Тому Нойвирту никогда не нравились девушки. А если и нравились, то в далёком детстве, когда маленький Том и знать не знал про всякую там симпатию или, чего хуже, любовь. Вернее, подозревал, но не искал смысла. Просто два непонятных взрослых слова, окутанных дымкой таинственной недосягаемости. Ну а что ещё могло быть интереснее для любопытного австрийского мальчишки? И Том с нетерпением ждал, когда же его наконец осенит, ударит в голову и он поймёт — вот оно!
Ждал-ждал, а потом вырос.
Теперь Тому Нойвирту двадцать шесть, а слова всё ещё кажутся пустыми и глянцевыми, как вымытые и обтёртые полотенцем ресторанные тарелки. Правда, сюда добавилось осознание того, насколько дешёвыми и горькими они могут быть. Горче только пшеничное пиво. Сколько раз он запихивал зарождающуюся симпатию куда подальше и просто ловил кайф от жизни, столько же раз он страдал из-за своей наивности и той-чёртовой-привязанности. Жизнь его ничему не научила и всякий раз преподносила сюрпризы.
Томасу очень одиноко. До удушливых слёз и белых костяшек. А ещё ему кажется, что он никогда не любил по-настоящему.
И снова картинка из детства. Что-то светлое, тёплое и мягкое ассоциировалось со словом «любовь». Такое, что крепко-крепко стиснет тебя в объятиях и погладит мягкой лапой по голове. В бессонные ночи маленький Том много размышлял о вечном, о том, о чём дети не должны задумываться. Но он-то считал себя взрослым и потому думал. Много думал. И ассоциировал любовь со сладкой ватой, которую тогда любил больше других лакомств. Вата была воздушной, сладкой и щекотала нос. Том считал, что любовь должна быть именно такой. Нужной и лёгкой. Ведь сладкая вата не может попросить ничего взамен...
Что касается девушек, то опыт Тома в этом плане был достаточно большим, чтобы утверждать: девушки явно не в его вкусе. Они насквозь пропитаны развратом и похотью, самым низшим, что может быть в человеке. И где же та утончённость, нежность, по словам людей, присущая каждой девушке? Где скромность, о которой все говорят?
Томас был уверен, что не смог бы полюбить девушку.
Даже своего мужа Нойвирт не любил. Вернее, Жак ему нравился, даже очень. Но не было того тепла и света из старой фантазии. Нигде и ни у кого не было. И Томас смирился, взгромоздил детскую мечту на антресоль и забыл о ней. Почти.
А потом появилась Полина. Будто ангел спустился с небес на грешную землю, подумалось тогда Тому. Голубые глаза — по-детски невинные и широко распахнутые, очень любопытные и доверчивые. Лёгкая улыбка каждый раз озаряла лицо российской певицы, когда кто-то из участников подходил перекинуться парой фраз. Такая чистая и искренняя, как у маленького ребёнка. Том мог поклясться, что ещё ни у кого он не встречал подобной улыбки. И этот белый наряд... Он слишком, слишком точно подходил образу Полины, засевшему в голове австрийца. И — чёрт возьми, такая банальная фраза! — она была не похожа на тех, кого Том встречал раньше.
Нойвирт обрадовался и даже удивился, что Кончита понравилась Полине. Весь мир испуганно шушукается, как ненавидят русские всё «ненормальное», а Том в очередной раз убедился, что СМИ сильно преувеличивают.
С Полиной было легко, хоть её английский и очень осторожный, слово — как маленький шажок по тонкому мостику. Они с Кончитой в свободное от репетиций время сидели в холле и пили кофе, болтая о всякой всячине, как настоящие лучшие подружки. И Полинин английский, и их общий мост с каждой встречей лишь крепнул.
Но удастся ли это же Томасу?
Полина часто рассказывала о своём сыне и муже, и Вурст улыбалась, кивая. Ей нравилось, когда Полинины глаза горели, и она с упоением показывала фотографии и говорила о семье. А вот Том был не особенно рад. Ещё один сюрприз от жизни — теперь в виде милого ангела. Нойвирт впервые почувствовал себя счастливым рядом с этой девушкой. Возможно, он даже разделил бы с ней столько времени, сколько позволит Судьба. Но у Гагариной была семья, хорошая, добрая и... счастливая. И Том не хотел рушить это счастье.
Евровидение закончилось, настало время прощаться. Ни Кончита, ни Томас не хотели отпускать Полину. Особенно Томас, хоть она и не догадывалась об этом, отвечая лучезарной улыбкой на все комплименты Кончиты. Они обменялись телефонами и договорились созвониться по «What'sApp», как будет свободная минутка. И снова Гагарина краснеет, когда австрийская певица одаривает её очередной порцией «You're amazing».
— Я уверена, что это было лучшее выступление России за всю историю Евровидения! — восхищалась Вурст.
— Спасибо, — в сотый раз отвечала смущённая Полина.
Кончита отпила кофе и вдруг посерьёзнела.
— Полина, дорогуша, когда ты улетаешь?
— Завтра вечером, — Гагарина закинула ногу на ногу и закусила губу. — Кажется, около одиннадцати.
— Один мой... — австрийка запнулась, — один мой друг хотел бы встретиться завтра утром. Если ты свободна, конечно.
— А что за друг? — голубые глаза вспыхнули любопытством. — Я его знаю?
— Нет, но он хотел бы познакомиться с тобой лично. — Кончита благодарила небеса за то, что навела с утра марафет, и нервно-болезненный румянец не выдаст её.
— Я думаю, это возможно, — кивнула Полина. — А как я его узнаю?
— Это неважно, — улыбнулась Вурст. — Ты всё поймёшь сама.
***
Полина уже минут пятнадцать сидела у главного входа в отель и ждала друга Кончиты, который даже и не думал появляться. Пунктуальность явно не его конёк. Девушка откинулась на кожаную спинку кресла и повела плечами, как вдруг за стеклянными дверями промелькнул парень с растрёпанными чёрными волосами и заспанным лицом.
— Извини, извини, — затараторил он, подбегая к Гагариной, — я проспал.
— Да ничего страшного, — отмахнулась та и сощурилась. Он смутно напоминал кого-то...
— Я Томас. — Парень пылал от стыда. — Можно просто Том.
— Полина, очень приятно, — она тактично не заметила замешательства Тома и поднялась, оправив футболку.
— Прогуляешься со мной по утренней Вене? — Нойвирт сдержанно улыбнулся. Внутри всё кипело.
Сердце в пятки ухнуло, когда она еле заметно кивнула.
— Конечно, — отозвалась Полина, убирая светлую прядь за ухо, и улыбнулась в ответ. — Тут, говорят, с утра прохладно, а ты в одной рубашке...
— Так я местный, — фыркнул Том. — Привык за двадцать шесть лет.
Полина тихо засмеялась и аккуратно коснулась его ладони.
Теперь Том знал наверняка: он влюбился. В девушку.
***
Около часа они блуждали по безлюдным улочкам Вены, говорили обо всём на свете, обсуждали выступления других участников на Евровидении. Том оказался славным парнем, разносторонним, начитанным. Он уже не был тем разгильдяем в стеклянном холле. С ним можно спокойно болтать обо всём. А ещё Том умел и любил готовить, безмерно обожал детей и вообще был идеалом мужчины. Полина с замиранием думала, что почти влюбилась. Но мысли о семье, которая ждёт дома, нагоняли неимоверную тоску.
Сделав два больших круга и пофотографировавшись, они сели в парке рядом с отелем. Цветущий скверик, скамейка, пруд и бойко тараторящий Томас. Ничего другого сейчас и не нужно.
Полина постепенно начала замечать, что голос Тома очень напоминает Кончиту, что никакие это не глюки, что, скорее всего, никакой Томас не друг и...
— Ты ведь догадалась? — уголки губ поползли вверх. Нойвирт поймал на себе пристальный взгляд.
Полина неуверенно кивнула.
— Но ты совсем другой.
— Хоть ты это понимаешь, — он грустно усмехнулся. — А ещё я не думал, что когда-нибудь сделаю это.
— Что именно?
Австриец подался вперёд и чмокнул Полину в щёку. Та хихикнула.
— Щекотно.
— Да ну тебя, — тут же надулся Том. — Я специально побрился!
— А как же Кончита?
— А что с ней станет? — Нойвирт махнул рукой. — Она в полном порядке.
— Передавай ей привет, — улыбнулась Полина.
— Обязательно. — Томас, осмелев, запустил пальцы в мягкие белые волосы и невесомо коснулся губ, слизывая персиковый блеск.
Гагарина не сопротивлялась, даже наоборот, стиснула плечо Тома. От него всё ещё веяло любимым парфюмом Кончиты, и это сводило с ума. В тот момент Полина не думала ни о чём. Просто знала, что рядом с ней самый родной человек на свете.
— Я люблю тебя. И Кончита любит. Никогда не забывай это, — шепнул он на прощание. — Никогда не забывай, что делал и говорил я. Мы. You're unbreakable. You're unstoppable.
Томас обещает звонить и писать так часто, как только сможет. И ещё много чего. Обещает приехать в Россию, познакомить Полину со своей семьёй, приготовить фирменное блюдо. И Полина верит. Ведь она... влюбилась?
