Его идеальная мука

Гермиона... Герми-она… Гер-ми-она… Сколько раз он произносил это имя: звал её, вскользь упоминал в беседах, невзначай интересовался у других… шептал ночью, в безумной надежде, что она услышит, что придет к нему? Он не знал ответа на этот вопрос, он давно уже сбился со счёта. Эта девчонка так неожиданно ворвалась в его жизнь, и каким-то образом стала её центром. Стала его солнцем в давящей темноте безумия наступившего времени. Он цеплялся за мысли о ней, как цепляется утопающий за спасательный круг, боясь уйти на дно. Сначала он делал это неосознанно, подсознательно тянулся к тому свету, что она дарила окружающему миру, даже не думая, что может сгореть в её пламени. А когда опомнился, было уже поздно. Он уже едва тлел и покрылся слоем пепла. Он хотел найти в ней спокойствие, хотел излечится от безумия, но уже то, что он шел за этим к ней, было безумием. Только не таким, к которому он привык: в безумии, которое дарила ему она не было ни мрака, ни холода, - оно было светлым. Ярким и солнечным, как и все что её окружало. Он пытался избавится от этого, забыться, затеряться в повседневных делах. Но все его попытки разбивались об взгляд её серьезных карих глаз. Он пытался сбежать, но только куда? Он заперт в четырех стенах, а если бы и был свободен… Есть ли на земле место, где он сможет спрятаться от самого себя? Где он сможет забыть её голос, запах её волос? Разве что только в аду. Да и там он будет думать только о ней. Горя в вечном огне, он будет лелеять тот огонь, что разожгла в его душе она. Да и будет ли тот ад хуже, того что уже творится в его голове. Будет ли та боль сильнее той, что вспыхивает в груди, когда эта девочка, его девочка, улыбается другому? Когда не ему дарит нежный взгляд своих грустных глаз, ещё раз доказывая, что они никогда не будут вместе? Когда-то он думал, что его жизнь не может стать еще хуже. Тогда он просто ещё не знал, как тяжело будет просыпаться каждое утро и повторять как мантру список причин, почему он не должен относится к ней иначе, чем как к другу. «Младше, невиннее, слабее, светлее…» - за все это время, он выучил этот воображаемый список наизусть. А она жила своей жизнью, даже не подозревая, что каждая её улыбка, каждый жест, заставляет его сердце стремительно падать вниз, разбиваясь об жестокое чувство невозможности. Он никогда не сможет прикоснуться к ней, не сможет сжать в объятьях, до боли, не сможет впиться в её шершавые губы поцелуем, не сможет сказать ей, как много она для него значит. Не скажет ей, что она на самом деле прекрасна, что чистота её крови ничего не значит, что ему нравится, что она настолько умна, потому что это делает её по-настоящему особенной. Но он точно знает одно: задай ему кто-нибудь вопрос, какую пытку он считает самой жестокой, он бы ответил, что у самого идеального истязания, которое он знает, каштановые волосы, задумчивые глаза, цвета кофе, фарфоровый холод кожи и мелодичный низкий голос. И прибавил бы, что эта мука имеет запах горького шоколада и вишни, и что наверное он мазохист.