь говорит Рид. Что-то о долге, снова, о смерти… Эшара не хочет слушать этого человека. А Нед старается поймать ее взгляд. Ее кожа, обычно смуглая и блестящая, которая так красиво оттенялась его собственной кожей, когда они лежали на сене, обнявшись, сейчас кажется серой. А фиалковые глаза, такие необычные – потускневшими. И движения – подозрительно замедленными. Эшара падает на пол без звука. Но по залу разносится пронзительный звон, когда Рассвет, брошенный Недом, падает на каменный пол… *** Эшара так и не берет дочь на руки. Лишь следит взглядом за Недом, который ходит по комнате с маленьким свертком. Дочь не плачет, даже не пищит, лишь дышит. Эшаре кажется, что она слышит сопение девочки. Ее груди болят от молока, но она даже не думает о том, что малышку нужно покормить. Мейстер только качает головой и говорит о том, что девочке не много осталось. Недоношенная и слабая, она не готова к этому миру. И Эшара боится, что если возьмет своего ребенка на руки, то больше никогда не отпустит, сойдет в могилу вместе с ним. Почему так вышло? Почему боги отбирают у нее последнее, что мог дать ей Нед? Только ли потому, что он отдал себя другой по требованию долга? Или потому, что по ночам она кричала от боли в сердце и тоски по нему, пыталась заставить себя ненавидеть его, но так и не смогла. Ее ненависти хватало от силы на десять минут. Но стоило вспомнить, с какой любовью, с каким восхищением на нее смотрел ее волк, и уже не оставалось ничего, кроме разрывающей любви. За что боги забирают у них то, что принадлежало им? Эшара не спрашивает об этом вслух, лишь сидит на своей кровати и смотрит на Неда. Роды были долгими, изнуряющими, но не больше. Ее здоровье не было подорвано, и нечему было удержать ее в постели. Поэтому она уже несколько часов сидела в той же комнате, где Нед баюкал новорожденную. Он, в противоположность молодой матери, не выпускал свою дочь из рук. И Эшара видела, какой у него взгляд. Чем-то напоминающий тот, которым он всегда смотрит на нее, лишь с отголосками боли. - Нам нужно ее назвать, - голос дрожит, но женщина не плачет. Она не смогла найти в себе слез, такое ощущение, что воды в ней не осталось. Нед впервые смотрит на нее, кивает и снова баюкает малышку. - Но никаких Лианн, никаких Элий, - голос дорнийки звучит жестче, чем бы хотела. Иногда она винит в случившемся Лианну, иногда и Элию. Подруга не смогла быть Рейегару той женой, о которой он мечтал, а сестра Неда не смогла устоять перед искушением стать возлюбленной принца. Все, конечно, не так упрощено, но в такие минуты Эшара просто не в состоянии мыслить иными категориями. Нед снова кивает. И они снова молчат. Служанка тихо прокрадывается в комнату, о ее появление свидетельствует аромат горячей еды. Эшара смотрит в окно, какое-то время продумывает имя дочери. Это глупо. Зачем она это делает? Зачем дается имя той, которой не жить? Неведомый примет ее и так. Но она почему-то очень хочет, чтобы Нед увез память не о безымянной дочери, а о той, у кого было имя. - Эшара, тебе нужно поесть. Он аккуратен, не приближается к ней, не касается ее. А ей иногда так и хочется упасть на колени и молить о подобной милости. Может, она смогла бы украсть у него еще одного ребенка… но нет. Это унизительно, для обоих. И если Эшаре не было сейчас дела ни до собственной чести, ни до чего другого, то она не могла принуждать к этому Неда. Он бы самого себя презирал, а этого она не могла позволить. Слишком хорошо знала, каким честным был молодой волк, понимала, что он и без того чувствует стыд и свою вину перед женщиной, которую обманул. Добавлять ему еще один бесчестный поступок было бы нечестно. А объяснять, что сама Эшара готова на это и не видит ничего плохого в том, чтобы родить от него бастарда, она просто не в состоянии. - Я не хочу, - она оборачивается. Нед впервые за последние часы отпускает дочь из рук, и выглядит даже как-то странно и неловко, будто не знает, куда себя деть. Он изменился. Стал… нет, не взрослее, ведь и в Харренхолле он не был уже похож на мальчика. Но ничего так не меняет мужчину, как легшая на его плечи ответственность. Теперь он принц Севера, теперь он отвечает за своих лордов, теперь он… не принадлежит ей. И ее место заняла другая – с той лишь разницей, что сама Эшара никогда не стремилась быть леди Винтерфелла, она хотела быть женой Неду. Другая будет рожать ему детей – а она и одного не смогла. И лишь где-то мстительной ноткой проскакивает жестокая мысль: но именно моего ребенка Нед взял на руки первым. Он никогда не забудет веса хрупкого маленького тельца на своих руках, его не перекроют никакие другие последующие дети. Кажется, это единственное, что она может получить от богов. - Фианна. Ее зовут Фианна. Это имя прекрасно бы сочеталось с именем дома ее отца. Они оба так и не притрагиваются к еде. Лишь в какой-то момент тело предает Эшару, и она засыпает на оттоманке у окна. Последнее, что она видит, как Нед снова ходит по небольшой комнате, качая Фианну на руках. Кажется, он даже что-то напевает. Наверное, северную колыбельную. Если закрыть глаза, то можно представить себя в другом месте, например, за стенами Винтерфелла. И все так правильно: она отдыхает после родов, а Нед возится с их первенцем. Он поет ей песню, и Эшара тоже начинает дремать. В том месте ничего, кроме них и их счастья. Ведь им, в самом деле, было нужно не так много. Когда она снова открывает глаза, то понимает – все кончено. Нед сидит в рассветных сумерках, сгорбившийся, опустивший голову над колыбелью, в миг постаревший. Разве может постареть тот, кому всего каких-то двадцать лет? Его плечи чуть подрагивают. Эшаре кажется, что на них вот-вот обрушится небо. Но проходит минута, другая, и ничего не происходит. Ей хочется плакать, ей хочется биться в истерике, ей хочется испытывать хоть что-нибудь, но все, что она может – жалеть, что так и не подержала дочь на руках. Ей хочется обнять Неда, унять его боль, унять свою – заставить их обоих забыться. Но даже на это у нее нет прав, и она так и остается безмолвной тенью за его спиной, с рукой на полпути к его плечу, с желанием ощутить его тепло. Это не поможет. Фианну не вернуть, прошлое не изменить, и Эшара с усталостью понимает, что даже ненавидеть ей уже некого. Могла бы, наверное, Роберта за то, что был не способен стать единственным для своей женщины, Ланнистеров за жестокую смерть Элии и ее детей, но сейчас она не в состоянии даже на это. А мертвых ненавидеть глупо. - Где… Закопать? Сжечь? Эшара знает, что в каждом уголке Вестероса свои традиции. И Нед спрашивает, как поступают в Дорне. - У реки. Там есть ямы, нужно сложить помост. Развей пепел над водой. Слова давались, практически не застревая в горле. То ли потому, что ничего невозможно изменить, то ли потому, что смирение взяло вверх. Но с последним были проблемы, и Эшара это уже понимала. Она и до этого не была особой богобоязненной, хотя и молилась, когда не оставалось ничего. И с интересом расспрашивала Неда о его старых богах, богорощах и чар-древах. Ей казалось, что она легко примет их, а церемония среди деревьев в волшебном месте, определенно, выглядела красивее и интимнее, чем под высокими сводами септы. Но этого она уже никогда не ощутит. Боги, Семеро или старые, отобрали у нее Неда и Фианну. Так зачем верить в них, если они все равно жестоки, неуступчивы и немилосердны? Весь день Нед вместе с Холландом Ридом – кажется, так зовут маленького лягушатника, которого Эшара помнит еще со времен турнира – мастерят маленький помост для Фианны. Она наблюдает за ними из окна, не притрагиваясь к еде, не позволяя никому притронуться к себе, хотя мейстер уже несколько раз напоминает, что леди после родов до сих пор не дала себя осмотреть. Зачем? Она и так знает, что здорова. Нед возвращается под вечер. Мокрые волосы, прилипшая к телу свежая рубашка. Он только что искупался. Пальцы застегивают куртку, брошенную еще утром у нее в комнате. Эшара молча наблюдает за такими знакомыми движениями, а потом произносит: - Уезжай после костра, - просит она. Последнее их расставание было грубым, но так нужно было. Теперь Эшара не хочет кричать и обвинять Неда во всех грехах, как и не жаждет слышать извинения в том, что он ее обесчестил. На это можно многое сказать: сама не дура, понимала, что делает, и он раб своего долга, и список бесконечен. Но от этих разговоров она начинает задыхаться. А ему еще жить с той, кому давал клятвы, рожать детей, воспитывать и править Севером. С той, которая на самом деле может быть глубоко несчастная: ее возлюбленный так же стал жертвой этой богами проклятой войны. - Эшара… Нед делает к ней несколько шагов, от чего женщина вскидывается. На минуту им обоим кажется, что сейчас рухнут все условности. И Эшара этого хочет. Но… Нед не делает того, что неправильно, не дает обещания, которые не в состоянии выполнить. Она бы и правда хотела услышать, что он к ней вернется, только решить все вопросы со своим браком. Она ищет подтверждения этому в его глазах, но… - Прости… - Не надо, - если он продолжит, у нее будет истерика. А этого Эшара Дейн не может себе позволить. – Мы уже все сказали друг другу. Ты будешь хорошим лордом Винтерфелла. – Она слабо улыбается. – В тебя верил Бран. И верю я. В этот раз она не кричит оскорбления. Не прогоняет прочь. Не говорит гадости. Эшара смотрит, как догорает костер, в котором растворяется ее дочь. Ее плоть и кровь. Смотрит, как постепенно удаляются от Звездопада две фигуры верхом, выезжая на объезженный тракт. Нед не оглядывается. Наверное, он уже научился не смотреть в прошлое. Значит, пора научиться и ей. Ветер разносит пепел, бывший несколько часов ее дочерью, по всей прибрежной полосе. И Эшара вздыхает. Она совершенно не видит своего будущего. *** Эшара сбивается со счета в днях с момента приезда Неда с Рассветом в руках. Тогда он едва успевает сказать пару хороших слов об Артуре, которые женщина не запоминает, а следующее, что смутно всплывает в голове – руки лорда Старка, ловящие ее у самого пола. Роды длятся долгие часы. Так же долго умирает Фианна. Такими же долгими кажутся дни после отъезда Неда. Лишь какое-то противное чувство подсказывается, что проходит лишь день, когда Эшара впервые взбирается на карниз, опоясывающий башню. Она выбирает место, где воды реки вплотную подходят к замку. Это даже не мысль. И не решение. Эшара просто не в состоянии терпеть эту боль. Потому, что ей хочется выть, но не выходит. Внутри что-то цепенеет, не давая выпустить горе из себя, чтобы хоть немного отпустило. Она так и не прыгает, стоит лишь до первых рассветных лучей, потом возвращается обратно в комнату, дивясь тому, что не упала. Тело после родов непослушное, неподатливое, она испытывает к нему отвращение. Во вторую ночь она уже делает это более сознательно, предварительно приняв ванную, расчесав и сколов темные пряди волос в хвост, перекинутый через плечо, надев на себя изящные украшения – ожерелье, то самое, на которое когда-то так глазел тихий волк – и платье. Ветер играет его полами, когда Эшара выбирается на карниз. Если не хватит смелости спрыгнуть самой, то хотя бы ткань поможет. В таком наряде она точно не сможет вернуться в комнату. Это могло бы стать правдой. Как и то, что Эшара упорно не видела своего будущего. Вот только по ту сторону реки, по осыпающейся земле, пробирается ослик с всадником, силуэт различим даже ночью – в Звездопаде звезды всегда светили по особенному, делая ночь светлее и безопаснее. И Эшара останавливается на подоконнике. Чего только измученное тоской сознание не предлагает своей хозяйке в объяснение появлению гостя, но самое желанное, конечно, что за ней приехал Нед. Жаль, но даже в таком состоянии леди Дейн не лишается своей практичности: времени с его отъезда прошло слишком мало, чтобы он вернулся – разве что по пути передумал, да и Нед не ездит на ослике. И почему тогда пробирается огородами, а не трактом, ведущим к самым воротам замкам? Но главное – этого просто быть не может по тем причинам, озвучивание которых набило Эшаре оскомину, и от которых сейчас противно ноют зубы. Она могла бы продолжить заниматься тем, чем собиралась, если бы ослик пошел дальше по берегу. Мало ли ночных обитателей Дорна, куда-то едущих. Но ослик сворачивает на мост, ведущий к хозяйственным воротам, и Эшара возвращается в комнату. Она добегает до дверей на мост тогда, когда ослик с всадником достигают их. В бликах факела у дверей дорнийка с удивлением узнает Вариса. О нем не было из Гавани новостей, но ее и не интересовал евнух. Только вот что он делает тут, у черного входа в Звездопад, верхом на осле, закутанный в черный плащ, с каким-то свертком в руках. - Леди Дейн, рад видеть вас в добром здравии, несмотря на прогулку по карнизу, которую вы предприняли. Варис говорил так, будто они снова в Красной Гавани, в Красном замке, и ведут милые светские беседы. Будто ничего не произошло. Хотя вопросы у Эшары к евнуху были: как он избежал смерти, неужели поклонился Ланнистерам и Баратеону? Не то чтобы в ней это вызывало отторжение, помнится, она сама кричала Оберину, что кто-то должен убить короля. Но тогда речь шла о том, что трон займет законный наследник, если не Рейегар, то хотя бы Визерис, а не о государственном перевороте. - Что вы тут делаете, Варис? Я считала, что в Красном замке погибли все его обитатели. Вы же должны были там оставаться до последнего. Варис молчит, будто прикидывает, с чего начинать отвечать Эшаре. И, в конце концов, отвечает: - Я пришел за выполнением нашей договоренности. – Эшара поджимает губы, а гость продолжает, напоминая: - Той самой, когда вы мне пообещали оказание услуги взамен возможности поговорить с плененным Брандоном Старком. Ей это было нужно. Та встреча в темном каземате башни Мейегора. И Варис дал ей такую возможность. Что ж, она понимала, что расплатиться по счетам придется, рано или поздно. Сделка отменялась лишь в случае смерти евнуха, но, очевидно, не в этот раз. - Чего вы хотите от меня? Он все так же сидит на ослике, все так же держит сверток, но на мгновение Эшаре кажется, что сверток шевелится. Да нет, показалось. Она толком не ест и не спит, ничего нет странного в том, что у нее уже начинаются галлюцинации. - Помощи, леди Эшара, всего лишь помощи, которую может оказать умная, сознательная женщина. Она едва сдерживает горький смех. Варис издевается? Эшара точно никому не может помочь, кто бы ей помог. Но она не успевает открыть рот, как евнух вдруг протягивает ей сверток. - Взгляните, миледи. Эшара делает шаг, под свет факеля, упавшего на сверток, в котором теряется детское сонное личико. Она поднимает глаза на Вариса. Нет, евнух точно издевается. Но… - Кто это? – в горле разом пересыхает, а в голове уже формируются мысли. Еще до того, как Варис заговаривает. Она знает, что ребенок в его руках – Эйегон. Сын Элии и Рейегара, наследник престола. – Как вам это удалось? - Не важно, леди Эшара. Важно то, что ему нужна та, кто о нем позаботится, и это точно не я. Мне придется остаться здесь, принести присягу новому королю и продолжать дальше служить Вестеросу. - Но… - А вам придется отправиться в путь, в Вольные города. Там вас перехватит лорд Коннингтон, любезно согласившийся стать наставником юного принца в мужских делах. На вас же ляжет забота о мальчике, как женщины. - Вы говорите так, будто я не могу отказаться. Эшара делает шаг от Вариса, бросает взгляд на Эйегона. - А вы можете? Леди Эшара, это все, что осталось после Элии, - мягко замечает евнух. Дорнийка качает головой, борясь с волной чувств, накативших разом. Она слишком многое потеряла из-за этой войны, и больше не хочет снова лезть в нее. Варис, словно, читает ее мысли: - Вам не придется принимать участие в игре престолов, леди Эшара. Когда настанет время идти вперед, вы будете свободны от всех обещаний. Но кто лучше вас, самой близкой подруги его матери, сможет позаботиться о ребенке? Поверьте, Коннингтон понятия не имеет, что делать с детьми такого возраста. Что вообще делать с детьми. А нанимать женщину со стороны нам бы не хотелось. Окажите последнюю любезностью Элии Мартелл, собственной жизнью защитившей своего ребенка. - Она знала, - шепчет Эшара, - она заранее… - Была готова, да. Эшара не задает вопросы о Рейенис, почему не смогли спасти маленькую принцессу. Если совершали подлог – а дело было именно так – то с девочкой было сложнее. Как же, наверное, жутко были Элии обрекать на смерть своего ребенка. И чужого, ведь кому-то пришлось умереть, как Эйегон Таргариен. Варис не хочет торопить Эшару, но у них не так много времени. Он снова протягивает дорнийке сверток, и в этот раз женщина берет ребенка. Только внутри ничего не шевелится. Не возникает желания быть матерью этому малышу, лишенному родителей. Казалось бы, стоит направить все свои не раскрытые из-за смерти Фианны материнские чувства на Эйегона, но Эшара не может. То, что предназначалось ее ребенку, умерло вместе с ним. Она будет хорошо заботиться о мальчике, но не станет ему матерью. Губы вздрагивают, Эшара поднимает глаза на Вариса, хочет это сказать вслух. Но зачем? Заранее ему покаяться? А что изменится? Почему бы и правда не выполнить заключенную сделку, ведь тогда он не отказал Эшаре. А мог бы. - Что мне делать дальше? Я же не могу принести ребенка в башню, прятать его тут. - Ни в коем случае, миледи. Варис, наконец-то слезает с ослика, выуживает из седельной сумки еще один сверток. Но теперь Эшара видит, что это одежда. - Боюсь, вам придется стать другой женщиной… - …а чтобы ею стать, должна умереть Эшара Дейн, - завершает речь за евнуха Эшара. – И как вы себе это представляете? На то, чтобы «умереть» Эшаре нужно не много времени. Она выбрасывает из своей комнаты свои сандалии в воду, стараясь не придираться к тому, что тела так и не найдут. Возможно, спишут на бурную реку, вот только река не такая уж и бурная. Но Варис уверен, что факты никому не будут нужны, если правильно использовать сплетни. - У вас была тоска после смерти дочери… Эшара вздрагивает, и в ее фиалковых глазах полыхает злость: - Варис, не смейте приплетать к этому Эддарда Старка! - Да, но… - Не смейте, слышите?! Я умираю ради вашей высшей цели, ради вашего проклятого богами Вестероса, так вот не смейте вываливать в грязи имя человека, которого я люблю, отца моего ребенка. Варис колеблется, но все-таки произносит: - Слухи все равно будут. Вы не смогли скрыть свои отношения с лордом Старком так, чтобы они остались тайной. Эшара подступает к Варису вплотную и яростно шепчет: - Так вот оставьте это на уровне слухов, Варис, но не марайте его имя. Если вам очень надо, то назовите отцом моего ребенка кого-нибудь другого, на худой конец Брандона Старка. Ему уже все равно. Варис кивает, соглашаясь и отдавая должное идее леди Дейн. Они в молчании покидают Звездопад. Женщина в одеждах септы на ослике с ребенком в руках и мужчина в темном плаще, ведущий ослика под уздцы. Не сказать, что вполне обыденная картина для Дорна, но на рассвете и утром она не привлекает особого внимания. И лишь в порту Эшара снова обращается к Варису. Эйегон уже устроен в каюте, команда совершает последние приготовления, с любопытством рассматривая септу. Впереди их ждет не близкий путь, но женщина и плечом не ведет, не чувствуя нервозности. Под белыми одеждами спрятан кинжал, которым она способна защититься. Эшара протягивает Варису шелковый мешочек. - Что это? - Прощальный подарок. Варис вздыхает. - Он должен считать вас мертвой. Эшара сглатывает, не позволяя слезам навернуться на глаза. - Настанет момент, когда вы ему все расскажете. Он обязательно настанет. Вот тогда и отдайте ему. Написанное на скорую руку письмо с извинениями за все ее грехи перед ним – Эшара никогда не забудет его лицо, когда кричала ему, что он всего лишь щенок и ничего не способен дать взрослой женщине, а юбки уже скрывали округлившийся живот – и то самое ожерелье, которое было на ней в день их встречи. Варис берет мешочек и склоняет голову: - Удачного пути, септа Лемора. Больше ему нечего сказать. А Эшаре… нет, септе Леморе нечего ответить.