And I Pray For Myself...

Боль в животе с каждым днем становится всё невыносимей. Иногда приступ длится несколько мгновений - стоит пару раз хлопнуть ресницами - и боли как не бывало, но время от времени она раздирает изнутри в течение нескольких часов, нескольких бесконечных часов. И тогда уже плохо отличаешь реальность от картинок, вспыхивающих в голове. Словно яд медленно растекается по венам, и клетки разлагаются на твоих глазах. Тело автоматически сворачивается в ту позу, в которой можно терпеть, а в сознании вспыхивает неоновая вывеска, гласящая: «Боль не может длиться вечно». Кажется, я услышал эту фразу в детстве, и она спасает меня до сих пор. Последние несколько месяцев я привык бороться с этими приступами почти ежедневно: заливать виски-колой привкус крови во рту, унимать болевой шок горстями обезболивающего. На самом деле, выкиньте это из головы, всё не настолько плохо. У меня даже появилась привычка каждый день считать советы сходить к врачу, данные друзьями или кем-нибудь еще. Сейчас почти 11 вечера, и на моем счетчике 8 уже даже не просьб, а приказов. Неплохо, но бывало и лучше. Но, если быть честным, я боюсь идти к доктору. Я боюсь худшего. Столько раз за свою жизнь думал о смерти, а теперь она меня охуеть как пугает. В этом есть немного иронии, да? В самый темный час ночи, если я недостаточно пьян, то начинаю трястись, как последний трус, взглядом пытаясь отыскать того, кто спасет меня, позаботится обо мне. Но его уже давно нет со мной. Ох, блять, снова начинается… О, святой Иуда, помоги мне пережить эту ночь! *** Мобильный телефон разрывается уже несколько минут, обрушивая всю свою мощь на мирок, сузившийся до крохотного дома на востоке Лондона. Карл насильно разлепляет глаза и пытается опознать источник назойливого звука. Он, шатаясь, встает на четвереньки и ползет к куртке, при этом не выпуская из руки пустую бутылку водки, словно она, точно спасательный круг, поможет остаться в живых, если вдруг снова хлынет всемирный потоп. Скорее всего, Барат бы сейчас желал этот самый потоп сильнее всего на свете. Наконец, он облегченно прислоняется спиной к стене и отвечает на звонок. - Да? Кто это? - Кто это? Ты, долбанный ублюдок, опять напился? Сейчас только девять утра! Карл щурится и отстраняется от телефона. Ресницы мягко слипаются, а крики в трубке взрываются в его голове противотанковыми минами времен Первой мировой. - Я не пил, - он вспоминает о пустой бутылке и удивленно трясет ей перед лицом, - Ну, сегодня, по крайней мере. - Так какого хрена ты еще не здесь? Где ты вообще? - Дома. А ты где? Этот разговор начинает веселить Карла. Он вспоминает, что задолжал плату хозяину дома уже за два месяца. - Господи, Барат, не беси меня. Твоя группа сегодня записывает долбанное интервью. Дидз полчаса не мог до тебя дозвониться, поэтому они начали без тебя. - Блять, какое интервью? Карлос, держась за стену, медленно встает на ноги, стараясь не выронить телефон. Мир вокруг плывет, и мужчина старательно пытается сфокусировать взгляд на затейливом узоре ковра. - Журнал «Clash», припоминаешь? Вы еще на обложке. В сознании тут же болезненно вспыхивают воспоминания о самодельных концертах на Тисдейл Стрит, когда Джо Страммер был единственным живым героем Карлоса, а Питер не принимал ничего, кроме кокаина и Эмили Дикинсон. Барат, увлеченный мыслями о прошлом, начинает хрипло напевать: «Я потерял девушку и потерял развлечение, Я боролся с законом и закон победил…»* - Эй, ты что там делаешь? Что ты поешь? Я вообще-то все еще на связи! Мужчина на секунду замолкает, пытаясь понять, кто же всё-таки кричит на него с утра пораньше, а, главное, за что. - Прости, чувак, я задумался. Сколько у меня есть времени? Он садится на диван и начинает лихорадочно натягивать джинсы, прижимая щекой трубку телефона. Из заднего кармана глухо высыпаются на ковер несколько пенсов и крохотный пакетик с белой леди. - Ох, Карлос, с тобой и с твоим синдромом дефицита внимания всегда столько проблем… Так, слушай, здесь парни закончат и без тебя. Скажем, что ты заболел или уехал. Не в первой. А ты приводи себя в порядок и тащи задницу на студию. Чтобы к семи был, понял? - Да, я буду, - стонет в трубку Карл, бросает телефон на пол и откидывается на спину, так и не надев штанину на вторую ногу. *** Синдром дефицита внимания? У меня? Я слышал много эпитетов в свою сторону, но это что-то новенькое. Скорее, синдром переизбытка внимания. Ну, о чем я и говорил! - Простите, мистер Барат? Торопливо цепляю темные очки и, заодно, вежливую улыбку на лицо. - Эм, да? Дамочка с маленькими толстыми пальчиками стоит рядом с моим столиком и нервно сжимает миниатюрную сумочку, пытаясь найти подходящие слова. Оценивающе оглядываю ее с головы до ног, на секунду задерживая взгляд на капельке пота, стекающей в разрез декольте. - Простите, что беспокою, я журналистка журнала «Shnaps» (в этот момент я чувствую странные отголоски боли в животе, оставшиеся со вчерашней ночи), и, если вы позволите, то я давно мечтаю взять у вас интервью, - она сдвигает брови к переносице и шире распахивает глаза цвета прокисшей кофейной гущи. Иногда журналисты вызывают у меня неподдельное восхищение. Кажется, в их университетах есть отдельный предмет «Как подловить человека для интервью в самый неподходящий момент». Слишком длинное название, но я уверен, что так оно и есть. И у нее, наверняка, была твердая пятерка. Указываю ей на стул напротив и подливаю вина в свой бокал, стараясь скрыть дрожь в руках и свой застарелый алкоголизм. - Может быть, хотите что-то? Вина? Я позову официантку. Делаю жест рукой, но она незамедлительно прерывает меня: - Нет, нет, нет! Я постараюсь долго не задерживать вас, мистер Барат. Меня зовут Молли Сайд. Она шумно вытряхивает содержимое из своей проклятой сумки. Измятый блокнот, пара погрызенных ручек, диктофон, пудра, упаковка салфеток вываливаются на белоснежную скатерть. Теперь я почти ненавижу ее. Внутри меня всё кривится, словно противясь этому вторжению в мой спокойный мирок, в котором поселились лишь головная боль и сухость во рту. - Очень приятно, Молли. И, пожалуйста, называйте меня Карл. Делаю глоток вина и глубоко вздыхаю, стараясь быть галантным и умоляя мозг не выдать очередную чушь, которая потом окажется на первой полосе какого-нибудь сомнительного издания. Пока Молли копошится в своих вещах, я прикрываю веки. Главное – не заснуть и не упасть головой на стол прямо перед ней. Пит постоянно говорил всякую чушь в интервью, а потом чуть ли не плакал, читая обидные пасквили на себя. По началу, я тоже злился на него и на себя, но потом его истерики вызывали только смех. Вы только представьте, как он своими большими, карими, полными слез глазами смотрит на тебя, словно умоляя что-то сделать, и твой мир сужается лишь до размеров этой чертовой статьи и него самого. Его глаза, глаза, глаза. Я зажмуриваюсь, и губы расплываются в улыбке. Моя рука непроизвольно дергается, и бокал с вином звонко разбивается о мраморный пол. Я, затаив дыхание, смотрю на блестящие осколки, забыв о сидящей напротив журналистке и думая лишь о том, что это была последняя порция и теперь нужно заказывать еще одну бутылку. *** К зданию студии подъезжает черная ауди, и из нее неспеша вылезает мужчина. Кажется, его совсем не беспокоит, что уже давно не 7 часов вечера. Наклонившись, он вытаскивает из салона кофр с гитарой и начатую бутылку «Bell’s», которую сует во внутренний карман кожаной куртки. Небо Лондона разгорается фиолетовыми и рыжими облаками, превращая всё вокруг в сказочную страну фей и Питера Пена. Музыкант на секунду замирает, задирая вверх голову и шумно втягивая в легкие красочный воздух. Теплый осенний ветер треплет концы поношенного шарфа, повязанного на его бёдрах вместо ремня. Лучшее время, чтобы порадоваться, ведь у него ничего не осталось. «Я проклят», - думает он, улыбается и идет к двери. *** Он чувствует, как рогипнол и виски все еще копошатся в его сосудах. Паршивое чувство. Во рту противный запах прошлой ночи, на голове грязные, растрепанные волосы, а в глаза словно хлорки залили. Мужчина распахивает веки и видит над собой всё то же бескрайнее, чуть розовеющее небо с легким налетом утренних облаков. На секунду ему кажется, что он всё-таки умер и оказался на небесах. Но впивающиеся в спину деревянные рейки лавки и проезжающая неподалеку мусороуборочная машина развеивают его фантазии. Он привстает на локтях и оглядывается по сторонам. Облегченно вздыхая, музыкант мысленно благодарит прежнего домовладельца, который заботливо поставил скамейку рядом с домом, в котором теперь он жил. Найдя в кармане брюк крохотную бутылочку бренди, мужчина откручивает зубами пробку и залпом выпивает содержимое. Швыряет ее на другую сторону улицы, морщится и падает обратно на спину, посылая всё к черту. _______________________________________________ * The Clash - I Fought The Law