Летние будни

      Утро следующего дня не задалось. Павловна после вчерашнего разговора с Максимом чувствовала себя опустошенной. Она никогда такого не чувствовала. Жизнь внезапно стала слишком заурядной и скучной. Раздражало все. Досконально. От свежих листьев за окном до помятой травы, от голубого неба до ярчайшего солнца. Эмоции бурлили, словно прозрачнейшая вода в чайнике, что тоже раздражала Катю. Опять серая юбка, серый пиджак, белоснежная блузка и тяжеловатые туфли. Ее привычный парфюм стал «душить», а телесные колготки стали раздражающе блестеть. Серый окрас дорог, пустующие скамьи у подъездов, веселые девочки с рюкзаками, летящие на велосипедах подростки — все это жутко, неописуемо и невероятно раздражала Павловну. И такое представить трудно даже самому раздражительному человеку на свете, для которого раздражение стало одной из многочисленных вредных привычек. Пусть день и купался в лучах солнца, Кате было не до этого. Она чувствовала себя скованной. Хотелось разблокировать себя и свое сознание. Смирнова понимала, что глагол «разблокировать» был здесь неуместным, однако более точно описывающего ее состояние слова не нашлось. Она шагала до метро и высчитывала каждый свой шаг, считала секунды, проведенные ею там, и в конце концов запоминала количество рукописей, просмотренных ею сегодня. Под конец дня, состояние Кати не улучшилось. Было очень странно. Работа, которую девушка так любила и столько времени добивалась, казалась очень раздражающей. И вот это, стало для Смирновой точкой взрыва, той самой аномалией. Тогда она решила приехать к Лене, чтобы обсудить это. — И что ты имеешь в виду? — спрашивала она ее в светлый вечер. Катя явно сорвала ее план. Лена была красивая. Специально красивая. В платье и серьгах. Стало неудобно и, казалось бы, беспричинно стыдно. Вырисовывая тонкими пальцами бессмысленные и бесследные круги на скатерти стола, Смирнова сказала: — Я явно испортила тебе вечер, прости. Просто я не пойму себя. Петр красив, умен и вообще идеален. Вместо того, чтобы ходить на свидания и кокетливо улыбаться ему, я рвусь к Максиму. Бред собачий. — В этом вся ты. Не торопись с Петром, но и не обнадеживай себя с Максимом. Он ведь, возможно, не одинок. — Лена заботливо обняла подругу. — Научи курить, — за эту фразу Катя моментально получила по губам. — Дура. Я не умею. Не смей этого делать. — Ладно, — Павловна разбила чашку с чаем и вылетела из квартиры вихрем. Она неслась под шум машин, смех людей в далекую даль. Хотелось почему-то плакать. Что-то неизведанное. Что-то пугающе приятное, сумасшедше пряное. Мысли о Максиме стали приходить чаще, чем о погоде и старых газетах. Она почти закричала. Почти поняла, но… — Екатерина, что-то случилось? — она вскинула голову вверх. Петр стоял и обеспокоено смотрел на девушку. И ни с того, ни с сего, она кинулась к нему в объятия. Это казалось очевидным. Ее выбор должен был пасть на Петра.