Парк Надежды

      Вот и наступило долгожданное лето. Спустя три дня после начала каникул мы встретились с Фиби в парке, возведённом совсем недавно вокруг старого и могучего дуба. Того самого дуба, который мой отец хотел срубить. И вот теперь здесь парк: стоят лавочки, где сидят родители и умиляются бегающим вокруг дерева детям. А тот домик на дубе, который для всех нас уже стал родным, сегодня считается чуть ли не символом города. Он рассказывает о нашем сплочении, о доброте его жителей друг к другу. Он показывает надежду на то, что мир ещё не погиб под натиском безразличия и непонимания. Это место так и называется «Парк Надежды».       Так вот, мы с Фиби встретились там через три дня после начала каникул. Дома мне особо нечем было себя занять. Мириам сидит постоянно дома, уткнувшись в телевизор и наблюдая за сказочной жизнью незнакомых людей в очередном телешоу. Не знаю, счастлива ли она от этого, но улыбки на её лице я давно не замечала. Радует только, что она мне на это не жалуется. Хотя поначалу казалось, что она, возможно, всеми своими переживаниями делится с Ольгой. Но рассудив ситуацию, я опровергла такую позицию. Если уж мне докучают мысли о её жалобах, то вряд ли это понравилось бы и Ольге. Ей точно не по душе выслушивать эти мученические завывания из уст Мириам.       И сейчас, даже независимо от того, что матери плохо, что жизнь моя течёт третьи сутки словно по одной и той же сюжетной линии, я не унываю. Я полна радости. Я, Хельга Патаки, полна радости. Даже Фиби заметила моё приподнятое настроение. Но она, конечно же, никак по этому поводу не высказалась. Не хотела омрачать мою радость воспоминаниями прошлой Хельги.       Фиби — моя лучшая подруга. Она единственная, кто принимает меня такой, какая я есть. И здесь я ставлю её выше даже семьи. Она единственная, кто терпит мой характер, не пытается меня подавить, как это делает Боб, не отмахивается от моих просьб, как это делает Мириам и не делает вид, будто меня не существует, как это часто происходит с Арнольдом. И сейчас я понимаю, как сильно в ней нуждаюсь. Понимаю, что совершенно не ценю её как друга. На месте Фиби я бы давно нашла себе кого-нибудь получше, того, кто уважал бы меня точно так же, как это делаю я.       — Хельга, — произнесла она, находясь в нескольких от меня шагах и при этом поднимая руку, чтобы приветственно помахать, — привет!       — Привет, Фиб, — спокойно, нет, безразлично ответила я.       Мы прошли с ней к лавочке и сели. Она наконец-то поменяла эту синюю кофту… но на синюю футболку.       — Как проходят каникулы? — спросила она, приветливо мне улыбаясь.       — Как обычно. Ничего интересного. А у тебя?       — А у меня родители сегодня поехали смотреть загородный дом. Так что я, скорее всего, скоро уеду.       Нет, Фиби, ты не можешь меня бросить одну. Что я тут буду делать?       — Понятно, — хмыкнув, ответила я. Мне-то с моей семейкой светит не загородный дом и берег моря, а только скандал, присущий сериальной хронике. Честно, зависть во мне полыхнула. — Ты только поэтому хотела меня видеть? Рассказать, как замечательно проведёшь время в отличие от меня? Если это так, то спасибо за встречу. Мне пора.       Я встала с лавочки, а Фиби молча проследила за мной, при этом потирая пальцами лоб, словно устыдилась. Немного поколебавшись, она тоже поднялась.       — Хельга, мы же с тобой столько времени не виделись. Я в самом деле по тебе скучала и не хотела никаким образом обидеть. Я думала, что тебе интересно.       За спиной послышался шум приближающихся велосипедов, но я на него не оглянулась. Я была полностью поглощена беседой.       — Значит, ты плохо думала, Фиби.       — Да, — неуверенно произнесла она, опустив глаза в пол. — Прости. И, наверное, мне тоже уже пора.       И тут мимо нас проходят Арнольд и Джеральд. Они о чём-то разговаривали, а миновав нас, вовсе рассмеялись. Тоже мне, нашли место для веселья, когда решается судьба нашей с Фиби дружбы. И вообще, над чем эти двое могут смеяться?       — Нет, Фиби, давай всё же посидим.       Она подняла ко мне непонимающий взгляд, а потом повиновенно последовала обратно к лавочке и села.       — Ты серьёзно?       — Да, Фиб. Расскажи, что у тебя произошло за эти три дня?       Она лучезарно мне улыбалась, уверенная в том, что я сижу с ней именно поэтому. Прости, подруга, но другого выбора у меня нет. И она начала рассказывать, как целые сутки обдумывала с родителями решение о покупке загородного дома. Рассказала, что, переехав в него, они заведут собаку. Даже назвала желаемую породу и придуманную кличку. Но в тот момент я глядела только на соседнюю лавочку, где Арнольд и Джеральд продолжали смеяться, а меня так и томил вопрос: над чем же? И я не услышала её слов.       Но спустя две минуты, на моменте, когда я всё-таки попыталась проявить уважение к подруге и, подперев кулаком голову, слушала её рассказ (сейчас как раз уже шла заключительная часть), Арнольд, Джеральд и Сид, подошедший к ним пятнадцатью секундами ранее, встали с лавочки и направились обратно. Видимо, они вдвоём появились здесь, только чтобы дождаться Сида.       Проходя мимо нас, Джеральд взглянул в сторону Фиби, но осмыслив, что помимо неё придётся здороваться и со мной, быстро отвернулся к двум другим, которые также нас точно не замечали.       И ты, Арнольд, неужели меня не видишь?       — Ну как-то так и прошли, — закончила Фиби. Я стремительно перевела взгляд на подругу, но и она в эту секунду смотрела им троим вслед. — Хм, думала, у них хватит вежливости поздороваться хотя бы сейчас, — она произнесла это даже не с гневом, а скорее с грустью и разочарованием. Стёкла в её очках отражали солнце, но я уверена, даже не видя их, что в обоих засела печаль.       — Вежливости? У кого из них? Может, у Джеральда? Он точно как раз для закалки совести после того, как помоет голову, ходит на руках. Или, может, этот репоголовый…       — Хельга, при чём здесь внешность? Вежливость, она идёт изнутри. Неважно как мы выглядим, главное — что мы чувствуем.       Буквально через пять минут после этих слов к нам подошли родители Фиби. Они всё-таки купили запланированный дом и вот пришли позвать дочь собирать вещи.       Ну, что ж… Хотя бы кто-то проведёт это лето лучше меня. Попрощавшись с ними и пожелав (совершенно искренне, поверьте) хорошего отдыха, я не спеша последовала домой. И что же меня там может ждать? Буду надеяться хотя бы не встретить Мириам. А лучше пусть она куда-нибудь уйдёт, избавив мои уши на это крохотное время от голосов тех выхоленных актёришек. Но так от души ненавидя эти телешоу и сериалы, я была бы не прочь оказаться на место хоть той же Синди, которую в прошлой серии облил из кружки горячим кофе Ларри за то, что она ошиблась и сварила совсем другой.       Теперь целое лето я буду слушать, как складываются их отношения. Возможно, даже взгляну последнюю серию и увижу их лица. Пока же в моей голове только два чётких образа Синди и Ларри…       Арнольд? Это правда сейчас стоишь ты? Стоишь, удерживая велосипед, и смотришь на меня?       — Здравствуй, Хельга. — Он находился рядом с кустом шиповника. Какой чудесный от него шёл аромат. Аромат, сбивающий меня с верных мыслей.       — Чего тебе? — недовольно спрашиваю я, хотя собиралась произнести совсем другое. «Привет, Арнольд». В этом не было ни грамма сложности.       — Ничего, — он отрицательно качает головой, а уголки его губ опускаются.       Катя́ велосипед вперёд, он проходит мимо меня. Наверное, ждал Джеральда. Представляю, как его перекосило, когда он увидел меня вдалеке. И как только сил хватило так дружелюбно меня поприветствовать?       Но шум проезжающего велосипеда возвратил меня в реальность. Это пронёсся Арнольд. Он взглянул на меня, а потом устремился вперёд. Я же, не думая ни о чём, последовала за ним, однако мои ноги сразу выказали отрицание и потянули всё тело к земле. Арнольд ехал совершенно один, а я, превозмогая резкую тяжесть и дрожь в ногах, спешила за ним. Он то притормаживал и оборачивался, то вновь ускорялся и глядел на дорогу. Так мы и добрались до моего дома. Арнольд затормозил прямо у ступенек, ожидая меня. Но когда я подошла, он не поспешил что-то либо сказать или объяснить, а только смотрел в глаза.       — Будешь жвачку? — вдруг спросил он. — Она вкусная.       Не думаю, что Арнольд является большим поклонником жевательных резинок, просто, видимо, не знал, чем заполнить молчание.       Я же не ответила, всё так же непонимающе глядя на него. Тогда он быстро заёрзал в заднем кармане шорт и достал упаковку. На секунду отведя от меня глаза, он убедился, что держит именно то, что и ожидал. Однако открыть её у Арнольда получилось не сразу. Вдалеке я увидела Джеральда и не могла осознать, спешит Арнольд потому, что к нам едет он или потому, что его начинает бесить эта упаковка. В конце концов, он её разрывает и кладёт мне в ладонь две подушечки. А на вкус они оказались совсем как подушки. Таких мягких мне ещё пробовать не доводилось.       Мы вновь застываем. Я молю себя ничего не говорить, а Арнольд ладонями дотрагивается до моих плеч и, приблизившись, целует меня в щёку. Я зажмуриваюсь. Чувствую, как он целует в другую и наконец, задержавшись на мгновение, прикасается своими губами к моим. Это длилось не более нескольких секунд, но казалось, время застыло на месте. Прямо как я. Вместе со мной. Я ощущала, как моя верхняя губа повлажнела от его губ. И, вернувшись на прежнее место, Арнольд сказал:       — Главное — что мы чувствуем.       Фраза показалась такой знакомой, но я не утруждала себя копанием в воспоминаниях. Даже не пыталась вспомнить. В шоке я повернулась и пошла домой, до сих пор ощущая влажность на губах.       — Хельга? — раздаётся туманный голос Мириам. — Хельга, слышишь меня? П…       Нет! Не смей этого говорить! Я не поверю тебе! Это неправда! Невозможно!       — Просыпайся.       С первого этажа послышался плач Синди, и Мириам сразу же побежала к телевизору.       — Синди, почему…       А во рту чувствую вкус жвачки. Мягких подушечек…       Вдалеке видна макушка могучего дуба из «Парка Надежды». Надежды, которую он мне подарил.