Своя игра, или "Тихий Дон" - 2

       Лукинична, мать Натальи, оказалась права. Действительно, что-то произошло, что прежней Аксиньи (о которой говорила мать) нет, но есть Аксинья Шолоховская, также и Григорий. Но почему? Что произошло? Почему сестра Аксинья, оставив путь истинный, вернулась к прежней полной сухоты жизни? Но как Наталья узнала, что Аксинья и Григорий не те? Ведь слухи, это одно. А вот когда однажды Наталья проходила мимо мелеховского базу, приметила у калитки Аксинью, бледно-красивую, стосковавшуюся по Григорию, бесстыдно-зазывно глядевшую в черную дичь его глаз. Аксинья Наталью не видела, но Григорий. И видела Наталья в глазах Григория безмолвный крик пойманной в силки птицы, или скорее заглотившей наживку рыбы.        — Иди, Аксинья, видят нас! — сказал он.        — Да, нехай! — ответила Аксинья.        — Тебе нехай, а мне жить с молодой женой!        — Я с любовью, а ты...        Не желая нарушать условия "игры" Наталья сглотнула, и решила пройти весь путь до конца.        Свадьба        У коршуновских ворот поезжанье сторожила ватага ребятишек. Увидели пыль на дороге и сыпанули во двор.        — Едут!        — Скачут!        — За-видне-лись!        В это время Наталья, уже одетая в подвенечное платье и фату, сидела за столом.        Вскоре в кухонную дверь постучали:        — Господи Иисусе Христе, Сыне Божьем, помилуй нас.        Жениха с роднёй встречала свашка, крёстная мать Натальи, вдовая красивая баба.        — Аминь, — откликнулись она.        Это повторилось до трех раз.        — Разрешите взойти?        — Милости просим.        Это был древний хуторской обычай, далёкий для Натальи, но не для хуторян.        Дело всё в том, что её родители не венчались в церкви, не расписывались в ЗАГСе, ибо, ещё до того, как Али... простите, "Наталья" ещё родилась, эти институты были отменены человечеством, а всякие отношения поставлены на добровольную основу. Как раз родители "Натальи" и были сторонниками традиционной семьи: то есть у неё были и папа и мама. Правда после рождения дочери её мать не принесла отцу никого. "Наталья" предполагала, что дело вовсе не в том, что она была инженером космостроя: после рождения дочери у неё началась своя жизнь, а её муж не был достаточно старательным, чтобы удержать самочку при себе для следующей вязки.        Итак, для "Натальи" любой обряд представлял собой не более, чем пережиток прошлого. Она верила только в обещание: выполни супружеский долг, и ты свободна, как ветер. Но если богатырь хочет удержать при себе особь для следующей вязки, пусть приложит усилия!        Наталья "приземлилась" тогда, когда Маришка ударила по столу скалкой:        — Мало! Не продадим невесту!..        Взглянув на Григория, она прочитала в его глазах голод (по еде). Как она с ним была солидарна.        Петро поднёс к сёстрам позванивающую в руке щепотку серебряной мелочи.        — Не отдадим! — лютовали сестры, толкая локтями потупившуюся Наталью, что окончательно вернуло её в себя.        — И так плочено-переплочено. Уступайте, девки, — приказал Мирон Григорьевич и, улыбаясь, протиснулся к столу. Рыжие волосы его, приглаженные топленым коровьим маслом, пахли потом и навозной прелью.        Сидевшие за столом родственники и близкие невесты встали, очищая место.        Петро сунул Григорию в рук конец платка, вспрыгнул на лавку, повел его по-за столом к невесте, сидевшей под образами. Другой конец взяла Наталья потной от смущенья рукой...        Искоса поглядывая на Наталью, Григорий заметил, что она не такая, какой он её видел раньше: верхняя губа у нее не пухловата, и не свисает над нижней козырьком. Что на правой щеке, пониже скулы, не лепится коричневая родинка, а на родинке не лепится два золотистых волоска. Заметил, что губы у Натальи идеально правильной формы, как сейчас говорят: "бантиком". А в её лице, стане... и вовсе проступает "поленица, девица удалая" (как сказано сказительницей в былинах Севера). Конечно, Бог не обделил деву и формами, пусть не богатырскими, но вполне милыми на вид. А вот её взгляд... там виделось Григорию готовность и решительность. Сядет ли Наталья на коня, возьмёт ли шашку? Бесспорно. И от того Григорию не стало муторно. Но он вспомнил Аксиньину точеную шею с курчавыми пушистыми завитками волос.... Поле битвы Аксиньи — сено, подсолнухи, мягкая кровать... Сможет ли стать хорошей матерью та, которая оставила своего мужа? Или она как кошка, "кто приласкал, к тому и ластится"? А если так оно и есть? А если его связь с Аксиньей не более, чем развлечение? Так думал Григорий, сидя за брачным столом.        Когда выходили из-за стола, кто-то, дыша взваром и сытой окисью пшеничного хлеба, нагнулся над ним, всыпал за голенище сапога горсть пшена: для того, чтобы не сделалось чего с женихом с дурного глаза. Всю обратную дорогу пшено терло ногу, тугой ворот рубахи душил горло, и Григорий — удрученный свадебными обрядами — в холодной отчаянной злобе шептал про себя ругательства. Наталья же искоса поглядывала на своего суженого, предвкушая естественное. Нет, страха перед неизвестным в её глазах Григорий не увидал, но только немой вопрос:        "Мы скоро приедем?"        "Скоро!" — таким же макаром ответил Григорий.        Глубоко вздохнув, Наталья положила свою голову на плечо Григория...        Так будущая чета Мелеховых подъехала под благословение стариков. Пантелей Прокофьевич, блистая чернью выложенной сединным серебром бороды, держал икону. Ильинична стояла рядом; каменно застыли ее тонкие губы.        Григорий с Натальей подошли под благословенье, засыпанные винным хмелем и зернами пшеницы. Благословляя, уронил Пантелей Прокофьевич слезу и засуетился, нахмурился, жалея, что люди были свидетелями такой его слабости...        Через час Григорий стоял в церкви рядом с Натальей, блистающей в сиянии свечей подобно ангелу. Казалось, не удержи он её сейчас, ангел взмахнёт крыльями, и воспарит в небеса. От того Григорий сдавливал руку суженой всё сильнее, и сильнее. Только взглянув в глаза супруге, он понял, что ей всё-таки больно. Тем не менее она не вынимала руку из его руки. Ему хотелось поднести её руку к своим губам, и подуть на неё, облегчив боль, но он также понимал, что святое таинство...        Соединив с нареченной взор, он увидал в её глазах благодарность. Стоя перед образами как он хотел соединиться с ней на веки. Но он знал то, что не знала она, если только по книге. Но книга, это одно, а жизнь — другое.        Так Григорий, давя в руке восковой стержень свечки, скользил по густой стене шепчущегося народа. Сзади покашливал опухший Петро, где-то в толпе мельтешились Дуняшкины глаза, чьи-то как будто знакомые и незнакомые лица; доносились разнобоистый хор голосов и тягучие возгласы дьякона... Он ходил вокруг налоя, наступая гундосому отцу Виссариону на задники стоптанных сапог, останавливался, когда Петро неприметно дергал его за полу сюртука. На миг Григорий получил удовольствие в разглядывании струйчатых косичек огней, как его окликнул голос отца Виссариона:        — Поменяйтесь кольцами!        Поменялись...        Потом Григорий три раза целовал влажные губы жены, от чего та весьма покраснела, но была довольна.        Расскажи он, ему не поверят, что Али..., то есть Наталья — тот ангел, которого он ждал, и искал пол своей жизни. Вы мне не верите? О, если бы вы знали, кто был Григорием на самом деле! Да, если вы внимательно читали произведение, то уже сами догадались.        Держа руку милейшего и драгоценнейшего создания, Григорий вышел на паперть. Кто-то нахлобучил ему на голову фуражку. Пахнуло полынным теплым ветерком с юга. Из степи тянуло прохладой. Где-то за Доном сине вилась молния, находил дождь, а за белой оградой, сливаясь с гулом голосов, зазывно и нежно позванивали бубенцы на переступавших с ноги на ногу лошадях.