Евстахий и Рогнеда

Погоня если и была, то давно отстала. Но Рогнеда всё нахлёстывала несчастного Аргуса, гоня его прямо в гущу леса, в самый дикий и нехоженый бурелом. Давным-давно она потеряла всякое понятие, где находится, и в каком направлении скачет. В мозгу, в такт заполошно колотящемуся сердцу, билось единственное: «Прочь! Прочь!». Эти часы бездумного, шального бегства выжали её насухо, до самого донышка. И когда впереди, меж деревьев, мелькнул просвет, и перекатистое лесное эхо донесло человеческие голоса, душа Рогнеды трепыхнулась, как птица, вырвавшаяся из силка. Люди! Крестьяне, дровосеки или угольщики… Сейчас бы она обрадовалась хижине даже самого убогого бедняка… Только бы выпасть из жёсткого рыцарского седла, растянуться, пусть не на домашних перинах, а на простой соломе... И спать. Спать. И даже если это горлорезы фон Ромберга… Плевать! Смерть – это тоже сон. Я больше не могу. Прости, папа… Из последних сил она с размаху ударила каблуками в бок коня, прямо в трепетное нежное подбрюшье. И безропотный, могучий как зубр, Аргус, грудью ломая подлесок, одним махом вынес свою наездницу на необъятный луговой простор. Яркое солнце полудня тут же швырнуло ей в глаза свои лучи. Словно горячий песок… Рогнеда мгновенно ослепла, блаженно улыбаясь плывущим в глазах красным кругам. Солнышко! Как же она скучала по нему этой страшной ночью… Голоса и крики работавших на лугу крестьян, в этот миг казались ей куда приятней звуков самой лучшей менестрельской лютни. После зловещих звуков ночного леса слышать эти простые, грубые голоса… Эти стоны… Этот лязг железа … Железа? Опять?!! Напряжённо щурясь из-под руки, Рогнеда на чём свет прокляла плавающие перед глазами красные пятна, мешавшие толком разглядеть, что творится на лугу. Когда же пятна исчезли, и зрение вернулось, было уже поздно. Совсем рядом, шагах в двадцати, шестеро оборванцев самого жуткого вида, размахивая, впрочем, вполне приличными боевыми рогатинами и алебардами, взяли в кольцо невысокого щуплого рыцаря на заморенной лошади. Воин, в заржавленной кольчуге и допотопном, цилиндрическом шлеме с прорезями для глаз (тоже тронутом ржавчиной) вертелся на едва перебирающем ногами скакуне, отмахиваясь от наседающих врагов большим полутораручным мечом. Отмахивался неплохо – один из нападавших, грудой грязных лохмотьев уже валялся прямо под копытами рыцарской лошади. Длинное лезвие клинка отливало алым. Но каждый новый взмах уже явно давался маленькому рыцарю с трудом, а острия вражеских рогатин сверкали всё ближе. Стоявший в сторонке здоровенный мужчина, опираясь на огромный боевой топор, внимательно следил за боем, не принимая участия в схватке. Этот был одет получше остальных: на нём красовалась потёртая солдатская стёганка, а на ногах - почти совсем не рваные сапоги. Но явно с чужой ноги. «Вожак» - сжимаясь от предчувствия неизбежной беды, поняла Рогнеда. Услышав за спиной топот копыт Аргуса, вожак, пригнувшись, как-то по-звериному отпрыгнул в сторону, одновременно разворачиваясь и занося топор. Рогнеда вздрогнула, увидев его лицо – красное, одутловатое, почти до глаз заросшее чёрной бородой. Вместо носа – две рваных чёрных дыры. Каторжник. Беглый. Из огня да в полымя… Страхолюд и вправду был вожаком, причём бывалым. Быстро кинув взгляд в стороны, на луг и лес, он тут же понял, что это не мчится на помощь попавшему в засаду рыцарю тяжёлая дворянская конница, или, хотя бы, отряд стражников. Это просто мальчишка-паж на дорогом, явно, ему не по чину, коне, неведомо как, на свою беду, попавший в ненужное время в ненужное место. Да и… мальчишка, ли? На каком языке он рявкнул свою команду, и язык ли это был вообще, а может какой-нибудь условный сигнал, Рогнеда так и не поняла. А вот разбойники поняли прекрасно. Двое из них отпрянули от окружённого рыцаря (тот, уже совсем обессилев, медленно клонился к шее своего коня), и, переглянувшись с вожаком, все вместе двинулись к ней. «Повернуть… повернуть Аргуса» – лениво подумала Рогнеда, охваченная внезапно навалившейся усталостью – «Я ещё успею… успею…». Бандиты были уже рядом, на их почти звериных мордах (лицами это назвать было практически нельзя) прорезались ухмылки. «Ну и пусть» – как-то отстранённо, как будто весь этот ужас происходил совсем не с ней, успела подумать она: «Всё равно догонят, всё равно поймают. Не эти, так ромберговские наёмники, не они, так другие. Поймают, схватят, убьют… Так убивайте же сейчас, чёрт бы вас побрал, и покончим… с этим… всем…». Чудовищная, корявая лапа безносого вожака почти ласково легла на бархатные поводья Аргуса. Тот с гневным ржанием дёрнулся, но обманчиво мягкая хватка разбойника была стальной. Блестящими от накативших слёз глазами, Рогнеда встретилась взглядом с каторжником… и в один миг, сверхъестественным женским нутряным чутьём, поняла, что её маскарад никого не обманул. И теперь, если её и убьют, то не сразу, а сначала… Дева Мария, Матка Бозка!* Поросячьи глазки урода лучились искренним весельем. Всей своей гранёной тяжестью, как будто напоминая о себе, Оружие ткнулось ей в ногу. Оружие хотело на волю. То ли от этого, то ли от похотливых усмешек врагов, дремотное оцепенение вдруг спало с Рогнеды. А может, просто вскипела кровь десяти поколений предков? Людей, живших по двум правилам: никогда не сдавайся без боя, и всегда бей первым! Привычно выхватить из седельного чехла Оружие (я знаю, мейстер Фихте, вы, специально для меня, делали Его как можно более лёгким… но, Кровь Христова, какое же Оно всё-таки тяжёлое!), направить на врага… Езус*, как дрожит рука… В глазках вожака бандитов не мелькнуло и тени страха. Он просто не понял, что за дурацкой штуковиной эта, возомнившая себя невесть кем, переодетая девчонка, тычет ему прямо в грудь. Гнилозубо оскалившись, он занёс свободную руку - выдернуть хрупкую фигурку из седла, швырнуть наземь, как куклу… Кривые, явно не раз в прошлом переломанные пальцы, шевелясь как трупные черви, тянутся прямо к лицу… «Вьот сьюда пальец, майне принцесс*, это назьивается курьок…». Я помню, мейстер Фихте, спасибо! В ноздри бьёт смесь зловонного дыхания, звериного пота, засохшей гниющей крови и годами немытого тела. Господи, святая Елизавета… только бы не осечка… Руки прочь, гадина!!! На прекрасном зеленом лугу, где кучка людей яростно убивала друг друга, под жарким, без единого облачка июльским небом, грянул гром. Шарахнувшийся в сторону Аргус встал на дыбы. Лишь благодаря высокой задней луке рыцарского седла Рогнеда не вылетела из него, как камень из пращи. Оглохшая, ослепшая в мгновенно окутавшем весь мир едком дыму, она судорожно прижалась к шее обезумевшего коня. Но отец не зря ещё жеребёнком выписал Аргуса из далёкой Нейстрии, продав ради него целых две деревни панам из Гляйвице. Сделав ещё пару прыжков, отлично обученный боевой конь встал, как вкопанный, крупно дрожа лоснящимся боком. Прочихавшись и прокашлявшись, Рогнеда протёрла рукавом слезящиеся глаза и оглядела поле боя. Сизая дымка ещё клубилась над опрокинутым навзничь трупом безносого бандита. Шагах в сорока впереди мелькали лохмотья разбегающихся проходимцев. Рыцарь в ржавой кольчуге, изо всех сил понукая свою измученную лошадь, гнался за ними, что-то гневно выкрикивая из-под глухого шлема. Но те неслись огромными прыжками, не оставляя ни малейшего шанса едва перебирающему ногами скакуну. Тогда, ловко перехватив свой огромный меч левой рукой, всадник быстро отстегнул от седла болтавшуюся сбоку небольшую булаву, и, встав на стременах, с силой метнул её вслед самому нерасторопному бандиту. Сверкнув на солнце гранёным набалдашником, тяжёлая стальная чушка со смачным звуком врубилась незадачливому беглецу в затылок. Тело в изорванном грязном балахоне, бывшем, когда-то, похоже, монашеской рясой, рухнуло лицом в траву. Лошадиные копыта тяжело смяли его как куклу, и, истоптав, откинули в сторону. Сотоварищи убитого, даже не оглянувшись посмотреть, что с ним стало, уже успели добежать до кустов на дальнем конце луга. Их отрепья прощально мелькнули в роскошной малахитовой листве. Бой был кончен. Рогнеде хотелось спать, есть и плакать. Тяжело опёршись рукой о переднюю луку седла, она, стряхивая всё ёщё почему-то набегающие на глаза слезинки, утомленно смотрела на медленно подъезжающего к ней рыцаря. Доехав до того места, где, с огромной кровавой дырой в груди, раскинулся убитый Рогнедой разбойник, он спешился, и, стянув с головы шлем, внимательно вгляделся в лицо мертвеца. Потом, медленно выпрямившись, откинул на спину кольчужный капюшон, судорожно дёрнув длинные завязки, стащил с головы стёганый подшлемник, и, блаженно прикрыв глаза, подставил лицо летнему ветерку. Рогнеда ошеломлённо тряхнула головой, снова протерев глаза рукавом. Нет, не почудилось… Худенький низкорослый воин перед ней, если и был старше девушки, то совсем ненамного. Во всяком случае, его щёки и бритва явно ни разу не были представлены друг другу, за очевидным отсутствием повода. Повесив шлем на луку седла, рыцарёнок, слегка пошатываясь, направился прямо к Рогнеде. По дороге, нагнувшись (ярко блеснула на солнце кольчужная спина) он поднял сиротливо лежащее в траве Оружие. Как оно вылетело из её рук, Рогнеда даже не помнила, но теперь вдруг ощутила резкую боль в кисти. «Могло ведь и вывихнуть отдачей!» - запоздало испугалась она. Юный воин подошёл почти вплотную, и исподлобья окатил Рогнеду своими бешеными ярко-синими глазами. Снизу вверх – от высоких охотничьих сапог серой кожи до щегольского берета с шикарным белым пером. Потом снова, уже сверху вниз, задержав взгляд на её груди. И этот туда же! Тёмно покраснев, как краснеет в горне раскалённое железо, она уже собиралась грубо рявкнуть на наглого мальчишку, но… прикусила язык, сообразив, что тот просто рассматривает герб на её пажеском плаще. - Лютичеффский кнаппе*? Княжий паноша*? – утвердительно, даже не сомневаясь в ответе, спросил он. Уф! Всё-таки её маскировка сработала! Вот удача! -Да – как-то нетвёрдо пискнула Рогнеда. Проклятье, как першит в горле! Полкняжества за кружку воды! А лучше вина! - Сам не видишь? – откашлявшись, уже более уверенно продолжила она: - Я младший конюший его светлости, князя Венеслава из Лютича! О Боже! А ведь отец уже… Стой, сейчас не время! Реветь будешь потом! Когда никто не видит… А юнец вдруг широко улыбнулся, и его лицо, сначала показавшееся Рогнеде мрачным и диким, совершенно преобразилось. Тряхнув своей густой нестриженой гривой цвета спелой пшеницы, он протянул ей Оружие. - Пфайфенбухзен*! Я об них только слышаль, но нихьт гезейн*, ни разу! - Мы зовём это Пищалью – растерянно ответила Рогнеда. Она никак не могла понять, что за выговор у этого чудного парня. Мягкий, но с приглушённым упором на твёрдые звуки. Как будто в нежной кроличьей шкурке завёрнут тяжёлый стальной тесак. Хотя… У мейстера Фихте ведь был почти такой же… - Я толжен сказать спасипо… Тепе и твоей… писчали, верно? Если п не ты… Как дайне на… как тепя звать? - Р… Радко. Из Миловца. Мальчишка кивнул. Рогнеда ждала, что тот представится в ответ. Но вместо этого он внимательно посмотрел ей прямо в глаза. - Попольям? – вдруг спросил он, кивнув головой куда-то назад. - Что… пополам? – осторожно спросила Рогнеда. Этот странный немчик уже начинал её пугать. - Награтту пополам. Дас гельд*. Нас тут цвай*, (для наглядности он показал ей два растопыренных, давно не мытых пальца правой руки), значит - попольям – терпеливо объяснил парнишка. - Награду? За что? - За нехо! – новый знакомый ткнул левой рукой, все еще в кольчужной перчатке, туда, где лежал труп главаря разбойников. И, не дожидаясь ответа, схватил за узду всхрапнувшего от такой наглости Аргуса и потащил его за собой, вместе со всадницей. Честно говоря, Рогнеда предпочла бы оказаться за десять миль от этого места, а уж любоваться вблизи на дело своих рук и своего Оружия... Благодарю покорно! Стоило бы ей чуть вздыбить Аргуса, и мальчишка отлетел бы на десять шагов! Но, наверно, нахальство этого юнца слишком уж обескуражило её, потому что она, почему-то, безропотно повиновалась. Пнув ногой коченеющее тело врага, юный рыцарь с сожалением произнёс: - Наскфозь тырка! Тоспех капут*, доннерветтер унд таузенд тойфель*!! Дыра в груди безносого и впрямь была огромной. Его изорванная свинцовой картечью стёганка годилась теперь лишь на то, чтобы украсить собою пугало. Сквозь прорванную ткань виднелось алое месиво. Рогнеда почувствовала, как к горлу изнутри подступает отвратительный ком. А паренёк, ничуть не смущаясь, перешагнул через труп, и, схватив мертвеца за волосы, повернул его голову лицом к Рогнеде. - Улаф Шварц* – по фашему, Ульеб Чьорный! Тушегуб, насильник (Рогнеда невольно содрогнулась) унд* сукин зон*! В Крайнитце горотской рат*…то есть софьет, таёт за его фшифый копф* цейн*… тесять черфонцев. Зольотом! Ну, так попольям? Не ожидая ответа, мальчишка, продолжая левой рукой держать покойного за волосы, правой сноровисто выхватил из ножен на поясе устрашающего вида нож, и хладнокровно, как будто резал каравай хлеба, принялся отчекрыживать мёртвую голову от шеи. Земля и небо в глазах Рогнеды вдруг поменялись местами, и, вывалившись из седла, девушка с размаху грянулась оземь. Но удара она не почувствовала, потому что сознание милосердно покинуло её раньше. *Матка Бозка (польск.) Матерь Божья *Meine Princess (нем.) моя принцесса * Езус (польск.) Иисус *Knappe (нем.) Оруженосец, слуга. * Паноша (польск, чешск.) Оруженосец, слуга. * Pfeifenbuchsen (нем.) от нем. Pfeifen – свирель, немецкое название ручного огнестрельного оружия в Ср. века. *nicht gesehen (нем.) не видел *Das geld (нем.) деньги, золото. *zwei (нем.) два, двое *Kaput (нем.) конец *Donnerwetter und tausend Teufel! (нем.) Гром и молния и тысяча чертей! (рапростр. нем. ругательство) *Schwarz (нем.) черный *und (нем.) и *Sohn (нем.) сын *Rat (нем.) совет *Kopf (нем.) голова *Zehn (нем.) десять