Малышка Бетти.

Моя память запомнила лишь обрывки того вечера и ночи. Я не стала есть – кусок застревал в горле. Мне было больно даже дышать – воздух, - прокуренная, гнилая атмосфера – не давал сделать вдох. В восемь я вышла из дома, и только один путь был в моей голове – крыша. Я залезла туда, наблюдая за вечерним городом. Даже зимой здесь было жарко. Фонари только начинали гореть, освещая сухой асфальт. Я дышала полной грудью, вдыхая этот грязный аромат улицы. Теперь с меня не смыть этот поступок и это клеймо. Там, стоя на крыше многоэтажке, я много думала. О том, что в этом мире я действительно была нужно только Биллу, а вместо того, чтобы быть с ним, каждый день благодарить его за это, я спала с его эгоистичным, мерзким братом. И этот хоровод звёзд над моей головой, танцующий дикое танго, и моё лицо, мокрое от слёз и соплей - всё говорило мне, что я дрянь. За моей спиной послышались шаги. Подумала, что ребятишки решили посидеть на последнем этаже, покурить или посмотреть порно. Но дверь скрипнула. Обернулась. Там, в самом начале плоской крыши стоял Билл, как в июле он стоял в начале моей жизни. - Бетти, чтобы тебе не сказал Том, пожалуйста, уйди от туда, - тихий голос срывался на крик. - Билл, я не могу. Один раз я струсила, не решилась и ещё больше разочаровалась в жизни. Теперь это взвешенное решение. – Я отвернулась от него, смотря вниз. - Пожалуйста, послушай меня, - начал он, делая незаметные шаги. Я не смотрела на Билла, только вниз, на эту вшивую улицу. – Я люблю тебя, Элизабет, я никому ещё этого не говорил, но я люблю тебя. Я знаю, что ничего для тебя не значу, но если тебе не хочется жить, то, каково должно быть мне? Я теряю брата, тебя. Поверь мне, всё будет хорошо. В жизни бывают и хорошие моменты. - Но не в моей, Билл. – Мой голос срывался на крик. - Если ты прыгнешь, то ничего хорошего не будет. Ты покажешь слабость Тому, Рие и всему остальному миру. Ты этого добиваешься? - Я просто хочу всё забыть. Билл, прости меня, пожалуйста. За то, что поступила с тобой именно так! – я уже хотела прыгнуть, но он подбежал ко мне, схватил за талию и повалил на крышу. Как же я ненавидела его в тот момент. Как хотела расцарапать его наглое, заросшее лицо своими длинными ногтями. Как хотела дать звонкую, очищающую чувства, пощёчину. Но я не могла. Если он и спас меня, то только для себя, чтобы не запивать горе литрами алкоголя, не травить соседей туманном дыма. А дальше была больница. Психиатрическая лечебница для богатых шизофреников и маразматов, готовых платить миллионы за свои галлюцинации и тараканов. Я же не платила, частично лишь напоминала Биллу, что у меня есть деньги, хотя они давно принадлежат моей младшей сестрёнке, такой же шлюхи, как и я. Он приходил. Всегда один, с духами от компании коньяка или водки, с прокуренным лицом и заспавшимися глазами. Он говорил на отвлечённые темы, хрустя пальцами рук, выгибая спину и прислушиваясь к моему дыханию. Я всегда спала, когда он посещал меня, отвернувшись к стене и читая про себя стихи неизвестных поэтов – мои мысли были под запретом. Через полгода, когда уже таблетки были привычной едой, меня выпустили, сказав при этом Биллу, что я абсолютно здорова. Враньё всё это. Эти белые халаты без лиц, упаковки от просроченного товара вылечили мою больную голову, напрочь забыв, что я человек с душой, а не кусок мяса. Плевать на это, хотя и обидно. На те средства, что мне дал Билл, я сняла однокомнатную квартиру и вышла на работу. Забирала вещи с трудом – малолетняя шалава, что живёт в моей квартире, долго не открывала, а когда открыла, не узнала родную сестру. Я молча собрала свои вещи, кинула на прощание обидное слово и ушла, как уходила из дома миллионы раз – молча, с огромной, необъяснимой обидой на руках. Знаете, самое ужасно, это когда ты забываешь про сильную боль в голове и радуешься, что она прошла, но она возвращается вновь с большей силой. Так вернулся Том. Это снова была осень – дождливая, печальная осень, разбавленная мартини со льдом. В дверь позвонили. За последние два месяца это было редкостью. На пороге стоял он, с цветами, улыбаясь, как будто не было слов «шлюха», «дрянь». - Что тебе нужно? – грубо спросила я, не пропуская его в дом. Больно было смотреть на здоровое, смуглое, заросшее лицо человека, который имел тебя, как имеют за пятьдесят долларов в подворотнях и кабаках. - Бетти, - ласково начал он, а я почувствовала, как внутри всё уже тает. Душа потекла, как дешёвое мороженое от одного только имени. - Убирайся вон! – прикрикнула я, кусая себя за нижнюю губу. - Нам нужно поговорить. – Он слегка оттолкнул меня, зашёл в квартиру, попутно закрывая за собой дверь. Всё это делал с улыбкой, как маньяк. - Мне с тобой не нужно разговаривать, - я села на стул в кухне, ещё больше кутаясь в бесформенную кофту. - Бетти, малышка, прости меня, - начал он, говоря это приторным голосом. - Твой голос похож на голос педика. Даже у твоего брата грубее, фу! – я сплюнула. - Ладно, пойдём другим путём, - уже грубо, с нотками злости, сказал Том, кидая цветы на стол. – Я очень сожалею, в основном за своё поведение. Ты достойна большего. - Рия уехала в Берлин? – спросила я, поднимая брови вверх. - Нет, с чего ты взяла? – он сел напротив, как всегда раздвигая ноги, кладя руки на пах и смотря вниз. - А чего тогда ты пришёл? – я встала. Сидеть было неудобно. - Я же сказал – извиниться. Бетти, послушай, я действительно был не прав. Ну, погорячился. - Тебя не было полгода. Ты не приходил ко мне в больницу, даже не спрашивал у Билла, как я себя чувствую. Тебе было всё равно на меня. Теперь всё наоборот. – Я зло посмотрела на него, натягивая маску ненависти. - Я в это не верю, - он встал, поправляя штаны. – Так быстро это не может кончиться. - Забыл свои слова? – Том посмотрел на меня с недоумением, - Я напомню: между нами всё кончено. – Я попыталась скопировать его голос. Получилось неправдоподобно. - Я ошибался, - он кинулся ко мне, наверно, чтобы поцеловать или обнять, но я отошла, вытягивая вперёд руку. - Не стоит ко мне подходить. Я же шлюха! - Бетти, опять ты взялась за типичные женские штучки. Да, я виноват, но я действительно люблю тебя. - А я тебя нет! – эти слова дались с невероятной лёгкостью. Значит, головная боль всё-таки уходит. Я готова была заплакать от счастья, лишь бы это облегчение, эта лёгкость чувств осталась со мной навсегда. – Я люблю твоего брата, а ты возвращайся к Рие. Это правильный ход событий. Самый что ни на есть правильный. – Я улыбнулась. Не ему – себе, своей победе. - Ты же врёшь! – он ехидно улыбнулся. – Ты не можешь любить Билла – ты всегда любила меня. Я подошла к нему близко, цепляясь нитками кофты за его куртку. - Самовлюблённый, несчастный Томас, - я погладила его по щеке, царапая руку об жёсткую щетину, - трудно осознавать, что я тебя не люблю? Ну, ты не плачь. Больше ты меня шлюхой не назовёшь, а если ещё раз сунешь в мою квартиру свой красивый, курносый нос, я вызову копов и скажу, что ты меня домогаешься. А тебе ведь не нужна такая известность, так? Достаточно того, что пять или шесть лет назад ты избил фанатку. – От моего ласкового, тихого голоса и той информации, которую я говорила, его лицо скривилось. - Откуда ты знаешь? - Это знает весь Интернет. А теперь проваливай, а иначе я реально вызову копов. Вон! – я указала на дверь. Он ушёл, очень громко стукнув дверью.