Удивительная мама

На садовом празднике действительно было здорово. Даже несмотря на то, что множество людей шпыняли туда-сюда, и постоянно попадаясь на пути, и режа слух своими шумными возгласами. Среди бурных толп было неловко и даже в каком-то смысле неуютно находиться, но различные веселья, организованные в парке этими же людьми, заставляли забывать о своих проблемах и конфузах, ибо здесь много каких вещей и, конечно, еды попадалось на глаза. Все-таки было приятно осознавать, что щедрый король Самодержец в честь своего столетия устроил такой богатый прием абсолютно для всех, кто захочет прийти сюда или просто пройдет мимо. Каких бы странностей в себе данный праздник не содержал, все равно он был впечатляющий и заманивающий яркими цветными огнями фонарей, хлопушками и даже фейерверками. А еще множество интересных призов, которые выигрывали в лотереях! В общем, любые затеи на этом восхитительном фестивале являлись чуть ли не самыми заманчивыми в мире. И Фредриксон со своим экипажем «Морского оркестра» считал ничуть не хуже. Хоть и некоторые развлечения здесь и правда выглядели глупыми и весьма бесбашенными, заострить свое внимание все же было на чем, да хотя бы на этих привлекательных яблоках в сиропе. Праздник длился весь день, только там и только на данный момент, и небольшая группа друзей была очень даже рада посетить данное место, а уж особенно после утомительного путешествия. Чем и не поразвлечься с дальней дороги? Да отдохнуть как следует. Фредриксон, Муми, Юксаре и Шнырек следовали за маленькой Мюмлой, за которой даже еле поспевали, когда та привела их в этот парк, а потом и до самого трона короля. Тот дружелюбно поприветствовал своих гостей и разрешил чувствовать их себя как дома. И те расположились в парке, веселясь, как только позволит фантазия, до самого вечера. Юксаре особенно понравился этот день из всех предыдущих, которые он проводил на корабле. Их нелегкое путешествие и правда не предвещало никаких хотя бы редких веселий или, если не их, то хорошего сна. Ведь парень очень любил полежать на чем-нибудь желательно мягком, поворочаться там, поудобнее устраиваясь, и сладко засыпать, накрыв глаза красной шляпой. Хоть этот незатейливый и, по сути, простой человек являлся бродягой, не имеющий постоянного дома, а лишь большую пыльную палатку вместо этого, он несомненно сильно любил бездельничать и даже иногда предпочитал это дело своим прогулкам по миру. Юксаре предпочитал сперва хорошенько отоспаться, чтобы потом с новыми силами ринуться в дальний поход, а не постоянно перешагивать с ноги на ногу и не иметь ни минуты покоя… ну разве так можно? Конечно, нельзя. Всегда нужно иметь время на отдых. И не откладывать это время на что-нибудь еще. А совершать какие-то якобы срочные дела… как-нибудь потом. Такой образ жизни у своеобразного путешественника и был. Сон и бродяжничество – только эти вещи и являлись единственными действительно важными для него. И если так посмотреть – конечно, очень здорово, что каких-то два, казалось бы, незначительных принципа делали человека счастливым. До тех пор, конечно, пока он не найдет чего получше. А Юксаре, хоть особо и не задумываясь над этим, был абсолютно уверен, что не найдет. Поэтому сейчас он попросту веселился со всеми остальными посетителями праздника, играл в игры, болтал с похожими на него ребятами в неопрятных одеждах, пил с ними любезно подаваемые работниками напитки, которые, наверно, на благо всем, были не алкогольными (ну или почти) и таскал с больших витрин кукурузу и сахарную вату (парень решил воспротивиться правилам «товары нельзя брать бесплатно!»). Кратко говоря, бурно отдыхающий путешественник смог оторваться на славу в таком зажигательном месте, и был очень даже рад этому. Под конец праздника, когда людей уже становилось меньше, небо давно было покрыто одеялом темной ночи, а рабочие лавочки начинали потихоньку закрываться, составу экипажа «Морского оркестра» снова удалось собраться вместе, хотя Муми тогда был весьма недоволен и раздражен частыми выходками прочих, желающих развеселить его, озорников и вообще не дающих ему покоя подростков; да еще и больше раздражился, когда пытался найти в огромном парке Юксаре, а тот все время прятался в толпе, за деревьями или аттракционами, желая подшутить над другом, заставляя своими прятками себя дольше искать. Узнав об этом, Муми потом яростно замахивался на того кулаками, возмущенно топая ногами, а тот смеялся и не мог остановиться. Позже, наконец приведя себя в порядок, группа друзей уже собиралась уходить искать ночлег, как увидели бегущую мимо них Мюмлу, радостно распахнувшую руки в разные стороны, встречая давно не видевшую мать. Ребята из интереса пошли за девочкой, желая все-таки познакомиться с ее мамой, о которой она рассказывала почти всю дорогу. В прочем, о чем еще может рассказывать маленький ребенок? А мать ее и вправду была женщиной видной. Юксаре даже, будь он сильно пьян, отрезвел бы тут же, ибо таких особей он, пожалуй… не встречал никогда, хоть и, казалось бы, много чего видал на белом свете. Женщина была довольно крупной, как в вышину, так и в ширину. Как и рассказывала ее старшая дочь, форма тела была такой необычной на вид, что походила на шарик, да и пушистый воротник и рукава симпатично округлялись вокруг нее. Пуговицы на платье тоже были круглыми, подол был круглой формы, и голова ее была такой, только пучок на голове был немного вытянутый, уже походя на овал, а не на круг. Интересная на вид улыбчивая посетительница с радостью поймала на руки бегущую к ней со всех ног дочь и с легкостью подняла над собой, крепко прижимая к груди. И то, что женщине не составило труда долго держать у себя на руках крупного ребенка, как оказалось, было не пределом удивления за ними наблюдавших. Вскоре они все заострили внимание на внезапно подбежавшую сзади к Мюмле-маме целую ораву маленьких детей-мюмлят, которые поспешно окружили мать, беспрерывно о чем-то балаболя и дергая ее за одежду и занятые руки. Иностранцы поразились – их и вправду было очень много, казалось, что не пятнадцать, как говорила Мюмла, а намного, намного больше! И счесть их всех было просто невозможно. Под шум своего детского сада, женщина очень даже позитивно воскликнула, обращаясь к гостям: – Ох, спасибушки, что приглядели за моей дочуркой! Она у меня такая непоседа! – Неправда! – недовольно выпалила сидящая у нее на руках девочка. – Вот уж? Не тебя ли я оставила дома за плохое поведение? – казалось бы, еще веселей сказала мамаша. – Ты меня оставила из-за того, что у меня болело горло! – не краснея, соврала в ответ дочь, возмущенно скрестив руки на груди. – Неужели? Ох, я уже и не помню, за что ты опять получила по ушам! Все равно мне с остальными цыплятами не до тебя, - и она быстро опустила дочь на землю, после чего на руки женщины запрыгнуло сразу пять, если не шесть, детей. Она что-то активно с ними обсудила, кого-то затискала, кого-то поймала на лету, пока тот падал у нее с рук, кого-то успела шлепнуть и угомонить, заставляя вести себя в какой-то мере прилично. И при всем при этом, будто бы бесконечный поток мюмлят так и продолжал на нее нагребать. Кое-как разобравшись с ними, Мюмла-мама с той же заражающей улыбкой снова обратилась к мужскому обществу: – Была рада с вами повидаться! А теперь я пойду, мне еще тащить за собой весь этот табун несносных поросят! – женщина хохотнула, снова переключив внимание на детей и удаляясь в сторону выхода парка. – Что говорите? Опять на карусели? Ну нетушки! Поздно уже, да и не услежу я за вами всеми, пока вы там развлекаться будете! Почти вся детвора расстроенно заныла, снова предпринимая бесполезные попытки как-то переубедить мать, но та настояла на своем и веселая семейка в спорах удалялась все дальше от все еще стоявших в шоке парней. Вскоре, когда возгласы мюмлят стали слышны не так отчетливо, пораженные невиданным чудом все как-то встрепенулись, еле отведя от привлекающего внимания объекта глаза. – Удивительная мама! – первым очнулся Юксаре и высказал то, что хотел сказать еще вначале знакомства с весьма необычной женщиной. – Да… ты прав, - тоже еле отойдя от неслабых впечатлений, изрек Муми. – И как она только справляется с таким количеством детей? – Как ни странно, это правда – она действительно неплохо с ними справляется, - заключил Фредриксон. – Не понимаю, зачем вообще иметь всех этих детей? – как-то возмутительно выпалил Шнырек, копаясь у себя в карманах и доставая оттуда драгоценные вещички. - Пуговицы куда лучше детей! Такие ровненькие, блестящие, красивенькие… – У каждого в жизни счастье свое, – спокойно усмехнулся капитан, похлопав племянника по плечу. – Ладно, пойдемте уже искать себе ночлег, иначе всю ночь бродить будем. Путники молча согласились и стали уползать в ту сторону, откуда изначально пришли. Пока они мешкали, Муми внезапно заметил, что Юксаре все еще стоял на месте и задумчиво вглядывался вдаль, куда ушло семейство мюмл. Друг не успел его окликнуть, как тот, словно по мановению, поспешно двинулся в том направлении. – Ты куда? – слегка недовольно удивился светловолосый, и бродяга рассеяно обернулся, неопределенно пролепетав: – Э-э… я… я вас догоню, – и снова было ринулся своей дорогой, как Муми сказал еще недовольнее: – Ты же не к этой… чудной мамаше пошел? Юксаре снова обернулся. – Больно надо! – якобы возмущенно фыркнул тот. – Я просто… тоже хочу на карусели покататься, – и уже быстрее побежал прочь, так и не дав товарищу как-то его задержать. Юному путешественнику вовсе не понравился такой исход, он хотел держаться с друзьями вместе по ходу происходящих с ними событий. А вдруг случилось бы что? Вдруг от Юксаре потребовалось бы помощь в неподходящий момент? Произойти могло что угодно, и Муми, в виду своей предусмотрительности, чуть было не побежал возвращать друга, как вдруг услышал голос сзади себя: – Оставь его, – все так же непоколебимо изрек Фредриксон с легкой улыбкой. – Мы никуда не торопимся, пусть идет, куда желает. Муми в растерянном сомнении осмотрел друга, потом снова глянул в сторону ушедшего бродяги и неопределенно пробурчал: – Но… – Он мечтатель тот еще, ты же знаешь. Делом его не заставишь заняться, так что, быть может, мама Мюмлы сможет заставить? И ей, и другим польза будет, – весело подметил он. – Поэтому переживать не стоит, поверь мне. Пойдем, поможешь мне забрать с корабля кое-какие вещи, - и он, слегка махнув в свою сторону рукой, пошел туда, куда успел убежать Шнырек, а убежал он уже довольно далеко. Муми решил не спорить с капитаном и в некотором замешательстве побрел за ним, в упор не понимая, чем такая женщина могла заинтересовать… такого человека? На вкус и цвет, конечно же, но все равно светловолосый считал это странным, даже для Юксаре. В прочем, быть может, он просто захотел пересчитать всех ее детей, быть может, узнать их имена или поинтересоваться их возрастом. Чисто гипотетически, ибо, если подумать, Муми сам был бы не прочь узнать об этом побольше. Лишь из интереса, не из-за чего-либо еще. И его ленивый друг вторгался в какие-либо познания только в силу любопытства, ибо особенно привлекательные вещи для него были только бродяжничество и хороший сон. И Муми был уверен, что интересы парня никогда не станут другими. По крайней мере, его не покидало это ощущение. Сам же Юксаре и впрямь заинтересовано проследовал за большим семейством мюмл. Он и в самом деле никогда не видал столько детей и таких… дам, крупной наружности. Такая семья была просто находкой или восьмым чудом света, по крайней мере, для того, кто путешествует по свету всю свою жизнь, точно. И хотя он был довольно сильно уставший после сегодняшних веселий, он, как в одни из тех редких случаев, когда он что-то делал не ленясь, бодро поспевал за нагнавшей толпой детей и матерью, прятавшись в ближайших кустах или за деревьями. Он знал, что следить за кем-то нельзя, хотя, что ему дадут эти знания, ведь он был любителем нарушения порядка! Поэтому данный поступок он тем более не считал постыдным. Однако долго следить за плодовитым сборищем не удалось, ибо дети Мюмлы-мамы, казалось бы, были абсолютно везде, так что обнаружить себя было очень легко. Хотя пара малышей все же замечала сидевшего среди веток и листьев, как кот, Юксаре, они только смеялись и бежали дальше, ничего толкового не говоря матери. Это было бродяге на руку, но подбираясь к ним еще ближе, он напрочь забыл о старшей дочери их мамаши, которая в скором времени весело и якобы тихо выпалила, увидев парня в очередных кустах: – Юксаре, ты зачем за нами следишь? Мюмла-мама, услышав это, удивленно обернулась, и парень обреченно вышел из-под зеленого прикрытия, неловко мешкая. Ему было не в первой за что-то получать по ушам, но в очередной раз этого вовсе не хотелось. – О, еще раз здравствуйте, молодой человек! – нисколько не агрессивно, а все так же весело воскликнула женщина. – Вы что же, следили за нами все это время? Хо-хо, как же это я не заметила! Что же это было за веселье? Какая-то очередная игра? Бродяга не успел опомниться, как сзади на него запрыгнула пара мюмлят, другая тройка-четверка продолжала бегать друг за другом, а остальные в разнобой стали кричать матери тоненькими голосками: – Мама, мама! А он так смешно прятался от нас всю дорогу! – Сидел в кустах, думал, что невидимый! – Мы его с самого начала заметили! – Мы в него тыкали палками, а он молчал, будто воды в рот набрал! – Он вообще немой! Ничего не говорит! – Что же? В самом деле? – Мюмла-мама снова взглянула на парня, который, глядя на бесконечные игры детей, невольно улыбался, и, услышав вопрос, отрицательно помотал головой. – Нет, я говорящий, – усмехнулся тот. – Славные у вас детки! – Ох, спасибушки! Я слышу это от многих знакомых, право слово! Да только эти проказники лишь на вид выглядят милыми, на самом деле с ними столько морок и хлопот, вы себе не представляете! – женщина добродушно рассмеялась, поправляя в руках пару-тройку своих несносных малышей. – И это не удивительно – их очень много, – кивнув, подметил Юксаре, все еще следя за неугомонной детворой. – Быть может, вам помочь довести этих поросят до дома? – О, вы так любезны! – искренне восхитилась мать. – Но не хотелось бы вас затруднять. Не беспокойтесь, я справлюсь сама! Все-таки не в первый раз это делаю! – и она собралась было продолжить путь, как Мюмла лукаво сказала ей: – Соглашайся, мам! Видишь, человеку делать нечего! – и по-детски хихикнула. Юксаре устроил и такой аргумент, ибо отказываться от своего решения он, почему-то, не хотел. Хоть охота с каждой мыслью о проблемах с такими детьми пропадала, он предпочел хоть в каком-то смысле выглядеть прилично, и поспешил помочь женщине, которая не желала доставлять бродяге лишних неудобств. Но он соврал ей, что ему уже приходилось возиться с детьми, правда, с чуть более взрослыми, но, тем не менее, представление имелось. Парень в тот момент внезапно вспомнил о своем друге Муми, который кричал на него за выходки в парке, и невольно усмехнулся. Нехорошо было бы оставлять своих товарищей одних, но бродяга все равно им ничем не подсоблял, поэтому было не страшно немного побыть в другой, весьма… необычной компании. На самом деле, парень особо и не интересовался подобными случаями, но что-то задело его в этот раз, что-то, казалось бы, совсем незначительное. Решил помочь справиться с оравой детей… чем плохо или странно? Даже весело. Находиться среди такого огромного количества ребят было и впрямь забавно: они залезали ему на голову, притворяясь, будто он военная вышка, потом залезали к нему под шляпу, будто это укрытие от врагов, после чего обстреливали друг друга палками и камнями, из-за чего, конечно, попадало и Юксаре, но тот нисколько не злился, даже ловил азарт от этого, и играл с ними в догонялки. Наблюдавшая за резвящимися Мюмла-мама нередко заливалась хохотом. Казалось бы, ее впечатляло все, что делал новоявленный помощник. А ему казалось, что хвалить его и не за что, для него подобное сопровождение не составляло никакого труда. Даже усталость стала менее заметной, ибо так он не веселился очень давно, пожалуй, с самого отплытия «Морского оркестра». Серьезные приключения утомляют, после чего хочется как следует отдохнуть, например, вот так, играя с мюмлятами. На самом деле, бродяга никогда бы не подумал, что ему будет интересно данное развлечение, но узнать об этом было вдвойне приятнее. Жаль, что его друзья, возможно, этого не поймут, но он был не прочь остаться, как и раньше, никем до конца не понятый. Даже самим собой. Наконец путники добрались до крупного круглого домика с небольшим садом, грядки и клумбы которого были хаотично разгромлены детьми, а так же в котором росло высокое дерево, гармонично украшавшее жилище семейки. Ее жилая местность и правда выглядела симпатично, не смотря на беспорядок как снаружи, так и внутри дома. Мюмла-мама без вопросов впустила гостя в дом, даже не требуя снять обувь или не трогать особенно хрупкие вещи, будто заранее зная, что парень не выносит какие-либо правила. И ему понравилась эта деталь. В прочем, он с самого начала заметил, что эта женщина далеко не была строгой личностью, даже не смотря на такое количество отпрысков. На пару с помощником она с трудом разложила всех детей на кровати, а некоторых, как сказала хозяйка, была очередь спать на диванах, ибо малышей было чересчур много, чтобы уместить их на тех кроватях, которые были в доме. Поэтому взрослые попытались их уложить на другие места, некоторые дети даже настояли на том, чтобы спать на столе или под ним. Видимо, это было очередной игрой. Мать им разрешала спать где угодно, только не в опасных местах, конечно, и Юксаре нравилась такая свобода действий, хоть и особого выбора у женщины не было. Когда же Мюмла-мама уже недовольно цокала языком от того, что никто из детей не желал засыпать, бродяга предложил рассказать им что-нибудь о своих приключения (или, конечно же, снах), и все тут же согласились. И он, сев на подлокотник дивана, начал как можно бодрее и активнее рассказывать всякие байки и небылицы, хотя с дикой усталостью и сонливостью это сделать было нелегко. Спустя какое-то время, которое, казалось бы, тянулось очень долго, парень был приведен в чувство аккуратным прикосновением рукой Мюмлы-мамы к его плечу, и он, встрепенувшись, поднял голову, посмотрев на нее. Та с улыбкой указала взглядом к выходу и поманила гостя рукой в свою сторону, стараясь идти как можно тише. Тот, тормозя, понял, что все дети уже сладко спят, а он во время рассказа, половину которого не помнил из-за сонливости и поэтому додумывал ее на ходу, сам случайно задремал. Как следует потянувшись, парень проследовал за женщиной и вскоре они выбрались на улицу, которую украшало довольно светлое для ночи звездное небо. Юксаре невольно залюбовался очаровывающим видом и снова пришел в себя только из-за тихого голоса Мюмлы-мамы: – Спасибо вам за все, – та, убедившись, что плотно закрыла дверь, подошла к гостю поближе, когда тот отвлекся от наблюдения за небом и перевел на нее взгляд. – Должна признать, что иногда мне действительно не хватает помощи. Мужской помощи. Говорила она на удивление спокойно, хотя вечером всю дорогу громко разглагольствовала о том, о сем, да частенько смеялась над любой мелочью. Но ее состояние можно было понять – мрачным настроением не угомонишь и не развлечешь детей, а когда их нет рядом, хочется уже просто вздохнуть полной грудью и насладиться тишиной и покоем. Можно не притворяться, что ты всегда светишься позитивом, если ни для кого это больше необходимостью не является. Но женщина была довольна сегодняшним днем, отчего она все еще искренне улыбалась, хоть и устало. – Приятно, что вы так внезапно решили нас сопроводить. Это было большой неожиданностью для нас. – Удивительно, но для меня тоже, – усмехнулся Юксаре, запустив руки в карманы плаща. – Но верно то, что я провел с вами время не без удовольствия. Хоть это действительно отнимает много сил, подобные заботы были действительно приятными! – после этого бродяга достал из кармана трубку и начал ее набивать. – Соглашусь, это в самом деле приятно, -– шире улыбнулась женщина. – Хотя многие из-за этого считают мою семью сумасшедшей, хо-хо! – Неужели? Они глубоко ошибаются из-за своего пренебрежения, – парень задумчиво покачал головой, зажигая табак в трубке и поднося ее к губам. – Да, характеры детей бывают чересчур несносными, но что с них взять? На то они и дети! – О, вы правы! Как здорово в кои-то веки найти единомышленника, – Мюмла-мама радостно вздохнула, тоже устремив взгляд в спокойного синего цвета небо. Все это время смотревший на него бродяга, размышляя, перевел взгляд на собеседницу, вглядываясь в черты ее лица. Сейчас она выглядела еще счастливее, чем несколько часов назад. Это действительно поражало, и путешественник, к сожалению, не мог понять до конца, что такая большая семья может осчастливить человека. Но так был устроен мир: кому-то для полного счастья достаточно было пройти пару километров, а потом крепко и долго спать, а кому-то нужна была такая плодовитость…. Да, Мюмла-мама была прирожденной хранительницей очага. Парень считал, что окружающие должны восхищаться ею, а не считать сумасшедшей. Боже. Как же это было глупо с их стороны. Стараясь больше не смущать подругу пристальным взглядом, Юксаре, выпустив изо рта темное облако дыма, снова осмотрел привлекательное единственное дерево, стоявшее неподалеку от них. Ствол его красиво извивался ввысь, а ветки, под стать его форме, точно так же вились от него горизонтально, привлекая своей длиной. Особенно та крупная ветка, которая так и просила на себе посидеть или полежать. – Должен заметить, у вас красивое дерево растет тут, – озвучил свои мысли бродяга. Женщина оживилась, и посмотрела туда, куда смотрел собеседник. – Вот это? – она немного удивилась, когда парень в ответ кивнул. – Это же обыкновенная яблоня! Не садовая, а дикая, росла тут сама по себе всю свою жизнь. Но соглашусь, что она красиво смотрится рядом с моим домом. И я иногда собираю с нее яблоки для пирога. Да и при особой жаре под ней хорошо отдохнуть в тенечке! – увидев заинтересованный взгляд гостя, женщина слегка запнулась. – Правда, самой мне это не известно, у меня же никогда нет времени отдыхать! А так иногда хочется, хо-хо! – она посчитала, что сможет скрыть глубокую мысль своих слов смехом, но судя по равнодушному лицу парня, ей это сделать не удалось. Молчание между ними длилось еще какое-то время, пока путешественник вдруг не заявил о какой-то совершенно странной вещи: – Люблю яблоки, – наверное, он сам не заметил, как сказал это, ибо все его внимание все еще было обращено к дереву. – В самом деле? – весело спросила женщина, кажется, все-таки уловив суть его слов, и снова хохотнула. – Что ж, тогда оставайтесь у нас до завтра! Уверена, дети будут рады, если я снова испеку яблочный пирог. – Спасибо, – как-то рассеяно ответил гость, кажется, уже глубоко-глубоко уйдя в свои мысли. То было явно из-за сонливости, и он уже больше спал, чем думал. Даже табак как-то не бодрил. А Мюмла-мама без лишних слов спокойным шагом направилась обратно в дом, все еще тихонько смеясь от состояния парня. Но когда же она собралась было открыть дверь, внезапно услышала его слегка оживленный голос: – Подождите. Женщина обернулась, заинтересовано посмотрев на бродягу, который начал неопределенно колебаться, рассеяно пуская кольца дыма. Хозяйка снова усмехнулась, спросив: – Вы хотели что-то сказать? Наконец парень пришел в себя и произнес, слегка улыбнувшись: – Да. Мы можем с вами перейти на «ты»? Если что, меня зовут Юксаре. Собеседница немного удивила такая просьба, но она, разумеется, против ничего не имела. – Конечно. Ты так же можешь звать меня Мюмлой-мамой, – добродушно ответила она. *** После окончания невероятных приключений экипажа «Морского оркестра», Юксаре, как-то не задумываясь, продолжил жить вблизи семейства мюмл. Муми тем временем с невероятным усердием, но умелостью строил настоящий большой Муми-дом для того, чтобы жить там со своей новой спутницей, которую он не так давно спас из бушующего штормом моря. Девушка чудом оказалась жива, а уж тем более ее драгоценная сумка, с которой она так не желала расставаться. Хотя после ее появления среди новых людей и Муми в том числе, она уже не считала ее самым дорогим, что у нее было, хоть и продолжала всюду носить с собой. Многие даже удивились, что она почти тут же, можно сказать, променяла то, чем довольствовалась много лет, на своего спасителя, желая прожить с ним долгую счастливую жизнь. Юксаре даже усмехался от такой наивности – лично он бы не смог отказаться от бродяжничества и сна ради… кого-то. Да, звучало эгоистично, но эти вещи доставляли ему полное удовольствие, отказаться от которых он был просто не в состоянии. Муми иногда даже поглядывал на друга с укором, интересуясь, почему же он тогда не продолжил свободно путешествовать, а остался подле мамаши с детским садом. Парень в ответ недовольно фыркал, говоря, что всем иногда нужны перемены, хоть и небольшие. И у него действительно ничего особо не поменялось, только спать он стал не в каюте корабля, а на яблоне, той самой, растущей рядом с домом Мюмлы-мамы. – Ты бы никогда не стал бросаться за ней в море, – негодующе пробурчал светловолосый прямо в присутствии своей очаровательной подруги, и, развернувшись, ушел, больше не желая о чем-то подобном говорить с товарищем, считая, что тот никогда не поймет, что такое настоящие ценности. Новая знакомая виновато пролепетала, обращаясь к бродяге: – Пожалуйста, не берите его слова всерьез. Он просто… в плохом настроении, – и поспешила за своим напарником. – Не страшно, – глухо пробормотал ей вслед парень, серьезно задумываясь. А действительно – стал бы он бросаться за Мюмлой-мамой в море? Нет, разумеется, стал бы, бросился бы в любом случае, ибо проигнорировать такую ситуацию не позволила бы совесть и, в конец концов, наличие сердца. Любой бы адекватный и храбрый человек так и сделал. Главное другое – стал бы бродяга ради этой женщины строить большой дом, да еще и своими руками? Ради нее и себя, ее детей, дабы жить в уюте и комфорте всю оставшуюся жизнь? Юксаре от такой мысли удрученно покачал головой – уж больно разные у него и, например, Муми были представления об уюте и комфорте. Бродяга был не против жить и спать где угодно, куда бы не привели его свои собственные ноги. Проблем с житьем у него никогда не было, тем более что большую часть жизни он жил один. У Мюмлы-мамы же позиция была совсем другая. Для такого огромного количества детей нужен дом немалых размеров, такая же игровая площадка, благоприятные условия для жизни и все подобное. Нужно тщательно выбирать место, где будущее поколение могло спокойно расти и расти безо всяких излишних проблем. Хотя эта детская гурьба сама по себе являлась проблемой как для матери, так и для других людей, их нельзя было и дня оставлять в беспорядочной обстановке, а посему постоянно везде наводить порядок, всюду, где придется и получится. А так же не забывать о самих детях, которых всегда нужно было одеть, умыть, накормить и еще провести множество процедур, чтобы наше счастье росло здоровым и счастливым! И пахать в таком режиме изо дня в день, из месяца в месяц, а также из года в год. Юксаре вовсе не устроила бы такая жизнь, поэтому он желал часто не вмешиваться в происшествия семейства мюмл, хоть и удавалось это с каждым разом сложнее. Сначала парень попросту успокаивал малышей, отвлекал их, играя с ними, пока мать занимается хозяйством, а потом ему пришлось еще и пересчитывать их из раза в раз, ибо позже оказалось, что парочка из них каким-то образом умудрялась где-то теряться, хотя их большой сад был ограничен деревянным забором. В прочем, и тот в скором времени оставлял желать о себе лучшего, тоже благодаря несносным жителям. И что бродягу поражало в них больше всего – это то, что они никогда не уставали проказничать. Они вытворяли все, что хотели, и так активно и бурно, что у няньки аж начинала кружиться голова. Он привык очень долго лениться и ничего не делать, отчего с нынешней помощью, или, можно сказать, работой он справлялся с большим трудом. Большинству детишек он очень даже нравился, особенно когда придумывал для них уникальные веселия или рассказывал на ночь что-нибудь очень захватывающее, но из-за этого они не начинали слушать его лучше, ибо труженик еще и совершенно не умел быть строгим. Потому что, конечно же, сам в детстве был непослушным ребенком, но хотя бы – Юксаре впервые посчитал эту деталь потрясающей – единственным в семье! Его одного-то тогда было слишком много, а в данном случае можно было просто потерять голову или сойти с ума. Иной раз Мюмле-маме даже приходилось приводить его в чувство после очередных попыток как-то заставить детей быть смиренными и послушными. После подобных инцидентов, парень долго сидел и не слезал со своей яблони, раздражаясь на весь мир. Ведь из-за детских выходок он еще и плохо спал! А плохо спать он ненавидел. Лишь хороший сон мог его полностью успокоить, а когда даже этого он не добивался… хотелось просто убежать далеко-далеко, в какую-нибудь пустыню, где он наконец сможет отоспаться по уши, и, наконец, жить в свою волю. Один раз бродяга даже всерьез собрался уйти из этого причудливого места, уйти насовсем, но, только ступив на спасительную тропу, ведущую на полную свободу, его внезапно остановил один из детских голосков, такой, немного недовольный, но звучащий очень мило и очаровательно: – Ты что, уходишь? Парень немного разочарованно вздохнул и обернулся, посмотрев вниз. Перед ним стояла маленькая девочка, очень маленькая, казалось бы, даже меньше, чем были все остальные детки. На ней было красное платьице, темные сапожки, розовый бантик на шее и такой же, закрепляющийся на пучке волос на головке. Яркие зеленые глаза выжидающе смотрели прямо на бродягу, а ручки были решительно поставлены в бока, придавая виду малышки больше суровости. – Ну… я прогуляться… хотел, – неуверенно пролепетал парень, почесав затылок, хотя ему было очень неловко врать ребенку, да еще и такому маленькому. – Врешь! – сердито выпалила девчушка. – Ты хотел убежать, прямо как трус! Бросить меня и моих братьев и сестер! Надо сказать маме, чтобы ты получил миской по голове! Дерзость ребенка весьма удивила Юксаре, и тот невольно рассмеялся, поражаясь, какими дети могут быть смышлеными. Да, ему было жаль, что побег не удался, но видя таких очаровательных созданий, как тут сбежишь? Правда, такое довольно грубое отношение к взрослым не могло принести ничего хорошего, парню все равно нравились эти проказники. Было в них что-то, что привлекало, но не заставляло сильно злиться. Видимо, все дети вызывали у него такие эмоции. Из-за не знания семейной жизни, бродяга чувствовал к ребятам какие-то особенные чувства, непривычные, но интересные для его натуры. – Хорошо, ты меня раскусила, – улыбчиво сказал он девочке, которая корчилась в недовольных гримасах. – Как будешь наказывать? – К маме отведу! – будто говоря что-то очевидное, фыркнула она и решительно развернулась. – Быстро иди за мной! И не смей обманывать! Я за тобой слежу! – и пошла вперед, частенько оглядываясь на «преступника». – Как любезно с твоей стороны, – продолжал лукаво шутить Юксаре. – Я уж было думал, что ты сама набросишься на меня. Но мне повезло – уж твоя-то мама меня накажет не так жестоко, как наказала бы ты! – закончив разглагольствовать, парень стал с удовольствием наблюдать за реакцией девочки. Та резко остановилась и полностью развернулась к виновнику, крепко сжав кулачки. – Думаешь, я не смогу этого сделать?! – сердито завопила она. – Ни в коем случае не сомневаюсь! – засмеялся бродяга, подняв перед собой руки, заранее готовясь защищаться от нападения эмоциональной малышки. – Тогда почему ты так противно смеешься?! – еще злее рявкнула она, топнув ножкой. – Это от страха! – весело хохотнул парень. – Опять врешь! – чуть ли не на всю округу прокричала разозленная шкода. – Терпеть не могу таких врунов! Ты заслужил смертную казнь! – и со всего размаху запрыгнула на свою мишень, тут же повалив того с ног своим, хоть и малым, весом. Она била своими крохотными кулачками его по груди, плечам, голове – всему, что попадалось на пути, а страдалец не переставал весело смеяться, стараясь отпихнуть от себя нападающую, удары которой вовсе не были болезненными. Он еще ни с одним ребенком так бурно не резвился, коварная девчушка даже больше всех напоминала его себя в детстве, когда тот тоже был тем еще чертенком. Малышка продолжала мстить парню за вранье, вкладывала в это дело все усилия, что могла произвести, иногда даже начиная кусаться, но и это не причиняло бродяге вреда, ибо он был значительно больше проказницы, так что та не грозила ему никакой опасностью в любом случае. Юксаре продолжал хохотать и кататься по песчаной тропинке, обваливаясь в грязи, а девочка тем временем, неустанно что-то коварно выкрикивая, принялась дергать того за волосы, что уже было вполне себе ощутимо. Но, тем не менее, веселье не надоедало ни той, ни другому, пока они внезапно не услышали над собой знакомый возглас: – Крошка Мю! Что ты вытворяешь?! Дерущиеся замерли и подняли глаза вверх. Юксаре чуть было не показалось, что это Мюмла-мама, но вскоре понял, что это была молодая девушка, на нее похожая, с серьезными синими глазами и в интересном полосатом платье. И, чуть больше придя в себя, парень понял, что это была не просто девушка – это была Мюмла! Та самая, которая точно так же, как остальные мюмлята, когда-то всюду носилась со всех ног и активно как-то подшучивала над другими. Бродяга был просто в шоке, увидев ее такой. За все это время она успела так вырасти и выглядеть по-настоящему взрослой! И как это он не замечал процесса ее взросления все это время? Неужели так сильно был занят остальными детьми, более младшими? Пока парень рассеяно размышлял, валяясь на тропе, пришедшая старшая мюмла недовольно смотрела на свою сестренку: – Сколько раз я тебе говорила вести себя прилично? Или хотя бы не бросаться на взрослых! Что у тебя за грубая привычка со всеми драться?! – сердито изрекла она, на что девочка, так и сидевшая на голове у бродяги, возмущенно фыркнула. – Немедленно слезь с него! Или я позову маму! Малышка что-то сердито пробурчала, неохотно слезая с «жертвы», и подошла к Мюмле, снова исказившись в недовольной гримасе. Сестра немедленно взяла ее за ручку и повела за собой, напоследок сказав удивленному Юксаре: – Прости ее, пап. Она такая несносная… – Да ничего страшного, мне было весе… – вставший на ноги и отряхивающийся бродяга внезапно запнулся. – Погоди. Как ты меня назвала? Девушка, успев до этого что-то буркнуть малышке, рассеяно обернулась снова: – А? Разве я тебя как-то назвала? – Ты… мне показалось, ты сказала… – пролепетал парень заплетающимся языком, но, недолго думая, произнес. – Неважно. Я был рад увидеться с этой бунтаркой. Как, ты сказала, ее зовут? – Крошка Мю, – вздохнула ее сестра, строго покачав головой. – Самая маленькая мюмла в мире. Она родилась еще во время ваших с Муми и остальными приключений. – Неужели? – искренне удивился бродяга, нагоняя девочек по дороге. – Почему-то мне кажется, что я до сих пор ее ни разу не видел… хотя все ваши братишки и сестрички похожи. – Я не похожая на них! Я уникальная! – гордо воскликнула малышка, семеня рядом с сестрой. Путешественник добродушно хохотнул: – Опять-таки не сомневаюсь. – Пока ты нянчился с остальными детьми, она лежала в своей кроватке в моей комнате, завернутая в пеленки. Мама работала по дому, а мне наказала возиться с ней, – спокойно объяснила Мюмла, удрученно вздохнув, будто говоря, как же сильно ей «повезло». – Понятно, – с улыбкой изрек Юксаре. – Видимо, именно поэтому я не видел ни ее, ни тебя, – он еще раз оглядел девушку. – Как же ты все-таки изменилась. И выросла. Та улыбнулась уголками губ, поглядывая на малышку, которая свободной рукой пыталась ловить летающих рядом бабочек. – Мюмлы быстро растут, – сказала собеседница. – По крайней мере, многие из них. Пару месяцев – и они уже почти полностью самостоятельные. Ну, от этого, конечно, еще зависит и их характер. Смотря кто как будет относиться к тому, что им предстоит делать, – девушка задумчиво оглядела светлое небо в облаках. – Может, сейчас они и выглядят все одинаково, и внешностью, и характером. Но при взрослении все они становятся по-своему уникальными, – она внезапно неловко засмеялась, глянув на парня. – Ох, извини! Я, наверно, говорю очевидные вещи! Иногда после работы в голове полная каша, вот и лезет туда прочая ерунда… Юксаре было хотел ответить, мол, ничего страшного, но его опередила девочка, ехидно хихикая: – В твоей голове вечно прочая каша и полная ерунда! После этого, явно зная реакцию сестры, та резко вырвалась из ее расслабленной хватки и ринулась в задний двор дома со всех ног, все еще продолжая коварно смеяться. Разозленная Мюмла сердито что-то крикнула ей вслед и помчалась в дом, чтобы нажаловаться матери, оставив позади себя опять немного удивленного бродягу. Тот лишь хохотнул, забавляясь на чудных девчонок, и все-таки решил не спешить сбегать из этого места, которое, в общем-то, ему очень даже нравилось. Успокоившись, парень захотел пойти и снова полежать на ветке яблони, но на него внезапно накинулись чуть ли не все малыши, опрокинув на землю, что страдальца, конечно, возмутило. Но когда кто-то из деток крикнул что-то вроде «Мы без тебя скучали!», он снова невольно улыбнулся. Осознание того, что он нужен даже непослушным детям, все-таки было невероятно теплым и приятным, никогда не надоедающее и из-за этого не позволяющее бродяге покинуть эту семью… как бы он ни хотел. Спустя еще несколько дней или даже недель, Юксаре ощущал в себе полную привязанность к тому, к чему, как ему казалось, он будет привыкать очень долго. Даже несмотря на то, что каждый день был очень похож на предыдущий. И хлопот с детьми не становилось меньше, хотя Мюмла была уверена, что совсем скоро возиться с ребятами станет легче, ибо они станут взрослее и спокойнее. Но того, как бы долго бродяга не ждал, не происходило. Маленькие дети оставались маленькими детьми, и парень уже перестал надеяться, что его работа однажды станет не такой сложной. Странно вообще было в его случае как-то работать, но он делал все, что мог, будто бы просто из-за чувства обязанности. И откуда оно вообще взялось? Всю жизнь жил без него, а тут вдруг будто бы жил всю жизнь с ним… неужели разница между противоположными вещами была настолько маленькая и неощутимая? Верить в это было очень сложно. Хотя это и являлось фактом. Да и… возня с детьми не была для бродяги столько работой, сколько развлечением, хоть и хлопотным. И потом, он все-таки получал за это какую-то награду. Мюмла-мама, восхищаясь помощником до глубины души, часто пекла ему яблочные пироги или кексы, делала яблочный сок, в общем, множество всего, что так нравилось парню. И он был искренне этим польщен, но когда узнал, что это занимало у женщины еще больше свободного времени, так что она не могла за весь день присесть, попросил больше не готовить ему ничего в благодарность. Она настаивала, но гость был категорически против этой затеи. Он не хотел, чтобы она затруднялась сильнее, хоть ей и было это не в первой. Тогда вместо подобных благодарностей, она хвалила его каждый день за каждый его полезный поступок, и просто, казалось бы, была на седьмом небе от счастья. Юксаре с грустью понимал, как сильно ей все-таки не хватало мужчины, который все время был бы подле нее и ее драгоценных детей. И бродяга понимал, что это мог быть кто угодно, но не он. Он все еще считал себя полностью безалаберным и безответственным, и что он не подходит на роль примерного семьянина. Нет, это явно было не в его вкусе. То есть… он все еще считал все, что он делал, обыкновенной дружеской помощью и ничем либо. Как бы жители этой семьи им не дорожили, он не чувствовал себя ее частью. И не понимал, хотел ли чувствовать. Да, это было приятно, и даже очень… но… что-то непонятное бушевало в нем. А когда хочется о чем-то усердно подумать, он всегда курит трубку, что и в очередной раз намеревался сделать, но решил хотя бы один раз воздержаться, пока рядом снуют дети, чтобы дым горелого табака не отразился на их здоровье. А учитывая то, что ребята были с ним почти каждый день, парень так и не находил момента для уединения и спокойного курения. Конечно, ему не нравилось в очередной раз отказываться еще от одной вещи, которой любил пользоваться всю жизнь (как было со сном и ленью), отчего даже иногда дрожали руки, но хозяйка по вечерам нередко заваривала ему чай из мяты и прочей травы, которая так же могла содержаться в его табаке, и Юксаре в благодарность не мог отказаться хотя бы от одной кружки. И спокойно сидел с женщиной за столом, увлеченно о чем-то с ней болтая, пока детвора возилась в саду, разнося его еще больше. Хотя после кое-каких усердий бродяги, малыши хотя бы перестали перелезать через забор. Уж неизвестно точно, по его ли инициативе, но сам факт, безусловно, радовал. И являлся очередной темой для вечерних разговоров. – Признаться честно, у меня никогда не находилось времени вот так сесть вечерком за стол и попить чаю! – радостно говорила Мюмла-мама. – О таком отдыхе я не могла и мечтать! А потом, спустя еще несколько тем, затрагивающих непременно ее мюмлят и то, что с ними стало обходиться легче, она постоянно добавляла, обращаясь к другу: – Спасибо тебе большое! Юксаре в ответ на привычные слова невольно улыбался, потупляя взгляд, и спокойно говорил: – Не за что. То, что твоя семья с радостью принимает меня, уже можно считать благодарностью за мой… нелегкий труд, – потом устало вздыхал и пил вкусный напиток. И затем они снова болтали о разных вещах, как ни в чем не бывало. А однажды забежавшая на кухню Мюмла, которая прятала на высокие полки конфеты от братьев и сестер, а в частности от Крошки Мю, невзначай спросила у бродяги: – А ты всегда будешь жить с нами? Парень даже не знал, что ответить. То, что он не собирался уходить в скором времени, он знал и был в этом уверен, но вот собирается ли уходить вообще? Об этом он так и не задумывался. До сих пор. И вроде бы, если подумать, вовсе не был против остаться. Но… бросить ради этого путешествия, которые он любил даже больше курения, если не спанья? Нет, от частого спанья он уже давно отвык, но бродяжничать… в этом же была вся его суть! Весь смысл существования! И как он говорил когда-то – он не собирался променивать это занятие на кого-то. Но вспомнив свои слова, у парня все стыдливо похолодело в груди. Неужели он и вправду мог сказать такое? Это было, казалось бы, так недавно… а сколько всего успело измениться за это время. И ничего, и вроде бы все. От этого в голове у парня все смешалось и перемешалось, отчего думать стало еще сложнее. Он не может отказаться от одного, но и не может отказаться от другого. Как же быть? И тут ему внезапно вспомнились слова Муми, когда тот уже был на середине стройки своего дома: «Если бы ты так сильно любил бродяжничать, то не сидел бы сейчас у нее в саду и не нянчил бы ее детей! И не надо мне говорить, что ты до сих пор не пошел снова гулять по свету только из-за того, что лень бросать то, к чему привык! Хватит обманывать себя, Юксаре! Признайся уже хотя бы себе, что это не просто привязанность!». Тогда бродяга его не слушал, считая его слова полным вздором. Но сейчас… сейчас он сокрушенно понимал, как его друг был прав. И он не испытывал к этому факту никакого отвращения. Он не испытывал ничего негативного на данный момент. Плохие мысли обходили его стороной, оставалась только эта неопределенность… но можно ли было считать ее плохой мыслью или эмоцией, а привязанность – симпатией? – Так что? Останешься? – еще раз повторила девушка, даже не подозревая, в какие заблуждение вводила парня. – Или уйдешь, как все остальные? Юксаре встрепенулся. – Остальные? – удивленно переспросил он и перевел взгляд на Мюмлу-маму. Та по обыкновению хохотнула и обратилась к дочери: – Милая, иди пока, поиграй с детишками! И та, недоуменно пожав плечами, побежала на улицу к детворе. – Она любит много поговорить! – светло смеясь, обратилась женщина к другу. – Я понимаю, что тебе неловко выслушивать все эти вопросы. Прости уж ее. Но бродяга, будто бы не слыша слов женщины, повторил более оживленно: – Кто они, эти остальные? Хозяйка продолжала неловко улыбаться, и парню показалось, что его слова прозвучали довольно строго, и он хотел было как-то извиниться за это, но собеседница изрекла: – Простые помощники, как ты. В груди у Юксаре что-то потяжелело. И он всерьез не понял, почему. Но в том районе начала ощущаться какая-то неприятная колкость. И подобного он никогда не ощущал. Ему не понравилось это чувство, и он хотел было заглушить его, сказав что-либо, но слова попросту застряли в горле, не желая выбираться наружу. Будто бы поняв его состояние, Мюмла-мама впервые за долгое время погрустнела и виновато пролепетала: – Прости, что не сказала тебе раньше, – поймав взглядом взгляд собеседника, она немного взволновано протараторила. – Я почему-то решила, что то, что множество моих детей появились… не от одного мужчины – очевидно. Бродяга перевел дух и, собравшись с мыслями, сказал как можно убедительнее: – Конечно, это понятно и без слов. Не переживай, я не расстроен. И, тем не менее, ни один из них двоих не стал чувствовать себя лучше. После такой новости парень почувствовал, что не только привязанность или, быть может, все же сильная симпатия присутствовала в нем. Было определенно что-то еще. Что-то, что ему до сих пор не было доступно. И он хотел узнать, что это, как можно скорее, ибо неизвестность пугала. И бродяга почему-то думал, что он был не далек от этого чувства, ибо видеть вечно веселую Мюмлу-маму грустной ему было по-настоящему больно. Он не хотел, чтобы она чувствовала себя плохо из-за него. Ни в какой форме. Они стали с ней слишком близки, и бродяга не хотел разрывать этой связи. Хоть подобная связь, и даже больше, у нее была и с другими его рода парнями, недовольство этим в его разуме быстро прошло, осталось только волнение за дорогого человека и нежелание видеть его опечаленным. Из-за этого парень взволновано и внезапно для самого себя взял обеими руками лежащую на столе руку женщины и крепко сжал ее. – Знаешь, несмотря ни на мое сопротивление собственным чувствам, ни на замешательство, в котором я пребываю с самого нашего знакомства, ни на это, – скороговоркой говорил он, отчего собеседница удивленно расширила глаза, – я ощущаю себя прекрасно и уютно в твоей семье, хоть и по виду этого сказать нельзя. Ты мне можешь не верить, но так хорошо я никогда себя не ощущал, проводя время с твоими детьми и с тобой особенно! И… пусть я еще сам до конца этого не решил… но… я хочу оставаться рядом с тобой так долго, насколько это возможно! Потому что… – парень глубоко вдохнул, боясь, что на слова не хватит дыхания. – Потому что ты удивительная мама! И на большее его не хватило. И он смолк, неловко вздыхая и не в силах отвести взгляд от лица женщины. Та, конечно, не могла ожидать таких внезапных искренностей, отчего покрылась розовым румянцем и смущенно улыбнулась. А бродяга ожидал от нее реакции. Любой. Лишь бы не слышать в ответ молчание. Ну и быть выгнанным за дверь ему тоже, конечно, не хотелось, ибо мало ли, что могут надумать, но он знал, что Мюмла-мама не станет его упрекать в неверно сказанных словах, как бы то ни было. Она просто улыбалась, из-за удивления тщетно пытаясь подобрать слова в ответ. Но вскоре под выжидающий взгляд друга она изрекла как-то загадочно, но обыкновенно для ее голоса: – Спасибо тебе… *** После того дня признаний жизнь бродяги продолжала все чаще насыщаться изменениями. Не глобальными, но вполне себе ощутимыми. Например… парень наконец понял, что ощущал все это время Муми к своей подруге, и почему незадолго после их знакомства он захотел проводить время в частности только с ней и построить ради нее Муми-дом, который, кстати говоря, уже в скором времени должен был наконец достроен. Юксаре все-таки решил, что будь у него побольше сил и поменьше лени, он бы, может быть, тоже построил хотя бы небольшой домишко если не для Мюмлы-мамы, то для ее детишек. Ему самому это было бы только в радость, ибо с месяцами, которые начинали превращаться в года, его симпатия к этой семье достигала своего пика. Конечно, он скучал по своим приключениям так же сильно, как и несколько недель назад, но с весьма небольшим сожалением понимал, что до сих пор не готов погрузиться в них снова. И он явно был готов ждать этого момента очень долго. Потому что, как бы то ни было удивительно, семейство мюмл и стало для него самым важным приключением в его жизни. Оно было странного типа, но узнавать что-то новое – всегда впечатляющий процесс. Даже, например, то, что в кровати, как оказалось, спать все же значительно приятнее, чем на ветке дерева. Как Мюмла-мама уговорила его попробовать поспать на новом месте он уже и не помнил. Вероятно, то было совершено даже бессловесным способом, но весьма интересным. Так, уже и ночуя у них дома, Юксаре начал ощущать себя частью этого места хотя бы наполовину. Это было непривычно, и, пожалуй, настолько, что парень ради собственного спокойствия все же иногда возвращался на всем хорошо знакомую яблоню и расслаблялся в уединении. Нет. Все же спать в компании всех остальных жителей семейки он еще был не готов. Ведь в каком-то смысле он когда-то был одиночкой в принципе. Но, конечно, спустя год проведения вместе с мюмлами он себя таковым больше не ощущал. Сравнивая себя с тем, кем он когда-то являлся, путешествую с «Морским оркестром», бродяга замечал, как все-таки много в нем изменилось. И опять-таки на удивление – он не чувствовал того, что хочет стать прежним собой обратно. Не смог бы, даже если бы хотел. Поэтому менять что-то самовольно он больше не собирался. Пусть судьба распоряжается его жизнью сама, ибо все то, что она преподносила ему до этого, его очень даже радовало. Как-то раз, когда на дворе был знойный апрель, птички весело пели в честь солнечного дня, на небе не было ни облачка, а на яблони росли крупные спелые яблоки, вся детвора привычно возилась и играла в саду, гоняя мячик, прыгая через скакалки и играя прятки в кустах. Мюмла, наблюдая и приглядывая за ними через окно, заодно протирая его стекла тряпкой, довольно заметила то, что ее братишки и сестрички все же стали вести себя ну хоть на капельку тише. Это не сказуемо радовало девушку, отчего она продолжила работать с улыбкой, но вскоре сердито хмурилась, оглядываясь на гостиную, слыша оттуда режущий уши шум, производящей самой младшей мюмлой в семье. Девочка наверняка опять качалась на люстре, прыгала на диване, опрокидывала с тумб лампы и шкатулки и, в общем, разносила комнату вдребезги. Ее сестра, находящаяся на кухне, сокрушительно покачала головой, заметив, что если все остальные мюмлята смогли хоть как-то подрасти, то Крошка Мю не собиралась взрослеть никогда, даже хотя бы характером. И услышав очередной раздражающий грохот, девушка чуть было не направилась туда успокаивать бунтарку, как вдруг услышала голос Юксаре: – Все еще пытаешься захватить мир, несносная принцесса? – шутливо произнес парень, появившись в проеме входной двери и оглядывая полу разгромленную гостиную. – Вообще-то я развлекаюсь! – немного недовольно буркнула девочка, придерживая над собой ведро и держа швабру в руке, которую волокла по полу. – Хотя идейка про мир мне понравилась! – Ха-ха, ну еще бы. А ты случайно не боишься, что по твою веселую жизнь придет главный распорядитель порядка? – закрыв за собой дверь, парень, смеясь, прошел в комнату и уселся на диван. Мюмла тем временем аккуратно наблюдала за разговаривающими с кухни. – Ты это о ком? – хмыкнула Крошка Мю, тыча шваброй в стул, накрытый простыней. – Если о Мюмле, то я ее не боюсь, она торчит на кухне и ничем мне страшна! – хулиганка бросила взгляд на выглядывающую из-за стены сестру, и та возмущенно скрылась за ней. – Ну, вообще-то я о твоей маме, – пояснил бродяга, с улыбкой заметив спрятавшуюся девушку. – Ее-то ты, наверное, должна бояться? Ведь она не раз тебя наказывала за твои подлые выходки. – Бесполезно, как видишь! – усмехнулась в ответ малышка, опрокинув стул и бия шваброй его спинку, будто побеждая какого-то врага. – Она не отговорит меня развлекаться так, как я хочу! – Неужели? – почти не притворяясь, удивился бродяга, заинтересовано подняв брови. – А как насчет меня? Бунтарка подняла на парня глаза, нагло улыбнувшись. – А что мне ты? Ты меня никак не накажешь! – уверенно выпалила она, будто бы провоцируя новую жертву на действия. – Думаешь, я не смогу этого сделать? – изображая ее недовольную интонацию, изрек бродяга, поставив руки в бока. – Ни в коем случае не сомневаюсь, что да! – хихикнула девочка, как следует обхватывая швабру обеими ручками. – Почему же тогда ты так хитро смеешься? – с широкой улыбкой поинтересовался парень, прижавшись к сидению всем телом, будто собираясь вот-вот ринуться в прыжок. И уже полностью приготовившись к грядущему бою, бунтарка громко воскликнула: – Ну уж точно не от страха! И в этот миг оба, поймавшие азарт, жителя безумной семейки кинулись друг на друга, с усердием стараясь победить нападавшего. Крошка Мю довольно умело размахивала, казалось бы, весьма тяжелой для нее шваброй, и старалась сильно заехать ею по Юксаре, но тот увиливал от тщетной попытки нанести ему удар, и в нужный момент распахнул руки в разные стороны, дабы схватить малышку, но та ловко подпрыгнула, отпружинила ножками от его головы и приземлилась на диван. Увидев, что на нее снова летит соперник, она бросила в него швабру, с которой было неудобно бегать, и отпрыгнула от дивана, попав на сей раз на одну из тумб и продолжая перемещаться с одну на другую тем же прыжками. Парень же, не растерявшись, рванул за девочкой вслед, пытаясь поймать ее с тумб, но вместо этого лишь ронял с них различные вещи. После этого бунтарка попала на пол и побежала, куда глаза глядят, попутно раскидывая за собой стулья, об один из которых бродяга успешно споткнулся и грохнулся на пол, вызвав у хулиганки звонкий смех. Поднявшись и не обращая внимания на синяки и ушибы, играющий снова было ринулся за девочкой, но та внезапно кинула в него чем-то, отчего тому пришлось резко пригнуться, дабы увернуться от большого предмета. Тот взрезался в стену и упал на пол, а Юксаре узнал в нем крупную картину, которая недавно висела на одной из стен. Поняв приближающуюся опасность, парень быстро схватил один из стульев и лег на пол, накрывшись предметом. Через секунду он увидел, как в него летят остальные картины, что имелись в доме. К счастью, ни одна из них не попала в цель, и тот было вылез из-под стула, но увидев, как резко открывается входная дверь, снова им накрыл себя, испуганно зажмурившись. Спустя мгновение он услышал удивленный возглас Мюмлы-мамы: – Батюшки мои! Вы что, решили меня дома лишить? – женщина округлыми глазами оглядела гостиную и светло рассмеялась. – Хо-хо, до чего же непривычно в кои-то веки видеть свой дом в погроме! Крошка Мю осталась стоять недалеко от матери, гордо показывая всем своим видом, что она не боится ни ее, ни ее наказания, а Юксаре, все же выбравшись из-под стула, поставил его на пол и виновато почесал затылок. – Я не виноват! – по-детски воскликнул парень. – Я пытался ее успокоить! – Хо-хо, верю тебе на слово, – весело изрекла женщина, и поинтересовалась у малышки. – Мю, почему же ты его не слушала? И та выпалила в ответ, как ни в чем не бывало, и на полном серьезе: – А зачем мне его слушать? Он мне не отец! – и, не ожидая ничьей реакции, быстро убежала на улицу, пока дверь была открыта. Женщина удивилась еще сильней и озадачено взглянула на бродягу, у которого с лица пропало все веселье без следа. Он, конечно, знал об этом факте и без лишних напоминаний, но чтобы ему это говорили вот так в лицо… и хотя он даже понимал, что Крошке Мю было только полгода, все равно ему нравилось проводить с ней время, эти развлечения как-то отличались от игр с другими детьми. Он не понимал, в чем было дело. Ему действительно нравилась эта девочка, он даже на какой-то момент почувствовал себя ее родственником, но кого надо было обманывать этим, если даже она прекрасно понимала, в чем разница родных связей и чужих? Глупо было надеяться, что она станет относиться к нему как-то по-особенному. Ребенок же. Да и… характер был далеко не из нежных. И навряд ли он однажды измениться. Хотя как знать? Сам же бродяга смог на свое же удивление сильно измениться за какой-то год. Значит, возможно, настанет и для этой малышки день, когда она внезапно поймет, что в жизни поистине важно. Хотя… не сказать, что и Юксаре на данный момент точно представлял себе, что для него являлось самым главным, но был уверен, что совсем скоро поймет. Скорее, чем казалось. – Не обижайся на нее, – тепло произнесла женщина, садясь на диван. – Она порой болтает куда чаще, чем моя старшая дочь, – она обернулась в сторону кухни. – Кстати говоря, о ней. Мюмла! На кухне послышался какой-то шорох, быстрые шаги и вскоре девушка стояла перед матерью, спокойно ожидая ее слов. – Помоги-ка Юксаре здесь прибраться. Будь добра. Дочь молча кивнула и начала с парнем уборку, хотя из-за его рассеяности он мало чего делал, а помощница, якобы не замечая этого, умело прибиралась, словно никого рядом больше не было. Видя парня в таком состоянии, женщина тихо усмехнулась, сложив руки на животе. – Можешь не беспокоиться, – добродушно изрекла она, привлекая к себе взгляд друга. – Многие из моих детей относятся к тебе, как к отцу. И неважно, знают они, правда это или нет. Главное, что ты нравишься им такой, какой ты есть. Правда, милая? Поняв, что обращаются к ней, Мюмла оторвалась от приведения в порядок картин и, взглянув на мать, слегка улыбнулась: – Ты права. Мы рады, что Юксаре живет с нами, – и снова вернулась к работе. Парень приятно улыбнулся, радуясь такой теплой искренности к нему. И хотя это действительно было очевидно, ему было каждый раз, как в первый, приятно слышать от кого-либо подобные вещи. Ему удалось окончательно успокоиться и, облегченно выдохнув, он присел на поставленный собой стул. Будто бы ожидая этого, Мюмла-мама как-то странно усмехнулась и многозначительно произнесла: – В том, что ты хороший отец, можешь даже не сомневаться, – бродяга снова перевел на нее взгляд. – Я уверена, ты еще больше сможешь в этом убедиться месяцев… через девять. Парень даже понять толком суть этих слов не успел, как вдруг услышал, как Мюмла уронила швабру, держащую в руках, и обернулась с округлыми глазами и открытым ртом к матери. – Серьезно?! – выпалила она не своим голосом то ли радостно, то ли испуганно. Юксаре в шоке смотрел то на нее, то на женщину, которая, все так же улыбаясь, кивнула дочери в ответ. Та молниеносно к ней подбежала, взяв за руки и трепетно сжав их в своих руках. – Мамочка, это же здорово! Знаю, что я тебе не в первый раз это говорю, но это все равно потрясающе, сколько бы раз не повторялось! Мать лишь посмеялась в ответ, а девушка тем временем в восторге обняла бродягу, который так и ничего не понимал. – Я очень рада за тебя! – восхищенно воскликнула она и снова обратилась к матери. – Мам, я сейчас быстро сбегаю на улицу и тут же вернусь убираться дальше, хорошо? – Конечно, милая моя, беги. И дочь со всех ног побежала во двор, громко хлопнув дверью. Парень все так же сидел с изумленным видом и, едва придя в себя, изрек: – Я… явно чего-то не понимаю. Что случилось-то? – На самом деле, ничего особенного, – снова усмехнулась женщина. – Просто в семье ожидается очередное прибавление. И, как поняла Мюмла, оно является частью тебя. В ответ на данное заявление Юксаре грохнулся со стула, даже будто бы этого не заметив. Он еще пристальнее смотрел огромными глазами на собеседницу, пока та заливалась хохотом от незадачливого виновника событий. Теперь в голове бродяги тем более все смешалось в одну кучу, и его голова словно была теперь наполнена свинцом. И хотя его в последнее время не удивляло формальное отцовство, к настоящему он был явно не готов, даже если бы новый житель семьи появился лишь только через считаные года. После этого момента время для Юксаре стало пробегать мимо него с еще большей скоростью, хотя так ему только казалось, ибо оно, наоборот, будто бы стало тянуться еще медленнее. Удивительные и совершенно новые мысли снова заполняли голову парня, и он, не в силах даже как-то их кому-то высказать, все чаще стал торчать на любимой яблоне. Сколько бы дети не пытались его оттуда спустить, он никак не мог выйти из раздумий, чувствуя, что к таким переменам не был готов точно. И после такого уже навряд ли сможет когда-либо покинуть эту семью. Не то, что бы он в самом деле намеревался это делать… но ожидать можно было чего угодно. И хотя он полностью доверил свою жизнь судьбе, данное происшествие ему казалось чересчур сильно вовлекающее его в новую жизнь. Да, его любил весь детский сад Мюмлы-мамы, но у бродяги все равно складывались сомнения о том, что он не сможет как следует воспитать своего будущего ребенка. Ведь… все равно это было что-то другое, что-то, все же отличавшееся от приемных детей. Разница была большая даже несмотря на сам факт того, что эти вещи в принципе были различны. Чужой ребенок и родной… Юксаре никогда бы не подумал, что у него однажды появится родной. И в данном случае он не мог найти хоть какое-то убедительное утешение для себя, чтоб поменьше волноваться. И даже никакие слова жителей семьи не могли его как-то приободрить. – А я очень даже рада, если у меня появится младший братик или сестричка! – гордо заявляла Крошка Мю другим мюмлятам, играя с ними во что-то под деревом. – Лучше бы сестричка! Мы бы вместе с ней играли в мои веселые игры, и она бы во всем слушалась меня! Отличный вышел бы помощник в проделках! Лицо Юксаре не выражало никаких эмоций даже в этом случае. Он лишь лежал на ветке, открытыми глазами смотря на видневшееся небо среди листвы. – А почему на месте твоего помощника не может быть мальчик? – слегка недовольно интересовалась мужская половина детей. – Да потому что все мальчики глупые! – фыркнула бунтарка в ответ. – Всегда хотят выглядеть храбрыми и смелыми, а на самом деле ужасно боятся того, чего бояться вовсе не стоит! Поразительно, но в каком-то смысле она была права. Бродяга отметил это, но опять-таки в лице не сильно изменился. Тревожные мысли о будущем все еще нещадно терзали его. Поэтому даже о хорошем сне можно было давно не мечтать. Поздним вечером, ворочаясь на шершавой ветке и кое-как пытаясь заснуть, парень внезапно услышал внизу тихий голос: – Пап, пап! Па-ап… Лежащий протер глаза и удивленно посмотрел вниз, увидев рядом с деревом Мюмлу. – Ты же не против, если я буду тебя так называть? – скромно спросила она. – Не против, – зевнув, протянул Юксаре. – Ты что-то хотела? – Да, тут… мама приглашает тебя в дом немного поесть, – пояснила девушка. – Ты ведь не ужинал сегодня, вот она и заволновалась… в прочем, как и я. Парень лениво потянулся, немного подумав. Решив, что подкрепиться ему все же не помешает, хоть и из-за волнения аппетита не было, он неуклюже спустился с яблони и побрел с так называемой дочерью домой. Жизнь легче не становилась. Сколько бы яблочных пирогов он ни ел и ни пил яблочных соков. Беспокойство нарастало с каждым днем, особенно когда Мюмле-маме требовалась дополнительная забота из-за своей, хоть и не первой, беременности. На вид она особо не менялась, лишь только ее живот приобретал все большую и круглую форму. Возились с женщиной только Мюмла и Юксаре, но по ее же словам, ей большего и не требовалось. В прочем, она не стала менее самостоятельной, просто стала слегка тормозить и меньше хлопотать, конечно. Зато бродяге было довольно сложно заботиться не только о ней, но и о детях, которые вовсе не принимали всерьез нелегкое положение матери. Конечно, они были полностью беззаботны и, даже бывало, тревожили женщину в неподходящий момент, отчего Юксаре уже начинал по-настоящему злиться и скорее отгоняя их прочь от нее. Раздражительность парня детям не понравилась из-за чего они стали чаще над ним подшучивать, якобы пытаясь развеселить. Но он не обращал на этого особого внимания, ибо ему уже было все равно, что они сделают с ним. Главное, чтобы не трогали Мюмлу-маму до поры до времени. Спустя множество нервных дней и бессонных ночей бедный бродяга уже потерял счет времени, которое, ему даже казалось, в определенный момент вообще остановилось. Соображать было чересчур сложно, и сил уже не оставалось ни на что. Мюмла порой говорила ему, чтобы тот шел отдыхать, а она поработает сама, но тот все время строго отвечал, что он и без того всю жизнь бездельничал, пришло время наконец возместить свою деятельность жизни. И хотя он сам уже не сомневался, что во время проживания в этой семье он успел возместить ее раз десять. Парень не желал или просто не мог останавливаться в вечных делах, расслабиться нельзя было ни на одну минуту. Ему казалось, если он хоть на секунду присядет, то произойдет что-то непоправимо ужасное. Видимо, он превращался в параноика. Но этого стоило ожидать. Одному парень удивлялся сильнее всего – неужели раньше Мюмла-мама была точно такой же? Неужели она ощущала себя так же, возясь с детьми одна? И при этом еще выглядя абсолютно счастливой! Как? Как она это делала? Неужели объяснением всему был многолетний опыт? Бродяга в упор этого не понимал, считая, что сам никогда не сможет себя ощущать по уши в делах и одновременно счастливым. Он сокрушенно понимал, что такой способ жизни был явно не в его вкусе. Теперь уж точно. И он не хотел, чтобы подобные случаи повторялись вновь. Данный он, казалось, был готов перетерпеть… но снова – никогда больше. Хотя спустя долгое время он, на какой-то миг все же немного успокоившись, смотрел на спящую Мюмлу-маму и действительно ощущал себя поистине счастливым, хотя эту слабую радость с натяжкой можно было назвать счастьем. Главное, что все были в целости и сохранности. В одну из ночей, когда абсолютно вся семья тихо и мирно спала, парень снова выбрался на улицу, вдохнул свежий холодный воздух декабря и, пройдясь по маленьким кучкам пушистого снега, забрался на излюбленную яблоню и наконец-то смог хорошо поспать. Зимой ему всегда становилось немного легче и спокойнее, ибо само по себе время года было волшебным и чарующим, позволяющее в кои-то веки чувствовать себя умиротворенным. Да и дети уже действительно становились более послушными, не считая несносной Крошки Мю, конечно. Она все никак не менялась, ни ростом, ни характером. Ну уж ее-то можно было перенести, тем более, что по большей части ею занималась Мюмла. Так, в различных, но уже не тревожных из-за усталости, мыслях, Юксаре провалился в глубокий сон, из которого не выходил всю ночь и все утро, даже из-за возгласов ребят. Снились парню самые разные и причудливые сны, которых он, казалось бы, никогда не видывал. Они были обо всем на свете, обо всем, что он знал и о чем подозревал. Атмосфера у них была как веселая, так и грустная; как радостная, так и страшная. Словом, перед бродягой в сознании будто бы пролетела заново вся его жизнь, точного смысла которой он даже до сих пор не мог понять. Хотя ему казалось, что он действительно его понимает, это все оказывалось лишь иллюзией. Да и необычный сон этот… показался ему длиннее всех предыдущих, хотя это было не удивительно, ведь он ужасно вымотался в последнее время. Поэтому и спал теперь очень долго и на этот раз действительно заслужено. Да только вывели его из этого сна весьма неприятным образом. Юксаре проснулся, услышав множество громких голосов, которые звучали совсем недалеко от его дерева, и то было голоса не детей. Точнее, не только их. Кое-как разлепив глаза, парень не без удивления увидел несколько взрослых людей около дома мюмл, активно снующих туда-сюда. Парочка из них бегала из дома на улицу и обратно, среди них иногда виднелась Мюмла и вечно веселая ребятня. Долгая наблюдая за непонятной картиной, бродяга, увидев взволновано пробегающего мимо яблони мальчишку, окликнул его слегка сиплым голосом: – Эй, пацан! – гость остановился на бегу и, оглядевшись, посмотрел наверх, увидев парня на ветке и будто бы узнав его. – Что это тут за суматоха? – Как что? – искренне удивился подросток. – У тебя сын родился! Вот этот момент Юксаре от шока с грохотом рухнул с дерева. Со знатной шишкой на голове он резко ворвался в дом, громко хлопнув дверью об стену и часто дыша. Сидящая в гостиной на диване Мюмла-мама слегка вздрогнула от внезапного появления отца и рассмеялась привычным для нее смехом. Выглядеть она как-то иначе не стала. Все такая же радостная и нисколько не уставшая, будто за все то время, пока парень спал, не произошло абсолютно ничего. Только в руках у нее был маленький сверток из простынь, в которых находилось явно то, чьего появления бродяга так боялся. И, несмотря на то, что все было довольно стабильно, он немедля подбежал к женщине, на всякий случай выпалив: – Ты в порядке?! – Я? Конечно, все просто замечательно! – с улыбкой изрекла мать. – Подобные события происходят в этом доме не первый раз, сам знаешь. Поэтому ничего необычного не произошло. Надеюсь, ты хорошо отдохнул? – Ну… я… – Юксаре был потрясен, что наконец настал тот день, к которому он с трудом морально готовился, а его, как ни в чем не бывало, спрашивают, хорошо ли он отдохнул… в голове у парня опять все смешалось, на лице отразившись полной рассеянностью. Он даже не знал, что думать. Не знал, как реагировать на эту ситуацию. Бродяга до сих пор до ужаса боялся будущего, из-за этого не до конца присутствуя мыслями в настоящем. – Не переживай, – с теплым пониманием отнеслась к нему Мюмла-мама. – Я знаю, что впервые становится настоящим отцом трудно. Но ведь у тебя уже есть опыт с обращением с детьми, так что и за своего сыночка можешь не волноваться, все будет хорошо. В конце концов, я же тоже буду рядом, – закончив говорить, женщина увидела, что друг заострил свое внимание на свертке у нее в руках, отчего улыбнулась еще шире, приподнимая верхний конец простынь и получше представляя ребенка взору отца. – Как он все-таки на тебя похож, – умильно вздохнула она. На самом деле схожести было мало. Малыш походил на отца только круглым лицом, треугольным носом и растрепанными волосами, и то которые были не черного цвета, как у парня, а русого, ближе к цвету волос матери. Глаза судить пока было рано, ибо они были закрыты. Сам новорожденный сжался клубочком, прижимаясь к груди женщины. Подобная картина просто не могла не заставить улыбнуться, но в голове у Юксаре было слишком много беспокойства, от которого так сложно было отделаться. Он, конечно, был рад, что и Мюмла-мама, и сын были в полном порядке, но даже это его не успокоило до конца. Он все еще переживал и не мог иначе. Жизнь преподнесла ему очередные изменения… но какие же они будут потом? Парень не чувствовал в себе что-то новое. Было что-то, что еще с самого начала было для него сплошной загадкой. Наверное, из-за этого он и чувствовал себя не в своей тарелке, неизвестность вводило в заблуждение, и бродяга всеми силами пытался понять, что же в нем происходило. Что бушевало так сильно еще очень давно. Это чувство было явно сильнее симпатии. Намного сильнее. Наверное, именно из-за него незатейливый, якобы просто помощник с детьми, и променял все то, что ему так нравилось на новое место житья, новую семью, новую жизнь. Все просто стало совсем по-другому. Не так, как раньше. И простая непривычность его и удивляла больше всего. Возможно, никто другой бы так сильно не стал уделять внимание тому, что он попросту ощущал эти необычные перемены. Но ведь это в самом деле было удивительно. Два года назад он был обыкновенным путешественником, которого не волнует ничего, кроме бродяжничества и хорошего сна… а теперь… он до сих пор этому искренне поражался. Теперь он отец. Самый настоящий. Когда-то Мюмла-мама пояснила ему, что все те беззаботные парни, со всеми которыми она поочередно… контактировала, сбегали из ее семьи почти тут же, как только рождался один, а то и больше мюмлят. Сказала, что их наверняка пугала ответственность, но она относилась к этому с пониманием, а потому никогда не злилась. Юксаре ее не понимал. Как можно кому-то… доверить себя, а потом не злиться из-за того, что был нагло брошен? Один! С огромным количеством детей! Боже… а ведь он тоже когда-то намеревался от них всерьез убежать. Но потом познакомился с Крошкой Мю, которая, даже несмотря на свои выходки, может понравиться; увидел подросшую и серьезную Мюмлу, которая из-за привязанности называла его папой; признался Мюмле-маме, что она его действительно привлекает. И что же? Он бы отказался от подобных приятных ощущений раньше? Но как можно было бы так поступить? Ведь парень уже был давно убежден, что остался в этой семье до сих пор не только из-за мысли, мол, не сбежал сейчас – сбегу потом. Ну не могло это быть правдой. И настала уже пора действительно признаться хотя бы себе – дело было далеко не в симпатии. Бродяга любил. По-настоящему, искренне любил каждого в этой семье. Каждого шаловливого ребенка, всю эту обстановку, дом, сад, яблоню – абсолютно все, что было связано с этим местом. Он любил его, как родную вещь, даже если она на самом деле не являлась для него таковой. Ведь тогда… он просто на просто решил помочь интересной женщине с ее детским балаганом, а во что это обернулось в результате? Его даже никто не держал там, особенно учитывая всех предыдущих помощников, которые бессовестно взяли и ушли, попользовавшись теплом и уютом атмосферы такой славной семьи. И хотя, если подумать, Юксаре был ничуть не лучше каждого из таких наглецов, у него почему-то совесть все же сыграла свою роль, не дала вот так взять и бросить то, что его заинтересовало. Все обернулось чересчур странно, и столь глубокие чувства действительно впечатляли парня до глубины души. Они его напрягали своей новизной, но он все равно не желал с ними расставаться. Кажется, никогда либо. Спустя пару дней, бродяге стало немного легче дышать. Дни приобрели свою стандартность, даже казалось, что стали еще лучше. Все вокруг будто бы казались еще счастливее, чем были раньше. Никто не выглядел грустным, все веселились и работали. Все шло своим чередом. От утра до вечера не менялось ничего. Все просто… было хорошо. А Юксаре все думал, будет ли так хорошо и дальше, еще долгое время, которое так медленно тянулось. Он почти не выходил из дома, крутясь возле нового жителя семьи, решив все же, что именно он должен уделять ему больше всего заботы, чем вечно работящая Мюмла-мама или Мюмла, которой нынче отводились задания сидеть с новорожденными. Нет. Самостоятельность у парня уже была, а значит, он был обязан справится с этим нелегким делом. За это короткое время малыш успел все же открыть глазки, которые были теплого карего цвета. И отец был убежден, что его сын был похож на кого угодно, но не на него точно. Видимо, таков необычен был гибрид мюмлы и юксаре. Первый в своем роде… Но ребенок был на удивление спокоен и никогда не кричал. Ни когда хотел есть, ни когда ему снились плохие сны. А поспать он очень любил, Юксаре с удовольствием заметил в мальчике родную черту. Хотя, наверно, все новорожденные дети много спали. Но, тем не менее, бродяга просто-напросто чувствовал всем сердцем эту родную, до дрожи приятную связь между ними двумя. И это чувство грело душу. Кажется, парень даже начал понимать, почему, несмотря на вечную работу и усталость, Мюмла-мама не переставала выглядеть абсолютно счастливой. Действительно, как же тут перестанешь? В этом и была разница между чужим ребенком и родным. На родного хотелось вечно любоваться, улыбаться, когда он мило улыбался во сне, смеяться, как он смеялся, когда отец его щекотал. Любовь к этому чуду не могла угаснуть, никогда. Потому что дети – и есть наше будущее и счастье, именно которые бродяга, видимо, и искал всю прожитую жизнь, гуляя по всему свету. У него не было определенной цели, как ему казалось. А на самом деле была. И такая… вроде бы обычная в принципе, но весьма непростая для него. И это было поистине потрясающе. Хоть Юксаре и до сих пор ощущал какую-то неопределенность, что-то, что мешало думать и сосредоточиться на деле. Но он уже не старался думать, что конкретно с ним происходило, ибо быть в вечных раздумьях тоже не всегда полезно. Ибо от излишней нагрузки на мозги хочется чаще отдыхать, а это было невозможно в такой хлопотной семье. Но бродяга уже не возражал. На сей раз, он был в силах отказаться от своих нравов и увлечений. Был готов их променять на то, что действительно любил. Не головой, а сердцем, которое у него все же было. В конце концов, это и помогало ему думать, что из него все же может выйти неплохой папа. По крайне мере, пока сильно волноваться действительно не было причин. Теперь он все-таки стал семейным человеком. А для человека, толком не имеющего своего счастья раньше, не это ли было самым главным? Решив все-таки не философствовать допоздна, Юксаре в очередной темный вечер, долгое время сидя у окна, потянувшись, наконец собрался ложиться спать. И хотя сна пока не было ни в одном глазу, он посчитал, что будет лучше лечь раньше, чтобы и раньше встать ради свершения каких-либо дел, которые совершать ради дорогих людей было вовсе не лень. Теперь уж точно. И парень спокойно лег в кровать, стоящую совсем рядом с деревянной кроваткой, где тихонько посапывал его маленький сынок, позже названный Снусмумриком.