Инвиктус

Рой кружится вокруг нее, трепеща крыльями и бессмысленно жужжа. Они опутывают собой ее руки и ноги, вьются вокруг ее лица. Жало погружается в ее шею, а затем что-то толкает ее в сторону. Ее тело парализовано, двигаться могут только глаза, но крышка ее капсулы все еще открыта. Она смотрит на других колонистов, так же запертых в других капсулах, они пытаются вырваться, избежать неотвратимого. Ей жалко их. Они не понимают, что у них теперь есть цель, что они больше не будут одинокими и не будут бояться. Все они будут учтены. Они заперли ее в кокон. Она всегда боялась быть запертой в этой священной темноте, забальзамированной, мумифицированной, с покрытыми черными чешуйками органами, с истерзанным предстоящим преобразованием телом. Но она умерла однажды, а это не сильно отличается. Протеане, заперевшие ее в кокон, потащили ее импровизированную клетку в стальное тело Жнеца. Она достаточно впечатлила их, чтобы заработать отдельную судьбу, более изысканные пытки. Она будет сидеть в центре паутины, похожая на каплю черной крови. Голос. Королева. На ребрах Жнеца, на ее троне. Они очень аккуратно закрыли крышку. Они не хотят причинить ей ненужную боль, хотя превосходство всегда болезненно. Каждый бог должен умереть на своем кресте. Жнецы забрали ее сердце. Они никогда не разделятся вновь.

***

— Джилл, я здесь. Ты в безопасности. Джилл, проснись! Шепард резко открыла глаза. Гаррус крепко обнимал ее своими руками, стараясь удержать на месте. Она очень сильно дрожала. — Что случилось? — Ты заставила меня поволноваться, — сказал он. — Тебе что-то снилось. Надеюсь, не Кроганские Восстания. — Сон, — повторила она. Она хотела сама убедиться в этом. Какая-то часть ее сознания все еще сомневалась, что она находится в этой уютной комнате с тем, кого она любила и кому доверяла, в безопасности под одеялом. Возможно, она создала это убежище в своем сознании, а на самом деле ее тело все еще было в той клетке. В сердце Жнеца. Они думали, что это честь. Она думала, что это как носить корону в аду. Это то, что они внушали Сарену? Лучше не думать об этом. — Наверное, это и вправду плохо. К счастью, турианцы не спят так долго, как вы. Мне волнений и наяву хватает. — Я тебя разбудила? — Отчасти, да. Не важно. Я всегда думал, что сон — пустая трата времени. — Надеюсь, я не кричала? — Нет, ничего такого не было, — сказал он. — Но ты очень забавно бормотала. Сначала это было мило, но потом ты начала метаться и бить меня... — Мне очень жаль. Я не хотела. — Да, я знаю, Джилл. Когда ты хочешь кого-то ударить, ты делаешь это гораздо больнее. — Ты будешь смеяться, но я думаю, я была внутри Жнеца. — Внутри Жнеца? Что ты там делала? — Была частью. Переместилась туда. Это ужасно. Я думала не так, как обычно. Я была почти... спокойной. Одной из них. — Похоже на мечту сумасшедшего. Она вздохнула, потирая лоб. — Это то устройство. То, о котором я тебе говорила. Это один из побочных эффектов. — Ты уверена, что мы должны держать эту вещь на корабле? Похоже, это рискованно. — Мы должны доставить эту штуку на суд. Офицеры Бюро жили рядом с ней очень долго, и они были лишь умеренно безумными. — Да, но некоторые члены нашей команды уже умеренно безумные. Некоторые, мм... неумеренно безумны. Скажем так, кое-кому на этом корабле давно нужна помощь психиатров. Она поцеловала его в лицо. — Ну, мне нравится твой уровень сумасшествия. Он рассмеялся. — Наверное, потому что он соответствует твоему собственному. — Точно. Она заметила азартный блеск в его глазах, который хорошо знала с поля боя. Конечно, после ретранслятора Омега-4 его неуемная энергия находила выход в других местах. Его тело прижалось к ее, ноги запутались в простыне. Она уперлась руками в его плечи, но он сумел перевернуть ее на спину и прижать к матрасу. — Я выиграл. — Нет, теперь счет 1 — 1, Вакариан. Соревнование продолжается. Она обхватила ногами его талию и перевернула на спину, снова оказавшись сверху. Они сразу же скатились с кровати на пол. Он хрипло рассмеялся, когда удар выбил воздух из его легких. — Видишь... это намного... лучше... чем спать. Она оседлала его бедра, наслаждаясь тем, как его тело корчилось под ней. — Так, я выиграла? — Я позволю тебе победить, но только в этом раунде.

***

Следующим утром Шепард понадобилось большая доза болеутоляющих, чем обычно. Она прогуливалась по кораблю, слегка пошатываясь на слегка кривых ногах, но с совершенно бесстыдной усмешкой на лице. Кошмары в сторону, у этого устройства ментального влияний Жнецов есть свои плюсы. Учитывая опасность своего положения, она думала, что живет неплохо. Но, конечно, она настолько привыкла к влиянию инопланетян на свой разум, что кошмары, от которых просыпаешься в холодном поту, ее не слишком беспокоили. После первого сна, вызванного маяком Протеан, ее ответ был другим. Видения были настолько неопределенными, иссушенными далеким взрывом беспощадного белого света, но страдание и боль были настолько ощутимыми, что это заставляло ее задуматься. Были времена, когда она сомневалась относительно своего здравомыслия, и в некоторых случаях, она знала, что была права, когда волновалась. Никто не мог просто отвернуться от смертей миллиардов, услышав их отчаянные крики, и уйти совершенно невредимым, без звона в ушах. Возможно, она была полубезумной, как иные болтливые провидцы и возмущенные пророки гибели, хоть они и были правы. Даже если она и сумасшедшая, Джилл надеялась, что хотя бы станет хитрой, как лиса, чтобы сплотить галактику, чтобы остановить Жнецов. Она уже заметила реакцию некоторых членов экипажа на пагубное воздействие устройства. Тали была сильно утомлена и уже прислала ей три панических письма о том, как Кен и Габби использовали FBA-сцепления. Касуми начала повсюду таскать с собой свой ВИ-дневник, объясняя это тем, что она планировала записать все свои воспоминания и жить вечно с помощью аватара экстра-сети. Мордин заявил, что его продолжительность жизни слишком коротка, чтобы отвлекаться от работы, и практически забаррикадировался в лаборатории. Если бы СУЗИ не упомянула о возможных побочных эффектах, Шепард, возможно, просто списала бы такое поведение на его причуды, плохое настроение или изменение в привычках, что, возможно, было признаком усталости или психологического износа и старения. Она проводила общий осмотр командной палубы, когда услышала, как с шипением открылась дверь. — Вот Черт! Проклятие! Черт. Она заглянула за угол и увидела Кайдена перед дверью Смотровой с несколькими помятыми листками бумаги в руках. Его только что выпустили из лазарета после отравления хлором, но Чаквас по-прежнему заставляла его таскать с собой кислородную маску. Тем не менее, сейчас его быстрое дыхание, казалось, было результатом гнева, нежели травм. — Что случилось? — Это та сумасшедшая женщина! — разъярился Кайден. — Джек. И ее глупое животное. Шепард приготовилась к плохим новостям. Если бы офис Миранды начал пахнуть мочой варрена, то она знала бы, что проблема в новом домашнем животном, но Джек была относительно спокойной настолько, насколько это возможно. Во всяком случае, пока. — Что они сделали? — Она позволила варрену бродить по всему кораблю! Смотри! — он протянул горстку бумаг, и от того, как они были изодраны, было очевидно, что они порваны и обслюнявлены тем мутантом с рыбьими глазами. — Смотри, что сделала, эта зверюга! Это была книга. Очень... ценная. Шепард вошла в смотровую и осмотрела повреждения. Стул был свален на бок, а на полу были следы, по размеру похожие на царапины когтей варрена. Большая часть имущества Кайдена была еще цела, но существо пометило ящик с книгами и сувенирами, вероятно, захотев пожевать мягкую бумагу и ткань, а также постепенно уничтожить металлическую мебель. — Как думаешь, она сделала это нарочно? — Я... я не знаю. Я никогда не делал ничего, что могло бы разозлить ее. Я почти и не смотрел на нее, хотя со всеми этими татуировками это довольно сложно. Тот факт, что Джек не слишком любила носить рубашки, вероятно, делу не помогал. — Я сделаю Джек выговор, и мы возместим нанесенный тебе ущерб. Я думаю, что это небрежность, а не злой умысел, — сказала Шепард. — Она, наверное, просто не заперла варрена на ночь. Если бы Джек злилась на тебя, ты бы это знал. И вообще, если бы она собиралась навредить кому-либо, это была бы Миранда. — Не нужно ничего возмещать. Это... Это не моя книга, Шепард. Она принадлежала Эш. Шепард открыла рот и глубоко вздохнула, пытаясь сохранить спокойствие. Она не должна была позволять взять варрена на корабль. Она думала, что это будет хорошо для Джек, полагала, что наличие домашнего животного успокоит ее, но она не предполагала ничего подобного. Откуда у Кайдена книга Эш, черт возьми? Она должна была вернуться к ее сестрам, в тишину и безопасность. Она опустилась на колени и подняла одну из страниц с пола, все еще не полностью оторванную от книжного переплета: «Детские Стихи». Она посмотрела на другую — «Бальзам для Души: Вдохновенная Поэзия в Романтичной и Викторианской Литературе». Это определенно были книги Эшли, которые она унаследовала от своего папы. Шепард видела их мельком, когда Эш убирала их и продолжала чистить свои винтовки. Сержант большинство из них знала наизусть, но она говорила, что ей нравилось перечитывать их, только чтобы почувствовать старую бумагу и почувствовать ее запах. — Где ты их взял? — Была поминальная служба в честь годовщины смерти Эшли. Это было... когда тебя не было. Ее сестра отдала мне их. Она сказала мне вернуть их к звездам. Закончить то, за что боролась Эш. Я не думаю, что ей сказали... о том выборе на Вермайре. Все могло быть по-другому. — Это был ужасный выбор, Кайден. Независимо от того, что произошло, умер бы хороший солдат. — Я знаю. И я выжил, — сказал Кайден. — Я, как предполагалось, должен был бережно хранить эти книги. Шепард подобрала несколько других страниц. — Ее можно исправить. Я поговорю с Лиарой. Я уверена, она сможет порекомендовать того, кто отреставрирует книгу. Я займусь этим, как только мы вернемся на Цитадель. Кайден вздохнул. — Ты думаешь, это так просто? Просто все исправить, да? Как только что-то ломается, это что-то прежним уже никогда не станет. Может быть, ты сможешь обмотать ее скотчем или склеить ее страницы вместе, но она не будет такой, какой она была. — Мне кажется, речь идет и уже не о книге, — сказала она. — Речь идет о том, как все было хорошо и честно на старой «Нормандии», а потом это все превратилось в нечто ужасное, а нас разметало в разные стороны. Вот что на самом деле съедает меня изнутри. Шепард не ответила ему. Она боялась того, что могла бы сказать. Джилл не знала, как объяснить момент, когда «Нормандия» взорвалась, выбросив ее в пустоту. Она бы могла рассказать ему, как хваталась за горло, пока кислород покидал ее костюм через пробоину на спине, или как она в панике дрыгала ногами, но весь свой ужас она передать не сможет. Она могла сказать ему, как, наконец, прекратила бороться и отвернулась от обломков, как ее тело дрейфовало через пропасть к холодному свету планетарного горизонта. Свет и ледяная поверхность планеты были последними вещами, которые она видела прежде, чем потеряла сознание. И затем ничего. Вообще ничего. Как объяснить это? Он думал, что мог говорить ей о потере, но он не знал, что это такое. — Это как удар в лицо. Этот корабль, эти люди — даже старая команда изменилась, и не к лучшему. И ты тоже, — сказал он. — Эш не понравилось бы это. Она никогда не присоединилась бы к «Церберу». Она никогда не бездействовала бы, в то время как ты сидишь и ждешь помощи. Наверное, это правда, скорее всего Эш так никогда бы не сделала, но она все еще не могла поверить, что он сказал это. Она никогда не думала, что Кайден может быть настолько резким, настолько язвительным. — По какому праву ты решаешь, что могла подумать Эш? Когда это ты получил право говорить за нее? — С тех пор как ты стала превращаться в турианку, — ответил Кайден. — Как думаешь, Эшли поняла бы это? Шепард сложила руки на груди, чтобы сдержать себя. Она никогда не была так зла на него, даже когда он устроил ей разнос на Вермайре прямо перед Гаррусом и Тали, даже когда он бросил ее. — Ты уверен, что это сказала бы Эшли, а не ты? — Посмотри, с кем ты работаешь, Джил. Террористы и преступники, сумасшедшие ученые. Это твои новые друзья. Ты проводишь с ними столько времени, что начинаешь думать, как они, — сказал он. — Я бы не принес ее вещи на этот корабль. Принести их сюда — все равно, что испортить. — Ты знаешь, что действительно испортит ее вещи? То, как ты пытаешься использовать память Эшли, чтобы управлять мной, заставить меня чувствовать себя грязной только потому, что я не могу щелкнуть пальцами и сделать галактику таким местом, которое Штабс-капитан Кайден Аленко посчитал бы достаточно чистым и благородным, чтобы жить в нем. — Так долго я винил себя за смерть Эш, потом тебя... Я ложился ночью в постель, прокручивая в голове списки вещей, которые я сделал бы по-другому, чтобы поддержать тебя. Иногда я хочу... Она посмотрела на него. — Хочешь, чтобы я вернулась? Чтобы ты всегда мог контролировать меня, любить мою память, даже ни черта обо мне не зная? — Нет, — тихо сказал он. — Иногда я хочу умереть, тогда мне не пришлось бы испытывать чувство вины. Может быть, тогда ты бы осталась героем для всего человечества. Ты была моим героем до конца, до всего... этого. На ее глаза навернулись слезы. Она сморгнула их, сердясь на него и злясь на себя за то, что позволила ему добраться до нее. Он считал себя высокоморальным человеком. Даже тогда, когда они встречались, он был пассивно-агрессивным. — И кто же я теперь, Кайден? — Некто, допустивший много компромиссов, кто не знает, кто или что она теперь. — Может быть, это ты никогда не знал меня. — Может быть, — сказал он. — Просто скажи мне: ты приняла его обратно? Она покачала головой. — Ты действительно пытаешься поссориться со мной, не так ли? Я думала, что мы собирались попробовать работать вместе. — Вакариан бросил тебя. Он ушел с «Нормандии». Он сделал точно то же самое, что сделал я на Горизонте. Он ушел. Ты оттолкнула меня, фактически предала меня, но ты прощаешь его, как будто ничего не произошло. Объясни мне. — Это другое. — Почему? — Ситуация другая. Люди разные. Он нахмурился, сжав челюсти вызывающим образом, что не раз разрешало споры в его пользу. — Причина в том, что ты никогда не любила меня. — Я забочусь о тебе. До сих пор. — Это не одно и тоже — Может быть, нет, — признала она. — А ты не рад, что знаешь разницу? — Я чувствую разницу. И мне больно от этого, — сказал он. — Ты знаешь, как меня назначили на эту миссию, Джилл? Я вернулся к командованию Альянса и сказал им, что ты нуждаешься во мне. Я израсходовал много сил и времени, чтобы получить это назначение. Я думал, что смогу вернуть тебя. Думал, что смогу спасти женщину, которую я знал. — Не думал только о том, что я не нуждаюсь в спасении. Даже от себя самой. Он отвернулся от нее и вздохнул, посмотрев в широкое окно смотровой. Обычно оттуда открывался потрясающий вид на звезды, но сейчас они были в доках района Кворума, и все, что было видно, это несколько старых и ржавых грузовых судов. — Я не знаю, как с тобой разговаривать, — пробормотал он. Шепард пересмотрела страницы в руках. «Улисс», «Иней Древнего Мира», «Ода греческой вазе», «День рождения», стихи, которые она читала в подростковом возрасте в школе, совсем не понимая сложных слов, жестких архаичных фраз и других оборотов речи. А потом она увидела страницы с названием «Инвиктус». Это было странное совпадение, вроде тех, которые она всегда считала счастливым. Она прочитала несколько строк из одного из центральных стихов, тихо ругаясь про себя.

«Тропа лежит средь зла и слёз, Вдали, как тень, лишь страх и грусть» Но будущих штормов и гроз Я, как и прежде, не боюсь."

Кайден оглянулся на нее:

«Неважно, что врата узки, Иль бедами полог расшит, Я — властелин своей судьбы, Я — капитан своей души»

— Впечатляет... — она резко замолчала, поймав себя на мысли, что общение с Гаррусом определенно влияет на ее выбор слов. — Очень хорошо. Я не знала, что ты полюбил поэзию. — А мне она и не нравится. Мне понравилась Эшли. Запоминание стихов дало мне возможность запомнить ее. — Как думаешь, Эш действительно ненавидела бы меня за то, что я делаю? — Нет. Я не думаю, что она ненавидела бы тебя, — признал он. — Я думаю, что она могла бы не одобрить. Я не должен был использовать это против тебя. Это было неправильно. — Ты ненавидишь меня? — Нет. Хотя было бы проще, если бы ненавидел. Я ненавижу сложившуюся ситуацию. То, чем мы все стали. Чем я становлюсь, когда вижу тебя с ним. — Разве все мы не можем стать кем-то еще? Я хотела бы быть твоим другом. Когда-нибудь. — Нет, я не думаю, что что-то изменится, Джилл. В один прекрасный день я смогу простить тебя. Я отпущу тебя, я найду кого-то еще, я оставлю тебя в прошлом. Может быть, мы даже сможем спокойно разговаривать. Но я не думаю, что я когда-нибудь буду доверять тебе так, как раньше. Было больно слышать, как просто и легко он это сказал, но это было правдой. Все, что они могли сделать, это связать воедино то, что было сломано, и ждать, когда все пройдет. Когда срастутся сломанные кости, может быть, что-то и изменится. Может быть, они всегда будут чувствовать приступы боли и дискомфорта, находясь в одной комнате. — Хорошо. Мне все понятно. По крайней мере, я теперь знаю, что происходит. — Я бы хотел побыть в одиночестве, коммандер, — сказал он. — Если вы не возражаете. — Хорошо. Конечно. Я могу уйти. Его глаза встретились с ее. — Если тебе нравится стихотворение, возьми его. У тебя должно быть хоть что-то от Эш. Чтобы помочь тебе вспомнить, кто мы и за что боремся. Она взяла в руки бумагу, оставив остальную часть страницы на полу. Она поняла, что ей понравилось стихотворение. Она вышла из Смотровой и завернула за угол. Оно было одним из немногих, которое она прекрасно понимала. Она знала «Ужас из тени», знала лучше, чем большинство. «Угроза тьмы», казалось, знакома ей уже два года, она пришла без ее ведома, меняя все безвозвратно, меняя лица старых друзей, любовников, — она уже с трудом узнавала их. Все изменилось и, хотя все стало просто ужасно, она чувствовала странный заряд оптимизма. Было ужасно умирать, но также было ужасно выбросить старую «Нормандию», как кандалы и идти дальше, к новым горизонтам.

***

Шепард ждала Примарха в ее кабинете, любуясь видом из окна и рассматривая голограммы на ее столе. Одна показывала турианца, сидевшего рядом с темно-синей Азари, на другой была молодая азари, одетая словно для театральной постановки. Ей было интересно, убирала ли их Примарх, когда давала интервью или когда встречалась с другими турианцами. Примарх вошла в офис, кивнув головой с гладким, серебристым гребнем в знак приветствия. — Здравствуйте, коммандер Шепард. Люди обычно пожимают друг другу руки, не так ли? Вы, без сомнения, знакомы с моей должностью, а я знакома с вашей репутацией, но мы не были должным образом представлены. Лавинея Оссиан. Она протянула руку, и Шепард благодарно ее приняла. Гаррус подарил ей учебник по традиционным приветствиям турианцев, но большая их часть зависела от статуса и уровня гражданства, и она решила использовать жест, которым пользовались все расы. — Джиллиан Шепард. Они сели, и Примарх положила свои тонкие руки на стол, сплетя между собой свои длинные накрашенные когти. — Вам есть, что сообщить мне после вашего визита на Аукторитас? — Да. Моя команда обнаружила технологию Жнецов. Кроме того, мы нашли некоторые файлы данных Сарена, его переписку, чертежи, кое-какие дневники, которые рассказывают о его отношениях с Властелином и о его мотивации объединения с Гетами. — И я думаю, что вы можете объяснить, почему особняк Артериуса сгорел дотла меньше чем 36 часов назад... Шепард была рада, что подготовилась встретить этот вопрос с невозмутимым видом. Так или иначе, она знала, что если сказать турианке, что ее попытка взлома потерпела неудачу, и имение было сожжено дотла выращенным в пробирке кроганом в приступе гнева, она не перестанет ей доверять. — Новости распространяются быстро. Моя команда и я работали над заданием, когда поднялся мятеж среди офицеров Капитана Джуниуса Северина, — сказала она. — Его лейтенант приняла на себя командование с кучкой лояльных ей солдат, убила его и всех верных ему офицеров. Я не понимаю закулисную политику, но я понимаю приставленное к виску оружие. Мы убили ее за предательство. Огонь — всего лишь неудачный побочный эффект. Лавинея выглядела удивительно равнодушной и даже усмехнулась, когда Шепард произнесла «неудачный побочный эффект». Было очевидно, что леди часто слышала нечто подобное, возможно даже сожгла несколько особняков дотла самостоятельно. — Имение меня не касается. Оно находится под покровительством Палавена. Это будет считаться его промахом. Я просто хочу быть уверена, что у вас есть своё объяснение в случае, если кто-то будет задать вопросы. — Я думаю, что могу справиться. — Я и не сомневаюсь. Я не стала бы надеяться на вас, если бы сомневалась в ваших способностях добиваться цели, коммандер. У вас весьма интригующая репутация. Шепард рассмеялась. — Все же, не очень хорошая. — Я не доверяю людям, не имеющим ни одной скандальной истории. Это означает, что они слишком хорошо хранят свои секреты. — Ну, я ценю оказанное мне доверие. Это было очень... неожиданно. — Да, думаю, что так и было, — ответила Лавинея. — Наши виды все еще с подозрением относятся друг к другу. Сказывается старая вражда. Как хорошо вы разбираетесь в нашей политике? — Не так хорошо, как хотелось бы. Примарх снисходительно рассмеялась. Шепард не возражала. В конце концов, она привыкла иметь дело с Удиной, чьей наибольшей радостью в жизни, казалось, было покровительство, как будто она недостаточно умна, чтобы понять, с какой стороны браться за пистолет. — Я не буду утомлять вас долгой историей Войн за Объединение, но позвольте мне сказать вам следующее: политика турианцев всегда зависела от империи, а империя всегда зависела от колоний, — сказала Лавинея — Мы платим налоги и недостаточно финансируемся. У Палавена и нашего флота у Цитадели все самое лучшее, в то время как нам достались орды батарианских налетчиков. Однако в последнее время состав Совета Первенства изменился. Мы приобрели еще два голоса, и это ставит нас в гораздо лучшее положение, чем можно себе представить. Шепард не была уверена, что ей понравилось услышанное. Гаррус рассказал достаточно об истории Войн за Объединение, так что она знала, что конфликт между Палавеном и колониями — это очень и очень плохая идея. — Что вы планируете? Жвалы Лавинеи слегка дрогнули, а потом она снова стала невозмутимой. — Не переворот, если вы на это намекаете. Но пришло время занять определенную позицию по защите колоний. Ваши Жнецы могут представить нам прекрасную возможность. — Мои Жнецы? — Шепард не смогла скрыть своего недоверия — Они не мои. Я не изобрела их. Они реальны, и они — угроза для всех. Примарх привычно щелкнула покрытыми красным лаком когтями. — Если они реальны, то защита колоний еще более важна. Если их не будет, ну, мы будем очень хорошо защищены от батарианцев. Шепард горько улыбнулась ей. — Вы все продумали, не так ли? — Конечно, я все продумала! И когда известная коммандер Шепард прибыла на заседание Совета Первенства, и я увидела выражение лица Валерна, я поняла, что нашла естественного союзника. — Вы и Валерн не лучшие друзья. — Он прекрасен, если вам нравятся турианские политики старой закалки: мужчина, с Палавена, богат как волус, из древней семьи, все еще таит личную обиду за инцидент у ретранслятора 314, — сказала Лавинея. — Я ему не нравлюсь потому, что он знает, что я намереваюсь заменить его, когда он покинет Совет. А может быть потому, что я умнее его и не скрываю этого. — Я думаю, что такие проблемы есть у многих людей. Турианка кивала. — Как я и сказала, мы — естественные союзники, коммандер. Я думаю, кроме наших разногласий с Валерном, у нас довольно много общих черт. Я думаю, наше сотрудничество приведет к большой взаимной выгоде. Женщина была слишком мягкой, и ее ответы были слишком общими, чтобы вызвать симпатию у Шепард. Тем не менее, она могла бы использовать друзей в высших эшелонах власти, даже если она никогда бы не доверила им свою спину. — О какой выгоде речь? — Вы успешно представите свои доказательства Первенству Совета и, возможно, мы найдем способ предоставить вам военную поддержку и понизить Валерна на ступень или две, — ответила Лавинея. — Члены Совета назначаются, а не избираются и, несмотря ни на что, мы не сможем снять его с должности, но сможем немного пошатнуть его позиции. Кроме того я стану его противником, жизнеспособной альтернативой. Если Жнецы никогда не придут, я обеспечу защиту колоний для моих избирателей, а в двери Валерну будут ломиться недовольные им генералы. Если ваши рассказы о Жнецах окупятся, Валерн будет выглядеть дураком, поставившим их всех в идиотское положение, и многие влиятельные люди здесь будут требовать его отставки. Я буду готова вмешаться и хочу, чтобы Спектр одобрил мое назначение. Шепард знала, что ей не стоит удивляться. Политики рассматривали галактические события как хитрую игру, результатом которой станет победа или поражение. Ей хотелось бы взять их всех на экскурсию по базе коллекционеров до того, как она взорвала ее, только чтобы показать им, что было под угрозой. Может быть, они бы смотрели на зверства, совершенные против человеческих колонистов, как на еще одну возможность самоутвердиться. — При всем уважении, приход Жнецов не предполагает «окупиться» ни для кого. Это будет ужасно. Люди умрут. И если мы не будем готовы бороться с ними все, что нам останется, это умереть. Жнецы не собираются поддерживать кого-либо из политиков. Лавинея моргнула своими темными глазами, как бы пытаясь представить сценарий, который никак не повлияет на получение ею кресла Советника. — Я не пытаюсь приуменьшить то, что могут или могли бы сделать Жнецы. Но все это политика. Одежда, которую вы носите. Еда, которую вы едите. Метки на вашем лице... или их отсутствие. Жнецы могут быть реальными, они могут быть ужасными, и они могут стоить множества жизней. Но это будет политика, нравится вам это или нет. — Я могу принять это, — сказала Шепард — Но я никогда не пойму, как политика может быть важнее жизней людей. — Я понимаю. Вам незачем волноваться, коммандер. В конце концов, нельзя быть хорошим лидером без поддержки людей, а я собираюсь стать великим лидером. Даже Совет — только четверо испуганных маленьких людей без ресурсов Флота Цитадели и галактического сообщества позади них. — Пока что я с вами согласна, и я думаю, что мы сможем работать вместе. — Я рада, — сказала Лавинея. — Теперь, есть ли что-либо еще, с чем я могу помочь вам, или я должна позволить вам вернуться к подготовке к заключительному слушанию Совета Первенства? Ваше время на исходе. Шепард неловко поерзала на своем стуле. Была одна тема, которую она хотела затронуть, но не была совершенно уверена, как начать говорить, не делая ее очень... личной. — Вообще-то, да, есть одна проблема, с которой мне нужна помощь. Один из членов моего экипажа... ну, он турианец и он потерял гражданство на Слушании Вмешательства. Могу я хоть что-то сделать по официальным каналам, чтобы помочь ему? — Ваш супруг, не правда ли? Сын Бастиона Вакариана, ветерана СБЦ в отставке? Супруг? Она была абсолютно уверена, что она и Гаррус еще не были в этом статусе, но она решила не обратить на это внимание. По крайней мере, это было вовсе не унизительно, в отличие от того, как обычно описывали их отношения Турианский Суд и Вестерлаундские Вести. — Да, верно. Я не знала, что вы следили за этим делом. — Я хочу знать моих новых друзей, коммандер, — ответила Лавинея. — К сожалению, я мало что могу сделать для младшего Вакариана. Учитывая характер обвинений, выдвинутых против него и очевидное отсутствие у него угрызений совести, ему, вероятно, лучше работать за пределами Иерархии. — Так ничего нельзя сделать? — Нет, если он не выполнит постановление суда, — сказала турианка — Что касается Бастиона Вакариана и его отказа от гражданства, то это необычная ситуация, я не помню таких же случаев в наших судах. Я даже не думаю, что его отказ можно считать законным, если его выдвигает сам обвинитель. Все, что старик должен сделать, это вернуться к судье и сказать ему, что он передумал. Это полностью по его усмотрению. Шепард задалась вопросом, знал ли Бастион об этой лазейке. По крайней мере, надо рассказать об этом Гаррусу. — Спасибо. Вы мне очень помогли. — Я пытаюсь быть полезной своим друзьям, — ответила Лавинея — Итак, я надеюсь, вы будете готовы к последнему заседанию Совета Первенства? Разумеется, я буду готова поддержать вас. — Я буду готова. Там и увидимся. Покидая офис, Шепард уже начала обдумывать предложение Примарха, которое она считала довольно разумным — необычно разумный для турианца-политика, но, возможно, ей просто не везло с бюрократией Иерархии. Она с облегчением узнала, что есть способ обойти решение Слушания Вмешательства и не допустить изгнание обоих Вакарианов. Компромисс все еще был возможен, может быть, даже примирение между отцом и сыном, если она смогла бы убедить Гарруса сделать первый шаг.