Hummingbird / Колибри

Протяжный писк, щелк, щелк, щелк. Протяжный писк, щелк, щелк, щелк. Монс пытается добавить своему взгляду теплоты, смотря в тупой глаз-объектив камеры, пожирающий его сейчас своим бездушным оком. - А теперь давайте на фоне окна, - говорит высокая тощая брюнетка поставленным командным голосом и машет фотографу. Вся немногочисленная свита Ее Журналистского Величества перемещается в указанном направлении. Монс послушно встает с дивана и тоже присоединяется к всеобщему переселению в противоположный угол кафе, любезно предоставившего помещение для интервью. - Нет, нет! Присядьте на подоконник, - брюнетка снова делает энергичный взмах рукой, отступает на шаг назад и оценивает композицию взглядом эксперта. - Монс, будьте добры, повернитесь слегка влево, еще, еще чуть-чуть. Стоп! Уже около часа она только и занимается тем, что переставляет его с места на место. Словно вещицу, купленную на блошином рынке, которой теперь не найти места в привычном укладе комнаты. Можно подумать читатели "Городского сплетника" очень разборчивы в фотоискусстве и, если что не так, завалят редакцию жалобами о бездарной композиции в фотографиях с ним. "Хочешь быть популярным - свети лицом по максимуму, - вспоминает он первую заповедь своего директора. - И не важно, берут у тебя интервью "Тайны звезд" или "Роулинг Стоунс". Монс доброжелательно улыбается и следует указаниям девушки. Он присаживается полубоком на широкой подоконник, закидывая на него одну ногу и вальяжно откидываясь к стенке. "Молоденьким девчонкам нравятся опытные, уверенные в себе парни. Когда даже в застывшем мгновении фото чувствуется мощь и секс. На это все клюют, а особенно тихони". Он поворачивает голову в сторону камеры, слегка наклоняет ее на бок, придает своему взгляду хищный пришур, от чего черты его лица заостряются. Его губы складываются в мягкую улыбку, на щеках появляются ямочки. Щелк, щелк, щелк. - Отлично. Думаю, мы закончили, - брюнетка позволяет себе одобрительно кивнуть команде и разворачивается к Зелмерлёву. - Если вы не против, перейдем к интервью? - она жестом указывает на небольшой столик рядом с окном. Из нее бы явно получился хороший регулировщик движения, если бы не вероятность, что ее сдует встречным потоком с трассы. Вот ведь незадача... Девушка садится напротив Монса, снимает с плеча сумку и принимается выкладывать на стол весь свой журналистский инвентарь. Перед ним появляется маленький, аккуратный серебристый диктофон, больше похожий на зажигалку. Явно видавший виды блокнот, хранящий за своей твердой с потрепанными краями обложкой, леденящие душу истории шведских звезд и подробный перечень, кто с кем спал в этом месяце. Дальше на столе возникает телефон, ручка. Девушка вытягивает тонкий стильный черный очечник и бережно достает оттуда очки. Непомерно большие в тонкой бирюзовой оправе. Она деловито нацепляет их на свой длинный острый нос и, резко вскинув голову, устремляет на шведа пронзительный взгляд зеленых глаз. Так же, должно быть, смотрит кобра на кролика, прежде чем полакомиться им на обед. Создается впечатление, что еще немного и из ее сумочки выпрыгнет Прытко-Пишущее перо - Монсу вспоминается журналистка из книжек о волшебнике, которыми когда-то зачитывалась его сестренка. Эта мысль заставляет его улыбнуться про себя. Девушка берет свой блокнот и безошибочно открывает его на нужной странице. Тонкими пальцами тянется к диктофону и нажимает на запись. Началось... - 25 мая, 10:45, кафе "Монреаль", передо мной сидит относительно молодой, вот уже несколько лет подающий и подающий большие надежды певец - Монс Зелмерлёв. На его губах появляется снисходительная улыбка - очередная журналистская колкость, но он к ним уже привык. Ругаться с такими - себе дороже. - Недавно в прессу просочились слухи, что вы собираетесь участвовать в национальном отборе на Евровидение. Это правда? - Слухи на то и слухи, - продолжая улыбаться, уклончиво протягивает Монс, встречается с ее холодным взором, который тут же тушит улыбку. - Я бы предпочел не бежать впереди паровоза. Есть вероятность, что буду участвовать, но сейчас необходимо разобраться с другими проектами. - Но ведь никакие другие проекты не могут сравниться с этим трамплином на мировую сцену, к которой вы стремитесь уже несколько лет. Он отставляет ее реплику без комментариев, лишь пожимает плечами. - Предположим, вы собиретесь на конкурс, - взглянув в свои записи, продолжает журналистка. - Способен ли повлиять на вас предыдущий провал на отборе. Не сказались ли негативные отзывы критики на вашей уверенности в себе? - За свою недолгую жизнь я скопил достаточный опыт падений и могу сказать, что без них не бывает взлетов. - Но как можно сохранить силы и вдохновение, когда тебя называют второсортным попзавывалой? - она продолжает буравить его своими глазищами. Монс в ответ пронзает ее своими карими, на лице не трогается ни один мускул, губы не вытягиваются в укоризненную линию, лишь цвет глаз темнеет на тон. Он мысленно представляет, как на ее голову рушится потолок, от чего на душе наступает некоторое облегчение. - Представьте, что неудачи - это кубики, - чуть подаваясь вперед тихо произносит он. - Так вот их надо копить и копить, чтобы потом, словно конструктор, сложить и по ним же взобраться на Олимп, к своей мечте. - Интересное сравнение. Я бы даже сказала поэтичное, - она быстро делает несколько пометок в блокноте. - Чем же занимается в свободное время такой красивый мужчина? - ее лицо, несмотря на произнесенный комплимент, не выдает ни малейшего признака кокетства. - Читает книги или же прожигает жизнь, деньги и красоту в клубах? - Вот здесь вы почти угадали - литературу я действительно люблю, но за книжкой меня можно увидеть разве что в самолете или поезде. А так легче всего меня найти в студии. - Чувствуется вы всем сердцем преданы музыке, - Монс отмечает, что за все время интервью ее голос ни насколько не изменился, ни на полутон, будто перед ним робот сидит. - Остается ли время на личную жизнь? Увлечены ли вы кем-нибудь в данный момент? - Чтобы творить надо быть влюбленным, - он снова избегает прямого ответа. "Если ты сразу же выпалишь всем всё о себе - тебя забудут. Кому интересно читать о певце, живущем с собакой, исправно платящем по счетам за газ и любящим маму с папой. Тайна, загадка - вот, что приманивает народ. Немного тумана в твоем прошлом или настоящем никогда не помешает". - Значит вы влюблены? - Да. Влюблен. - И кто же эта счастливица? Модель, актриса? Он чуть медлит с ответом, смотря, как мерцает пламя изумрудных глаз. Красивых глаз. Но даже это не способно окупить ее ужасный характер. "И почему ты такая невыносимая? - мысленно обращается он к девушке. - Недовольна, что попала в захолустную желтую газетенку вместо "Дагенс Нюхерет"*? Считаешь, что это твое временное убежище, что ты наберешься опыта и упорхнешь в какое-нибудь либеральное издание?" - Это жизнь. Я влюблен в жизнь. Девушка морщит нос и откидывается назад, она явно не поклонница игры слов. - То есть сейчас ваше сердце свободно? - Да, можно сказать и так.

***

Узкая улочка, на которой находится кафе, полна праздного народа. Разгулявшийся день нагревает воздух настоящим летним теплом. Даже и не скажешь, что сейчас он находится почти в центре столицы маленького северного государства. Монс блаженно зажмуривается, подставляя лицо лучам солнца. Он чувствует, как небесное тепло приятными волнами растекается по всему телу. Можно даже представить, что ты только-только приехал на курорт и зажмурившись стоишь на балконе своего номера, предвкушая незабываемый отдых. До тебя доносится гомон отдыхающих, шум машин, редко проезжающих мимо отеля. Он старается отпустить все надоедливые, изводящие своей навязчивостью мысли. И у него это даже получается. Ровно до того момента, пока пустой желудок не решает напомнить о себе неприятным бурчанием. Монс открывает глаза - идеалистическая картинка разбивается вдребезги о реальность. И в самом деле, у него с утра не было крошки во рту. Кофе не в счет. Опять не позавтракал. Пора вообще-то с этим завязывать, а то так и желудок недолго посадить. Как-нибудь он обязательно наладить свой режим питания. После отборочного тура, например. Когда вся нервотрепка будет позади. Зелмерлёв привычным движением вскидывает левую руку, чтобы взглянуть на часы. Через полтора часа ему надо быть в студии на другом конце города. Там и поест нормально, а пока... Монс окидывает взглядом раскинувшийся по ту сторону дороги сквер, манящий своими тенистыми аллеями, умиротворяющей тишиной под раскидистыми кронами деревьев. Взгляд натыкается на повозку с хот-догами. А пока и этого хватит. Оглянувшись по сторонам, он неторопливо переходит дорогу. - Один хот-дог будьте добры. Если можно без горчицы. Монс принимает из рук пышной миловидной продавщицы свой заказ, разворачивается и оглядывается в поисках свободного местечка. При приближении сквер оказывается вовсе не таким тихим и уединенным. Большой перерыв выгнал студентов из расположенного поблизости колледжа на улицу, и они уже успели занять все скамейки да и вообще все доступные для сидения поверхности. После непродолжительных поисков, Зелмерлёв останавливается у низкого длинного вазона с еще не распустившимися розами, снимает свою кожаную куртку и бросив ее на довольно широкий гранитный бортик, присаживается. За поглощением своего незамысловатого ланча Монс снова возвращается к уже ставшим привычными мыслям. Евровидение... "Трамплин на мировую сцену"... Конечно такой шанс упускать нельзя. На отбор надо записываться. Просто необходимо. Но что его сдерживает? Другие проекты... Какие к черту проекты, когда он просто напросто не может договориться с продюсером, какую песню будет исполнять. Если быть точнее, он не может согласиться с выбором босса. Хватит с него слащавых песенок! Довольно петь о малышках, к которым он, несмотря на бури, грозы, войны, глобальное потепление, инфляцию (нужное подчеркнуть) обязательно приедет и спасет от всего на свете. Ему хочется серьезнее, взрослее, по-настоящему. Чтобы если даже петь про любовь, то так, чтобы мурашки пробирали до костей. Монс хмурится, вспоминая последнюю стычку с продюсером. Все закончится тем, что с ним просто расторгнут контакт. И ни Евровидения тебе, ни мелких концертов по Швеции. Начинай все снова с начала, как в 21. А может согласиться с этой песней. Как там поется?.. "Ты освещаешь путь во тьме, как путеводная звезда, я буду лишь твоим, навеки, навсегда". Банальщина! Аж скулы сводит от слащавости. Из размышлений Монса выбрасывает громкий взрыв мальчишеского смеха. Нехорошего, злого смеха, каким обычно затравливают жертву. Монс поднимает голову. Неподалеку, рядом с небольшим фонтаном, где в середине пруда в грациозном движении застыла какая-то латунная богиня, стоит группка студентов. На первый взгляд ничего особенного. Но ровно до того момента, пока ты не разглядишь за тремя мальчишечьими и двумя девичьими спинами девушку. Среднего роста, среднего телосложения, с темно-каштановыми волосами, затянутыми в тугой хвост, одетую в серый, ничем не примечательный свитер и самые обыкновенные синие джинсы. Она стоит лицом к этой группе, загнанная к самому бортику фонтана, и испугано переводит взгляд с одного лица на другое. Вглядевшись повнимательнее, Монс заметил, что впереди этой компании, почти вплотную к девушке, стоит еще один парень. Комически вытянув губы трубочкой, он делает вид, что хочет ее поцеловать. Она же в жесте отчаянья закрывает лицо папкой для бумаг. - Давай, соглашайся! А то другого шанса не будет, - громко выкрикивает один парень из окружения. - Ларс дурному не научит. Одна из девчонок мерзко хихикает. Внутри у Монса все спазматически сжимается. Боже, до чего же это знакомо. Словно чертик из табакерки, в голове выскакивают картины, которые он уже давно закопал, убрал в самые дальние закоулки своей памяти. Как только они могут так быстро оживать, становясь такими яркими и реальными?! Взрывной трелью звучит звонок с урока физкультуры, и лавина мальчишек и девчонок бежит к раздевалкам. Несколько пареньков из параллельного класса оттесняют Монса в сторону, и он оказывается последним, кто входит в мальчишечью раздевалку. Он плюхается на свое место, стягивает спортивные штаны, тянется за своими брюками, но не находит их. Тогда он встает и заглядывает под скамейку, может завалились? Но там пусто. - Эй, не это случайно ищешь? - раздается за его спиной ехидный голос одноклассника Кристофера Эрикссона, самого высокого, самого тяжелого и самого наглого парня в 5 "А". В руках у него болтаются брюки Монса. Монс быстро оглядывается обратно на свое место и с ужасом обнаруживает, что спортивные штаны тоже пропали. - Ну что мамочку будешь звать? - расплывается в мерзкой улыбке этот рыжий бугай. Против него Монс Зелмерлёв - самый маленький и самый худенький в классе, кажется еще слабее. - А мамочка не услышит, - он продолжает победно размахивать брюками, внутри у Монса все сжимается от приближающейся катастрофы. - Отдай, пожалуйста, - тихо шепчет он и пытается дотянуться до своей одежды. - А ты забери, - Кристофер поднимает брюки еще выше. Монс подпрыгивает, но Эрикссон отдергивает руку в сторону. Зелмерлёв неуклюже, словно мешок с картошкой, приземляется на пол, чем вызывает приступ смеха у всех присутствующих. Среди смеющихся он замечает даже Эспена, своего друга. Монс еще раз подпрыгивает, но трюк повторяется второй раз. Глазами полными слез, он смотрит на своего обидчика. Нет, он не расплачется! Но ничего не может ускользнуть от Кристофера. - Ладно, забирай. Только не реви, девчонка, - он протягивает одежду Зелмерлёву, лицо его выражает полное спокойствие, будто он и впрямь решил сжалиться над одноклассником. Монс недоверчиво протягивает руку, но когда до брюк остается буквально пара сантиметров, Эрикссон комкает их в снаряд и перебрасывает над головой Монса своему дружку. Тот ловко хватает их в полете. - Девчонкам брюки не нужны, они юбки носят, - бросает Кристофер прежде, чем удалиться со своей компанией прочь, а так же с обоими брюками Зелмерлёва. Сдавленный вскрик вырывает Монса из воспоминаний. Парень, стоящий ближе всех к девушке, вырывает из ее рук папку и резким движением подбрасывает ее в воздух. Словно стайка белых птиц, из нее вылетают листы бумаги, кружа в воздухе, они приземляются на воду, тротуар, клумбы. Бросив несколько фраз компания оставляет свою жертву. Девушка судорожно бросается собирать листочки, которые предательский ветер, явный сообщник банды, разгоняет по всему скверу. Монс подскакивает с своего места и буквально подбегает к девушке. - Давай помогу. Девушка испугано встрепенулась. - Не надо. Я сама,- тихо произносит она. Не обращая внимания на ее слова, Монс присаживается на корточки рядом, принимаясь собирать листочки, изредка поглядывая на нее. Она же не обращает на него никакого внимания, что позволяет ему лучше разглядеть девушку. Удивительно, но она не плачет и даже не собирается, лишь дрожащие руки выдают ее волнение. Ее лицо имеет тонкие черты, и лишь слегка курносый нос нарушает эту правильность. В отличии от сокурсниц, ее кожа абсолютно бледная. Очевидно, все солнечные весенние деньки она провела в окружении книг дома или в библиотеке. В ее облике было еще кое-что, что отличало ее от своих "подруг". Полное отсутствие макияжа. Он отрывается от разглядывания девушки и поднимается на ноги. Его взгляд падает в сторону фонтана. Несколько листов размерено покачиваются на легкой рябе воды, медленно уходя на глубину. Чернила уже растеклись по ним некрасивыми кляксами, словно своеобразные кровавые следы от ран, нанесенных врагами. Монс осторожно вылавливает наименее пострадавший листочек. - Ну вот, теперь конспекты испорчены, - он с сожалением смотрит на девушку. - Ничего страшного, - она несмело смотрит ему в глаза. - Это были не конспекты. Зелмерлёв переводит взгляд обратно на мокрую бумажку, безжизненно болтающуюся в его руке. На ней действительно нет текста. По очертаниям черной кляксы можно догадаться, что всего несколько минут назад это был рисунок. - Ох, - у него вырывается вздох полный огорчения. - Так это же еще хуже. Конспект, если что, можно взять у друзей, а снова нарисовать... - Нет, сложнее взять конспект, - по ее губам пробегает грустная усмешка. - А таких каляк-маляк можно сколько угодно нарисовать. Порыв ветра подгоняет затерявшийся листочек прямо к носку ботинка Зелмерлёва. Он нагибается и поднимает его. Это тоже рисунок. На нем какая-то миниатюрная девушка стоит на краю обрыва. Сильные порывы ветра нещадно треплят ее платье, путают волосы, а она, несмотря ни на что стоит и глазами полными надежды смотрит в сторону моря, где на горизонте едва-едва видны очертания корабля. Студентка смущенно прячет взгляд, поджимает губы. - Каляки-маляки? - Монс смотрит на нее удивленно. - Да этого же просто... потрясающе... Ты должно быть учишься на художественном? - Нет, - она помотала головой. - На юридическом. Теперь его взгляд снова становится изучающим. Он принимается просматривать другие листочки у себя руках. Один рисунок был чудеснее другого - эта девчонка рисует просто великолепно! Очевидно, это были заготовки к какому-то комиксу или иллюстрации к книге, потому что почти везде присутствовала эта хрупкая девушка, периодически встречались страшные ведьмы и горгульи с крючковатыми носами, а еще молодой привлекательный парень. - Они ведь как-то связаны между собой? - не в силах сдержать любопытство, спрашивает Зелмерлёв. - Это что, история? Она смущенно кивает. - А это главная героиня? Художница снова кивает, и только сейчас Монс замечает, что ее щеки уже стали пунцовыми от смущения. Внезапно подумав, что возможно, он поступает не совсем красиво, разглядывая чужие рисунки без спроса, Монс аккуратно складывает и отдает их девушке. - Спасибо, - она забирает протягиваемые листочки, не смотря на него. - Это просто превосходно... - снова повторяет он. - Спасибо... Монс, уже собравшийся было уходить, на мгновение замялся. - Прости, если лезу не в свое дело... Я видел, что случилось до этого. Это были твои одногруппники? Она коротко кивнула. - Не позволяй им так к себе относиться. Кто они такие, чтобы... Как тебя, кстати, зовут? - Линн... - Линн, умоляю, не позволяй им брать над тобой верх. Ты в сотни, тысячи раз лучше всех их вместе взятых. - Вы меня совсем не знаете, - чуть осмелев, попыталась возразить она. - Этих рисунков достаточно, чтобы увидеть главное - твою душу. А она прекрасна. Эта героиня твоей рисованной истории... - Монс на секунду замолчал. - Наверное, всё, что я сейчас здесь говорю, звучит странно. Какой-то незнакомец, пытается толкать какую-то речь... Просто, понимаешь, я тоже бывал в таких ситуациях... Надо мной тоже издевались в свое время... Линн изумленно взглянула на него, очевидно не веря, что над таким красавцем кто-то мог шутить, и решив, что всё это он просто выдумал на ходу для ее поддержки. - Я был на этом месте и знаю, как тяжело и беспросветно там... Но в твоих силах вырваться оттуда. Ты героиня своей собственной повести, своей собственной жизни. Помни это, пожалуйста. Монс смущенно улыбнулся, понимая, что слишком разошелся. Должно быть, он был настолько зол, что не успел всыпать этим придуркам, что решил помочь ей своими речами, "вполне поэтическими", как сказала эта заноза-журналистка. - Ладно, я пойду. Береги себя, - и улыбнувшись на прощание мягкой улыбкой, Монс развернулся и, подняв с бортика свою куртку, направился прочь. "Героиня своей повести, - повторил он про себя только что произнесенную фразу. - Героиня своего времени... Нашего жестокого времени". Он в задумчивости вытянул телефон из кармана, набрал знакомый номер. - Джой, привет, ты сегодня в студию собираешься приезжать? Ага, хорошо. У меня тут одна идейка появилась, надо обсудить.