Джентльмен в юбке

      Когда же тело Грейс было найдено полицией Лондона, то его незамедлительно доставили в морг. Далее последовала бумажная волокита, и когда обезумевший от горя отец отказался видеть свою дочь, то всем этим пришлось заняться миссис Донован. Она мужественно держала себя в руках, не позволяя даже и капле слез скатиться по ее щеке. Ведь только вечерами, когда она перебирала платья покойной, то слезы, то и дело безудержно катились по впалым щекам женщины. Полиция же, за неимением каких-либо улик и из-за нежелания досконально разбираться в смерти очередной заблудившейся в переулке девицы, повесила это убийство на Потрошителя. Пусть и тело было не изуродовано, и проституткой она не была, но выносить еще одно убийство на общественность и сообщать о том, что еще один убийца орудует в городе, не хотелось. Да и родственники не сопротивлялись, что было весьма странным явлением. Отец Грейс теперь же окончательно замкнулся в себе, и не разговаривал даже со своей сиделкой. Он не покидал своей комнаты и не отрывал взгляда от окна. А однажды даже заявил миссис Донован, чтобы та не ложилась спать. Ведь вдруг Грейс явится среди ночи. На что та, лишь опускала голову и, прикрывая рот платком, чтобы не выдавать громких всхлипываний, покидала комнату.       Только вот Николе никто до последнего не решался сообщать то, что случилось. Мужчина какое-то время не находил себе места и совсем перестал спать и есть. И только тогда, когда от изнеможения чуть не потерял сознание, сэр Галахад и маркиз все же решились сообщить ему о том, что Грейс мертва. Реакция была очень необычной. Поначалу он не верил в это и громко смеясь, отмахивался, говоря, что шутка явно не самая удачная. Но, при виде серьезных лиц приходило осознание того, что шутить с ним явно не намерены. Попросив день отдыха, Никола покинул лабораторию и пропал не на один и не на два дня. Впоследствии он появился лишь на похоронах. И только Богу известно, каких усилий ему стоило прийти туда. Он не помнил как покинул дворец, как очутился в парке у того самого колледжа, где училась Грейс. Как сел на их любимую скамью и как задумчиво рассматривал асфальт под ногами довольно продолжительное время. Слезы казались ему проявлением слабости, но удержать их он никак не мог. Рука сама потянулась к карману и достала оттуда коробочку с кольцом. Никола корил себя за то, что не уберег единственного человека, которого он любил. Который принимал его таким, какой он и есть, который был для него всем. Вертя в пальцах коробочку, и то и дело, вытирая мокрые от слез щеки, он просидел на этой лавке до позднего вечера. Только теперь он мог признаться себе в том, что хотел детей, что хотел обычной и размеренной жизни, что хотел построить свой собственный дом, что хотел жить вдали от шумных городов, что хотел, чтобы Грейс была рядом всегда. Хотел встретить с ней старость и подержать на руках внуков. За все, то время, что Никола провел в парке, он несколько раз обращался к Богу, в которого, в сущности, верил с трудом, спрашивая, за что ему такие мучения. Зачем он забирает у него все, что сам же и дает. Но ответа он не получил, как и ожидал. Он кричал и плакал, плакал и кричал. А потом решил напиться. Впервые в жизни. Но все же удача не окончательно отвернулась от него и уберегла от мордобоя, в который он по глупости чуть не влез. Помог ему маркиз и сэр Галахад, которые совершали очередной рейд по ночным улицам Лондона. Наутро Никола решил, что должен увидеть Грейс прежде, чем ее положат в гроб и опустят в землю. Даже не удосужившись привести себя в порядок после вчерашней попойки, он отправился в морг, в котором, по словам маркиза, находилось тело Хоггарт. Долгое время Никола стоял на коленях у стола и что-то пытался сказать, заливаясь слезами. Полицейские же с трудом оттащили его от тела, на что тот кричал, что должен отдать Грейс то, что ей принадлежит. Вручив одному из гробовщиков коробочку с кольцом, он слезно умолял, чтобы перед тем, как тело будут готовить к погребению, это кольцо надели на безымянный палец. Ведь он был уверен, что предложи он ей руку и сердце, она не отказала бы. На что тот понимающе кивнул и сообщил, что сделает все так, как просят. Но и потребовал, конечно же, небольшую уплату за выполнение столь щепетильной услуги. Никола не отказал и, выгребая все, что было в карманах, отдал алчному гробовщику. Дни перед похоронами шли неимоверно быстро и были наполнены сплошным безумием. Особенно для Николы. Все сбережения он безжалостно пропивал в забегаловках. Его вид был не просто неопрятным, а очень потрепанным и противоречил всем его привычкам и педантичности.       Сами похороны проходили более, чем непросто. Много слез, отчаяния. Своеобразное безумие наполняло глаза присутствующих. Но никто не позволял себя лишних эмоций. Не было и напускной печали, как обычно бывает. Не было и тех, убитых горем старушек, которые с гордостью носили титул «далекая родственница», плачущих стоя на коленях у свежевырытой могилы. Все присутствующие молчали. Может быть, иные посчитали это дурным тоном, но слова прощания не были сказаны в этот день. Да и нужны ли они были? Лишь одна темная фигура стояла в стороне, наблюдая за столь длительной процедурой погребения. Но и она никуда не спешила. Руки, облаченные в черные кожаные перчатки, сжимали охапку алых роз. Но не с той силой, с которой привыкли сжимать рукоять меча или же жать на курок винтовки. Нет. С какой-то особой бережностью. Может быть даже нежностью. Как сжимают талию любимой девушки, когда, не решаются отпустить ее после теплых объятий. Как сжимают плечо верного друга, давая тому опору и поддержку в трудную минуту. Мгновение, и темная фигура сделала шаг. Затем еще один и еще. Медленно, с некоей опаской, она прошла ближе к могиле и безмолвно присев на корточки, бережно, с особой осторожностью, опустила эту самую охапку роз. Нежные, алые бутоны коснулись закрытой крышки темного гроба. И казалось, что они издали своеобразный звон. Тихий и томный, как голос юной красавицы. Долго эта темная фигура не стала задерживаться, ибо знала, что не является желанной здесь.       - Какую по счету девицу ты хоронишь, Алистер? – тихий вкрадчивый голос настиг его почти у самых ворот кладбища.       - Что ты здесь делаешь, Делайла? – его голос звучал надломлено. Казалось, будто что-то мешает ему. Не дает звучать так, как подобало бы.       - Пришла проститься со столь прекрасной юной леди. Она была и правда хороша. Как жаль, что ее постигла та же участь, что и остальных. Не находишь в этом некий фатализм? – женщина театрально вздохнула, опустив взгляд на небольшой букет белых георгин, – ты знаешь, я долго думала, какие же цветы подойдут нашей дорогой Грейс. И все же остановилась на георгинах. Тебе не кажется, что они передают ту непорочность, красоту и чистоту, которая была присуща нашей милой девчушке с пытливым умом?       Алистер молчал. Он лишь безучастно взглянул на Делайлу, наградив ее равнодушным взглядом и поспешно откланявшись, все же решил покинуть это ненавистное кладбище. Ему казалось, что каждая могила, каждый миллиметр земли, каждая надгробная плита так и разят холодом и едким, сладковатым запахом гниющей плоти. А ведь он своими руками уложил свою любимую Грейс, пахнущую лавандой и макассаровым маслом в эту зловонную землю. К горлу подступил противный липкий ком, а руки непроизвольно сжались в тугие кулаки. Никола, молча, подошел к рыхлому краю могилы и, опустив хмурый взгляд, плотно сжал губы. «Я помнил почти до минуты тот день ноября, когда узнал, что не стало тебя. Как больно мне было встречаться с глазами твоего отца. С его отстраненным взглядом. С его хмурым и кажется потемневшим от горя лицом. Твоё же, бледное лицо, исхудавшие руки, невероятно красивое платье, которое прежде я на тебе не видел. Ты была спящей фарфоровой куклой, принцессой из сказки в хрустальном гробу, которая ждёт своего героя, которым, увы, я не смог стать для тебя. Впервые я чувствовал себя настолько бессильным и беспомощным. Я стоял в стороне и наблюдал. Я не ценил, потерял и теперь извечной цепи эпитафий траурной даты в моей душе остался твой след, он будет жить, но ты уже нет. Если бы у меня был хотя бы шанс что-либо изменить, я бы отдал все за то, чтобы ты сейчас была жива, но тебя уже нет. Тебя уже нет, тебя уже нет, тебя уже нет. Мои руки содрогались, и я повторял это снова и снова, как молитву, но тело не делало и шага близкого к тем, кто тебя оплакивал. Я лишь прошу и молю тебя о прощении, прости меня, прости меня, прости меня, прости меня, моя милая, моя заботливая, моя неповторимая Грейс. Прости за то, что я не смог помочь тебе и не смог тебя спасти. Я сожалею с горечью и до безумия. Обжигающий алкоголь не успокоит ту боль, которой ты наградила мое сердце. Я бы продал душу дьяволу за то, чтобы увидеть тебя хоть бы раз живой. А ведь я так и не попрощался,…прости меня, прости. Клянусь, что не умру пока не найду того, кто сделал это с тобой. Я заставлю его пожалеть о содеянном. Не переживай за меня. Я ведь знаю, что даже там, ты все равно переживаешь. Пусть я и слаб, но не глуп. Я отомщу за тебя. Найду способ, средства. Но… но, а пока дождись меня, прошу, подожди ещё немного…»