Она вернется.

      Лобов Олег Викторович сидел за кухонным столом, изучая документы о поставках медикаментов. За окном была поздняя ночь и во всем доме, как и на улице, было темно, только на кухне ярко горел свет, выделяясь из всего темного ансамбля. И единственным, кто хоть как-то вносил жизнь в этот дом, был мужчина, перебирающий бумаги, шелест которых был единственным звуком в тишине дома помимо его дыхания. За бумагами он сидел уже достаточно долго и глаза, уставшие от долгого чтения и напряжения, нещадно слезились, так что мужчине периодически приходилось массировать тяжелые от усталости веки. Глеб уехал еще утром в соседний город, заключать контракт на поставку медицинских препаратов в другие больницы, Денис ушел из дома, когда он еще спал, а Алла была в санатории, поправляла здоровье.       Ему было трудно принять то, что его жена, хоть и не по своей воле, но была причастна к гибели лучшего друга и его жены, но он принял и даже в какой-то мере простил, потому что любил. Аллу сильно подкосила авария ,в которую она попала три года назад: здоровье некогда сильной женщины начало пошаливать и раз в год ей приходилось уезжать на берег Черного моря в санаторий. Придя в себя после операции, Алла слабым, еще не окрепшим голосом попросила, чтобы к ней позвали Валерию, но Чехова так и не пришла – она пропала. Сложно представить, что творилось в душе у женщины. Она так устала от постоянно лжи, от вечных попыток сохранить семью и пропажа приемной дочери только усугубило все, а ведь ей так нужно было ее прощение, чтобы жить дальше.       -Ни черта ты не понимаешь, Олег! – билась в истерике женщина. – Мне нужно знать простила она меня или нет! Я не могу жить с таким камнем на груди!       В тот вечер Алла Евгеньевна Лобова в одиночку выпила бутылку коньяка и ударилась в истерику, пугая не только детей, но и мужа, который не знал, что ему делать, как успокоить жену, которая всю жизнь будет нести на себе этот страшный крест вины. Прошел год, а легче ей так и не стало, душа рвалась на части от невозможности получить искупление. На нее было страшно смотреть: она то роняла голову на руки и безудержно рыдала, то заходилась страшным истерическим смехом, размазывая ладонями по щекам слезы перемешанные с косметикой, то затихала и, уставившись в одну точку, шептала несвязные фразы. Сильная женщина была разбита и сломана грузом лжи, которая была во благо. Успокоилась она только под утро. Как ни странно в объятьях Дениса: ее голова покоилась у него на коленях и мальчик, поглаживая ее теплой сухой ладонью по плечам и голове, говорил, что все будет хорошо, что все в прошлом. Слова давались тяжело и ему самому отчаянно хотелось расплакаться, но он понимал, что это нужно Алле, что ей жизненно не обходимо хотя бы его прощение. И она забылась в беспокойном сне, сжимая в ладони носовой платок и старое фото, на котором были запечатлены две счастливые семьи - Лобовых и Чеховых.       Глеб, устало кивнув сводному брату, взял мать на руки и отнес в наверх в ее спальню. Все они были вымотаны истерикой Аллы. Единственное, что им оставалось это ждать, время лучший лекарь и с его течением все раны зарубцуются и боль притупится. Просто нужно было верить и ждать. Но так же следует помнить, что перед тем как уйти, боль выжмет из тебя все соки.       И вот спустя три года боль практически ушла, но постоянно напоминала о себе в мелочах: будь то какая либо вещь, место или дата. Вот и сегодня, как и все эти годы именно в этот день, она пришла, накатывая и обжигая, напоминая Олегу Викторовичу Лобову о потере приемной дочери. Он держал себя как мог ради Дениса, Глеба, Аллы, в конце концов даже ради Гордеева.       Все они переносили утрату по-своему: Денис ударился в учебу, пытался забыть себя в компании друзей, все что угодно лишь бы не сидеть на месте; Глеб же наравне с отцом пытался поддерживать на плаву рассохшийся корабль, которым стала их семья, старался следовать четкому графику и жить привычной размеренной жизнью; Алла все так же занималась своей фирмой, но из-за проблем со здоровьем, пришлось часть своих обязанностей переложить на сына. И тем не менее они были семьей, не известно как удержавшейся на плаву после череды трагедий.       Два голоса, раздавшихся из прихожей отвлекли Лобова от бумаг и он, сняв очки, пошел встречать детей.       Глеб и Денис что-то бурно обсуждали, пытаясь переспорить друг друга и выигрывал отнюдь не младший. Увидев отца они притихли и, поприветствовав его, прошли в дом. Олег Викторович так и не понял, что они обсуждали.       -Мы должны, - шепнул брату Денис, пока Лобов-старший разогревал ужин.       Глеб залпом осушил стакан воды и покачал головой. Денис просил его о нереальном, просил сказать отцу и Гордееву о том, что они три года как пытаются найти Леру. Но увы, поиски не принесли плодов, сколько раз уже после закрытия следствия Глеб ездил на опознания, где ни в одном изуродованном теле он не видел своей сводной сестры. И они с Денисом были рады тому факту, что не нашли девушку среди мертвых, возможно она была еще жива. Он уже не мог и счесть сколько трупов он видел за эти три года и устал. С каждым днем, месяцем и годом надежда становилась все призрачней и только Денис свято и как-то по детски верил в то, что сестра вернется. И видит Бог, Глеб и сам хотел в это верить, но реальность рассеивала иллюзию.       -Я не собираюсь повторять по сто раз, Дэн, - Глеб перегнулся через стол. – Я по горло сыт трупами.       Денис кинул на брата злой взгляд и демонстративно отвернулся, показывая тем самым, что он обижен.       -Что за трупы? – поинтересовался Олег Викторович, ставя на стол блюдо с источающими аппетитный аромат отбивными.       Глебу пришлось выкручиваться самому, так как Денис даже не удосужился удостоить молодого человека даже взглядом, не то что словами помощи:       -Делился с этим оболтусом студенческим опытом.       -И не старайся, - буркнул Чехов, - не пойду я в медицинский. Я буду программистом.       Олег Викторович усмехнулся:       -Помнится еще несколько лет назад еще один оболтус тоже отказывался туда поступать.       -Это было давно и не правда.       Но эта реплика лишь вызвала на губах отца улыбку. Он прекрасно помнил, как сын сопротивлялся, ершился и огрызался. Не желая видеть себя в качестве медика. Но в итоге Алла Евгеньевна ловко сыграла на совести сына и Глеб все же стал студентом медицинского института. Хоть он и был обижен, но против любимой матери он пойти не мог.       Ужин прошел в напряженной обстановке. Денис все так же обижался на Глеба и демонстративно сверлил его взглядом пережевывая пищу, а Лобов делал вид, что не замечает прожигающего на сквозь взгляда сводного брата. Он прекрасно знал, что, пораскинув мозгами, Дэн поймет его и сможет принять его решение. Им пора научиться жить с этой потерей, бережно храня в своей памяти светлый образ сестры.       День Рождения Кирилла Куратова описывался в трех словах – шум, гам и веселье. Детский смех звучал то там то здесь, проносясь вихрем мимо компании взрослых, которые отмечали праздник по своему. Стол для детей был накрыт на полянке под раскидистой яблоней, на нем в изобилии было фруктов и сладостей. Три сорванца бегали по всему участку в праздничных колпаках с громким улюлюканьем, вызывая улыбки взрослых.       Самым старшим был Куратов-младший, ему сегодня исполнялось ровно три и во многом он был похож на своего отца: легким нравом и лучистыми глазами в которых жил энтузиазм. Он и был заводилой в их детской компании состоящей из Анжелики и Александра Смертиных и его самого. Маленькая Анжелика была солнышком, освещая всех и вся своей задорной улыбкой, ее брат был под стать сестре, но как часто выражались взрослые – шилом в одном месте.       Вот и сейчас дети с присущим им гамом пронеслись мимо стола, за котором сидели родители, но те лишь рассеянно улыбнулись: Толик лениво перебирал струны гитары и на грани слышимости мурлыкал себе что-то под нос; Вика и Ирина о чем-то тихо беседовали, порой кидая подозрительные взгляды то на Гордеева то на Куратова, которые были изрядно навеселе и громко хохотали. Гордеев не был похож на убитого горем человека, он старался жить дальше, ну или хотя бы показывать окружающим что так оно и есть. Вот и сейчас он, похлопывая по плечу старого друга, заразительно хохотал, откинув голову назад и зажмурив глаза. Эта картина была по своему бесценна: вечно напряженный и собранный в единый комок нервов доктор Гордеев смеялся как мальчишка. Это было так странно наблюдать, что он веселится, а не по своему обыкновению тихо курит, лишь сверкая глазами из-за едкого табачного дыма.       -Как думаешь, он смирился? – спросила Вика у Ирины, чуть нагнувшись к ней, чтобы мужчины не услышали их разговора.       Ирина Куратова сделала маленький глоток из бокала с вином и отрицательно покачала головой, кидая короткий взгляд на друга мужа:       -Это же Гордеев. Он никогда не смирится. Он привык быть всегда сильным и смелым, спасать всем жизни. Но он не привык показывать свои слабости. Он покажет нам ровно столько сколько он хочет, чтобы мы знали. Наверное, поэтому он и стал хирургом.       Вика кивнула. Она понимала Ирину. За эти несколько лет они успели стать хорошими подругами, но одно Смертина знала точно – Леру Чехову ей никто не сможет заменить. Ирина и не рвалась стать заменой, ей нравилась веселая и улыбчивая Вика и поэтому их отношения так хорошо сложились. В памяти Куратовой Лера Чехова осталась чистым, честным и светлым человеком, который боролся за правду. В какой-то степени и эта память объединяла этих двух женщин.