Идеальная

Джувия идеальна до кончиков ногтей. Аристократично бледная кожа, нетронутая загаром, шелковистые волосы темно-синего цвета, самым настоящим водопадом спадающие по её хрупким плечам, чарующие своей глубиной глаза — Джувия будто фарфоровая кукла, волей случая ставшая живой. Ставшая живой ради одного-единственного человека. Осознание этого факта сотней ядовитых шипов пронзает сердце — в наличии которого до этого момента многие сомневались — Леона. Он смотрит на то, как Джувия изо всех сил старается добиться взаимности от Грея Фуллбастера — его названного брата и друга-соперника — и что-то внутри него ломается. Разбивается на мелкие осколки, крошится в пыль при виде её, влюбленной не в него. Леон не мазохист — ему давно пора было уйти из её жизни. И он ушёл бы, вот только раны, нанесенные ею же, вмиг срастаются в нечто целое и непоколебимо твердое от одного слова, произнесенного её звонким, мелодичным голосом — в то, что может сломать лишь она. И она ломает. Даже не осознавая того, каждым своим взглядом, полным любви к чертовски-слепому-Грею, каждым своим вдохом, который она делает лишь ради мать-его-Фуллбастера. Леон сам чувствует себя чертовой куклой — марионеткой, которой Джувия вертит как хочет. И однажды, когда дыра в груди становится настолько большой, что заживить её не сможет ни один лекарь в этом мире, Леон срывается. Разбивает в кровь кулаки о каменные стены своей квартиры, кричит — и голос его полон отчаянья и неизлечимой боли. Образ Джувии сгорает вместе с остатками его сердца в ледяном пламени, но Леону уже настолько плевать, что он лишь смеётся — горько и полубезумно. Наверно, это называют полным самоуничтожением. И внезапно раздается тихий стук в дверь. Прежний Леон не захотел бы открыть дверь — мужчинам не стоит показывать свою слабость, — но сейчас ему всё равно. Он открывает дверь и смотрит — равнодушно, с нотками презрения — на стоящую на пороге девушку. Джувия. Некогда идеальная, сейчас она не более чем дешевая кукла — сломанная и (не)живая. Точь-в-точь, как он сам. — Леон-сама... Леон... Я не могу так больше. Она падает к нему в объятья — Леон ловит её лишь из-за рефлексов и полузабытой привычки. Сейчас ему почему-то отчаянно хочется выставить её за порог и захлопнуть дверь прямо перед её носом, но он не может. Привычка любить Джувию еще не забылась даже на половину. Леон, преодолевая странную брезгливость, поднимает её на руки и несёт в гостиную — на диван, который оказался одним из немногого, что уцелело после погрома. — Жди здесь, — коротко бросает он Локсар, опуская её на диван. Она молчит в ответ и лишь прижимает ноги к груди, обнимая их руками. Бардак вокруг, напоминающий последствия урагана, оставляет её равнодушной — лезть в душу к Бастии Джувия не хочет. Никогда не хотела. Леон возвращается быстро — в его руках помятый шерстяной плед и кружка какао. По крайней мере именно так ему удалось успокоить Шерию, когда она точно так же заявилась к нему в квартиру, зареванная и непонятно когда успевшая перепачкаться в грязи. — Пей, — холодно приказывает он Джувии, накидывая на неё плед. Локсар садится на диване, отчаянно кутаясь в шерстяной клочок ткани, и забирает из рук Леона кружку. В следующие пару минут тишину квартиры нарушают лишь тихие глотки и прерывистое дыхание Джувии. — Что случилось? — Леону уже откровенно наплевать, что там произошло в жизни у Лоскар, но это чтоб-их-черт-побрал — правила приличия. В голове у Леона лениво проскальзывает мысль, что таким голосом, как у него — холодным и равнодушным, — успокоить Джувию вряд ли получится. — Грей сердце разбил, — за неё, усмехаясь, отвечает сам Леон. Мысль о разбитом сердце Джувии внезапно оказывается невероятно притягательной, словно это месть Судьбы Локсар за него, Леона. — Разве я неправ? Лицо Джувии искажает гримаса боли. В груди у Бастии ничего не шевелится при виде её страданий. Лишь капелька сомнений, но этот призрак чувств он душит в самом начале. С него хватит — настрадался. — Прав, — тихо соглашается она, словно игнорируя слёзы, безостановочно текущие по её щекам. Девушка до побелевших костяшек пальцев сжимает в руках плед. — Прав. За окном шумит сильнейший ливень из всех, что доводилось когда-либо видеть Леону. — Так что же ты делаешь здесь? — ему уже порядком надоедает вытягивать из неё каждое слово, из-за чего его голос звучит чуть раздраженно. — Я могу назвать парочку Хвостатых, которые живут к тебе гораздо ближе меня. Джувия пару секунд медлит, пристально вглядываясь в его лицо, а потом неожиданно быстро подаётся вперёд и целует. Леону противно осознавать, что она делает это лишь потому, что Грей отверг её, и Бастия уже было тянется к девушке, чтобы отстранить её от себя, как слышит: «Умоляю. Мне нужно забыться». После этих слов у Леона будто срывает крышу. Он целует её сам — отчаянно и порывисто, до крови кусая её губы, отчего во рту появляется железный привкус. Джувия отвечает ему не менее страстно: она обвивает руками его шею, притягивая еще ближе к себе, и сплетает его язык со своим в каком-то бешеном танце. Леону кажется, что он пьян, и эта девушка — лишь видение, иллюзия, вызванная алкоголем. Кажется ровно до того момента, как "видение", отстраняясь, стягивает с себя теплое пальто, оставшись в одной тонкой маечке на бретельках, нижнем белье и кружевных чулках. Когда-то он грезил об этом мгновении день и ночь, но реальность оказалась штукой жестокой и по-своему забавной — он получил это лишь когда перестал хотеть. Ха-ха-ха. Аплодисменты госпоже Судьбе. — Тебе стоит одеться, — насмешливо дразнит он, подаваясь вперед и выдыхая эти слова ей прямо в лицо. Всё-таки без того странного трепета перед этой девушкой живется гораздо лучше — можно играть с ней во что угодно, не боясь задеть её "хрупких" чувств. И, кажется, Джувия считает точно так же. По крайней мере сейчас. — А тебе раздеться, — она стягивает с него майку, бросая её куда-то в сторону. На какую-то болезненно долгую секунду Леон забывает обо всем другом. О том, что Джувия, обнимающая его, лишь жалкая, сломанная копия её настоящей; о том, что всё это — не более чем секс на одну ночь, а он сам уже ничего не чувствует. Всё меркнет перед ней — красивой даже в те минуты, когда она сама лишь разбитая девчонка, не знающая как жить дальше. — Полностью согласен, — шепчет Леон, вновь целуя её. Джувия, идеальная до кончиков ногтей, навсегда исчезает из его сознания, оставляя после себя лишь призрак той прекрасной водной нимфы, которую он когда-то любил. Эта Джувия — падший ангел, крылья которого почернели и рассыпались на сотни обгорелых перьев. Эта Джувия после их совместной ночи утром уйдет тайком, так и не заметив, как её долгим взглядом провожает Леон. Эта Джувия сделает всё, чтобы вновь быть идеальной, и у неё даже получится: друзья и не заметят, что она когда-либо была иной. Грей наконец осознает, какого ангела он упустил, и примет её чувства — она будет счастлива, как всегда и хотела. И лишь Леон навсегда запомнит, как идеальная Джувия стонала под ним той ночью, как идеальная Джувия выгибалась от прикосновений его ледяных пальцев, и как она шептала его имя на пике. И когда через пять лет Шерри спросит, жалеет ли он, что упустил такую идеальную женщину, он ответит, что нет. Потому что знает, что когда они вновь встретятся, Джувия снова будет шептать его имя и стонать от его прикосновений. Просто потому что даже идеальные люди устают быть таковыми.