Сокровищница сердца.

Вечером Джеффри переодевался у себя в гримерке, не отвечая на настойчивый стук в дверь и громкие призывы Эллен. Дверь он открыл только тогда, когда пришел его черед выходить на сцену. Он знал одно – осталось еще два спектакля, и он как профессионал должен их отыграть. Он не представлял, что с ним будет, когда он встретит на сцене Офелию, но все же, бесцельно отбродив весь день по городу, заставил прийти себя в театр. Предстоящий спектакль казался непосильной задачей, у Джеффри даже мелькнула мысль, а справится ли он сегодня с ролью? Сможет ли играть так, словно ничего не случилось и, главное выдержит ли два часа на сцене? Он целый день провел на ногах, бездумно слоняясь по улицам, и теперь ощущал тревожную слабость и непрерывный озноб. Но он должен сегодня быть на сцене...! Даже если у него никого больше нет, театр – это все; этого у него никто отнять не сможет. «Ты только тогда настоящий актер, когда можешь наполнить жизнью своего героя, даже если внутри тебя черная пустота». Именно сейчас до Джеффри дошли эти слова Чарльза Кингмана. Джеффри стал пристегивать к поясу кинжал и с неприятным удивлением обнаружил, что не может сделать этого запросто, как обычно. Руки дрожали, а ловкие сильные пальцы сделались вдруг непослушными. Раньше такого никогда не было... А сейчас руки у Джеффри дрожали как у безнадежного пьяницы... Как иногда дрожали у Оливера.... Оливер, друг и наставник... как же ты мог? Джеффри выругался сквозь зубы, кое-как прицепил кинжал на место, присел на пару минут, чтобы унять головокружение. Затем бросил быстрый взгляд в зеркало – губы упрямо сжаты, глаза на бледном лице лихорадочно горят – и пошел на сцену. Первая половина спектакля прошла замечательно. Но только Джеффри знал, каких усилий и мук ему стоила эта игра, какой пыткой была первая встреча с Офелией... Она смотрела на него вопрошающе и нежно, и в завершении сцены легонько сжала его ледяные пальцы в своей ладони. Джеффри остался на сцене растерянный, сбитый с толку, и почему-то... обнадеженный. Это случилось внезапно. Он стоял у могилы и вдруг почувствовал, что оттуда веет чем-то неотвратимо-жутким. «Вот псих!», - мысленно обругал себя Джеффри, чтобы успокоиться. И в следующий миг понял, что забыл слова. Такое бывала и раньше – Джеффри забывал точную реплику, но тут же ловко придумывал подходящую по смыслу рифму. А сейчас он не помнил ничего, словно что-то отключилось в нем. Джеффри молчал, и зал замер. Сэмюэл что-то шептал ему, едва разжимая губы. Джеффри тяжело сглотнул и, будто ища спасения, бросил отчаянный взгляд за кулисы. Он знал, что Эллен всегда наблюдает за ним оттуда во время его выступлений, но ни разу не взглянул туда сегодня, непреодолимо боясь чего-то. Но сейчас он должен был вспомнить слова, а значит необходимо было сбить это странное оцепенение. Джеффри взглянул за кулисы и почувствовал, что сцена словно уходит у него из-под ног - Оливер обнимал Эллен, нежно поглаживая ее по плечам, а она стояла, доверчиво уткнувшись лицом ему в грудь... И тогда Джеффри отчетливо заговорил: «Пускай я чем-то бога прогневил. Над непокрытой головой моею Он мог излить несчастье и позор, По горло утопить меня в лишеньях, Сгноить в бездействии. Средь этих мук, Мне верится, в углу душевном где-то Я б силы почерпнул все это снесть.» Иное дело быть живой мишенью Насмешек, чтоб кругом смотрели все И каждый тыкал пальцем. Но и это Я вынес бы. И это. Без труда.» Зал тихо охнул... «Это же «Отелло!!!» - в ужасе прошептал Сэм. «Но потерять сокровищницу сердца, Куда сносил я все, чем был богат... Но увидать, что отведен источник Всего, чем был я жив, пока был жив...», - запинаясь проговорил Джеффри и смолк. В нем словно оборвалась последняя струна. Он смотрел теперь в зал и чувствовал, что не осталось больше ни одной соломинки, за которую можно было бы ухватиться.... Джеффри опустил руки и шагнул в могилу... *** Джеффри сидел на незнакомой кровати в незнакомой комнате и старался вспомнить, что же произошло и почему он здесь, а не дома. Он чувствовал себя странно – словно проспал несколько дней и теперь не может понять, проснулся ли он на самом деле или все еще спит. События прошедшего вечера возникали в его памяти беспорядочными отрывками – драка в баре, притихшие зрители, возмущенно (и весьма успешно - запястье болит до сих пор) обивающийся лебедь, встревоженные крики актеров, истерика Эллен, бутафорский кинжал в его руках, Оливер, обнимающий его Эллен... Его Эллен... Нет, уже не его. Потом полицейская машина, резкая боль, чей-то уверенный голос и темнота. Джеффри огляделся. Помещение, в котором он находился было странным – чистенькая удобная кровать, рядом столик, аккуратный коврик на полу, небольшой низкий шкаф, симпатичный акварельный пейзаж на стене и решетки на окнах – не тюрьма и не больница – непонятно что. За дверью голос по радио бодро сообщал, что погода сегодня ожидается ясной и солнечной, и жители города могут посвятить эту субботу длительным прогулкам. Джеффри словно током ударило – суббота?! Уже суббота?! Значит, после спектакля прошло трое суток?! Но это же невозможно! Решив, что он ослышался, Джеффри стал внимательнее прислушиваться к доносящемуся из-за двери голосу. Начались новости и диктор вновь угодливо сообщил, что сегодня все-таки суббота. Кому как ни Джеффри было знать, что в эту субботу завершается театральный сезон, а значит, сегодня ожидается последний показ «Гамлета». Джеффри резко вскочил с постели. Он помнил, что произошло на последнем спектакле – его передернуло от отвращения и стыда к самому себе, когда в памяти стали проясняться подробности того вечера. «Плохое самочувствие – неважное оправдание моему поведению», - решил Джеффри, - «но есть шанс хоть немного исправить случившееся – последнее выступление сегодня, и я должен там быть». Он понимал, что здорово подвел всех, в том числе Эллен и Оливера, и хотя они это заслужили, Джеффри еще был верен профессиональному долгу. Хоть на душе было муторно и пусто, Джеффри чувствовал себя гораздо лучше, чем в тот злополучный вечер. У него ничего не болело, кроме пораненного запястья, та непонятная усталость уже не ощущалась, голова совсем не кружилась. Если не думать об Эллен и Оливере, то может исчезнет и эта тянущая тоска. Джеффри встряхнулся. Открыл дверь и оказался в просторном светлом коридоре. Рядом за широким столом сидела женщина в белом халате и что-то сосредоточенно писала. Джеффри нерешительно кашлянул и подошел к ней. - Добрый день, - улыбнулась медсестра. Она была симпатичной и милой, и Джеффри сразу почувствовал расположение к ней. - Это ведь больница? – спросил он. - Да, больница. - Я так и думал... Меня зовут Джеффри Теннант и мне нужно сейчас уйти. Где я могу оформить нужные бумаги? Прямо у вас? - Извините, мистер Теннант, но вы не можете уйти, - возразила женщина. – Ваш врач не давал такого распоряжения. - То есть как это? – удивился Джеффри. – Я хорошо себя чувствую и мне нужно уйти. Чего же еще надо? - Просто вернитесь в свою комнату, - терпеливо улыбнулась медсестра. - Но мне туда не надо! Я не могу здесь оставаться! У меня дела, я – Гамлет! Взгляд женщины сделался сочувствующим. - Извините, - усмехнулся Джеффри, - прозвучало так, будто я сумасшедший. Я не настоящий Гамлет, конечно... Я актер – играю Гамлета, и у меня сегодня вечером спектакль. Так что дайте мне подписать эти ваши бумаги, и верните уже мою одежду, - Джеффри брезгливо покосился на рукав широкой непривлекательной рубашки, - я такое не ношу. - Мистер Теннант, врач зайдет к вам немного позже, идите пока к себе. - Да не могу я ждать! – Джеффри нервно стукнул кулаком по столу. – Если до вас ничего не доходит, я и так могу уйти! – он направился к двери, но перед ним тут же выросли два мощных санитара. Джеффри изумленно на них уставился. - Вы бы вернулись в свою комнату, - добродушно посоветовал молодой чернокожий парень. - Да что вы в самом деле! – возмутился Джеффри. – Вы не имеете права меня здесь удерживать! - Имеем, мистер Теннант. Вас сюда доставили из полицейского участка, и закон ради вашего же блага предписывает вам находиться здесь до полного восстановления душевного здоровья... - Душевного здоровья?! Это... Это что, сумасшедший дом?! - Это клиника для душевнобольных, мистер Теннант, - поправила медсестра. Джеффри вдруг расхохотался. - Нет, это вообще здорово! – бормотал он, беспомощно озираясь. – Здорово! В психушке мне еще бывать не доводилось! Но какого же черта?! Здесь очень мило, да... картинка мне понравилась... Но я-то должен быть в театре! Понимаете?! Они не понимали... Смотрели на него сочувствующе и немного устало, и до Джеффри дошло – он может голову себе расшибить о ближайшую стенку, но ничего от них не добьется. Впрочем, голову ему расшибить вряд ли позволят, а было бы неплохо.... - Врач, говорите, скоро придет? – покладисто спросил Джеффри. – Ладно, пойду полюбуюсь еще на картинку... Он сделал два шага к палате, услышал, как санитары расступились, и рванулся к двери! Он и представить себе не мог, что эти громилы на самом деле такие ловкие и быстрые. Чернокожий парень настиг его на полпути, скрутил, смял, и Джеффри почувствовал, что шевельнуться толком не может в этой стальной хватке. Он сопротивлялся, словно сам дьявол в него вселился, но увидев, как медсестра торопливо наполняет лекарством шприц, тут же сдался, поняв, отчего не заметил, как прошли эти трое суток. - Не надо, жалобно, -попросил Джеффри. Но это уже не помогло. *** Две недели прошло с тех пор, как Джеффри впервые проснулся в клинике для душевнобольных, и все это время он никак не мог понять, как дошел до такой жизни. Раньше самое неприятное, что с ним случалось было похмелье после очередного удачного выступления. Но это происходило редко – Джеффри обычно был умерен в возлияниях и, имея перед собой печальный пример в виде спивающегося Оливера, обычно не увлекался попойками. Раньше у него было все, что разумный человек может себе пожелать – любимая женщина, друг, дело, которым он наслаждался и ради которого трудился, не жалея сил. А самое главное – у него было будущее, сулившее ему значительное приумножение всех этих благ. И Джеффри спокойно наслаждался жизнью, не подозревая, каким хрупким на самом деле было избаловавшее его счастье. Все рухнуло в одночасье, и Джеффри остался совершенно один – неподготовленной к новой жизни, отчаявшийся и больной. За эти две недели он убедился, что все утеряно безвозвратно, и на него накатило тяжелое непреодолимое равнодушие. Джеффри целыми днями сидел в своей палате, подтянув колени к подбородку и бездумно уставившись в пасмурный кусочек неба за окном. Он больше не сопротивлялся, если от него что-то требовали, зная, что иначе его принудят к этому силой. А Джеффри уже испытал достаточно унижений, чтобы не бояться новых. Был выходной, и медсестра зашла к нему в комнату чуть раньше обычного. Она смотрела весело, бодро поздоровалась, и, услышав в ответ вялое приветствие, сказала: - К вам пришли, Джеффри. Мисс Фэншоу ждет внизу. Джеффри резко вскинул голову: - Эллен?! Да, Эллен Фэншоу. Ждет вас, очень хочет видеть. Сердце забилось где-то у горла, привычного уже безразличия как не бывало. Странно, сейчас у Джеффри даже мысли не возникло о том, что случилась, о ее предательстве; он просто безумно обрадовался, что она к нему пришла и подивился тому, как он мог жить эти две недели, совсем ее не видя. Джеффри последовал за медсестрой, совершенно не думая о том, что скажет Эллен, и что она может ему сказать. Впервые за полмесяца он просто радовался чему-то и ему не хотелось терять это ощущение. Но радость эта была недолгой... Они уже подходили к залу, где пациенты встречались с посетителями, когда Джеффри взглядом наткнулся на зеркало – взглянул и испуганно отшатнулся от собственного отражения. Он бы никогда не поверил, что может настолько измениться за такой короткий срок. Он заметно похудел, спутанные волосы закрывали запавшие глаза, отросшая щетина резко выделялась на серовато-бледном лице. Скучная больничная одежда тоже его не красила. И Джеффри тут же решил, что лучше умереть на месте, чем позволить Эллен увидеть его вот таким.... - Я не пойду! - угрюмо сказал Джеффри и остановился. - Ну что вы! Разве так можно! – ласково удивилась медсестра. – Вас же там ждут! - Ну и пусть ждут! – грубо ответил Джеффри. - Идем-те же! – настаивала медсестра. – Я же видела, как вы были рады! Вы встретитесь со своей знакомой, и все пройдет... Джеффри мрачно взглянул на женщину, и вдруг ему в голову пришла ужасная мысль. До сих пор его заставляли делать то, от чего он отказывался, что, если и сейчас так будет? Что, если его поволокут туда силой, и Эллен это увидит? - Не делайте этого, ладно? – хрипло выдавил Джеффри. - Чего не делать? - Не заставляйте меня... Если бы вы знали.... Я все сделаю, я и так все уже делаю, но этого не надо, ладно? Не надо!!! Голос сорвался на крик, Джеффри стоял, вжавшись в стену, как приговоренный к расстрелу. Он уже не слышал, что отвечала ему медсестра, не замечал испуганных взглядов других больных. Подошла еще одна медсестра, и обе женщины увели его наверх, а Джеффри, кусая губы, бормотал что-то неразборчивое о кольце, голубоглазой девочке и погибшей Офелии. Эллен поговорила с медсестрой и ждала в зале для посетителей еще час. Потом она ушла.