Нареченная

Слова Джессамины тяжелее толщ воды Ренхевена, глубже, чем океан; слова Джессамины невесомее налетевшего бриза, который позволяет расправить крылья. Нет никого ближе Джессамины — и никого дальше, она — смысл, о котором не следует знать посторонним, ради которого стоит жить. Его и Джессамину объединяет немало секретов, и только Эмили — связывающая ниточка, которую нет нужды скрывать. В конце концов, Корво обязан приглядывать за Эмили как лорд-защитник. Возможно, когда Эмили взойдет на престол, им с Джессаминой больше не придется таиться. Связывающие их нити окрепнут, перестанут быть невидимыми, и никто более не станет считать его прихотью императрицы или угрозой, и перестанут улыбаться плохо знакомые леди — Вейверли Бойл, Лидия Бойл, Эсма Бойл, что им до его смысла? Кратковременная связь похожа на оскорбление, на добровольный отказ от собственной ценности; он не может понять, как это — отказаться от верности. Вейверли Бойл смеется, а потом, вскоре, плачет; Лидия Бойл молчит и не доверяет, мастерски играя на клавесине; Эсма Бойл охотно подставляется чужим рукам и скрывает потом следы чужих зубов на собственной коже. Корво не задумывается, откуда знает об этом и почему иногда собственные глаза кажутся ему черными, если смотреть в зеркало. Тем участком сознания, который он предпочитает игнорировать, когда дело доходит до Джессамины; тем самым, которым чувствует, как наносить и отражать удары, а когда следует скрыться, — этой частью себя Корво знает: ни один из их с Джессаминой секретов не будет раскрыт, даже когда ее не станет. Если он и поведет кого под венец, это будет не Джессамина, а одна из леди Бойл — та, для кого он сам станет смыслом, вечным женихом. Смертью.