Жизнь после

Крик Викки донёсшийся с первого этажа, заставил всех проснуться в это утро. Ровно в шесть ноль ноль, её нашли без сознания на полу гостиной у включенного телевизора, который продолжал сообщать новости этого дня. Только вернувшаяся с пробежки, со стаканом сока, выпавшем из онемевшей вмиг руки, Виктория лежала в окружении родных, которые ничего не могли понять, пока их слуха не коснулся дикторский голос. - Число жертв уточняется, известно, что в самолёте следовавшем из Буэнос Айреса, находилось восемь граждан Аргентины. Ни один из них пока не был обнаружен. Семья стояла вокруг тела Виктории молча, никто не проронил ни слова, будто опасаясь что и диктор снова что-то скажет, и новость его будет страшна. Все замерли, и только спустя страшную переполненную молчание минуту, послышался вой Федерико, который опустился на диван и спрятал лицо в дрожащих руках.

***

Виктория не сразу пришла в себя, и долго ещё молчала, сидя на кровати в своей комнате. Она была подавлена и разбита. Брат и сестра. С ним она выросла, с ней провела последние и самые счастливые годы. В детской комнате ждали дети и племянники, но сил встать и что-то сказать им, объяснить не было. Тишину ничто не нарушало, и это было совершенно идеально, будто время остановили, а когда запустят снова, всё уже закончится. Закончится же?.. Дверь открылась. Рокки, бледный и тихий, он был таким редко. Когда Викки уезжала во Францию, когда они разводились, когда сильно заболел Роберто и Рокки винил себя во всём. Он был всегда слишком счастлив, от того его молчание давило сильнее чужих страданий. - Я был у детей. Марта за ними присмотрит. - Хорошо. Бобби заезжал? Он связывался с Мадридом? - Викки. Лина попала в больницу. Скоро приедет Глория с новостями... - ох... - Виктория всхлипнула и свернулась на кровати. Новый удар под дых. Лина. всё против всех... Всё... Быть сильной, терпеть. Жить дальше. А если их больше не будет? А если они навсегда... - Милый... Поезжай, поддержи Бобби! - А ты?.. - А я пойду и поддержу папу.

***

Как раненный зверь, Федерико слонялся по дому, пока не нашёл своё пристанище в старой спальне своей матери. Он ничего тут не менял. Всё оставил как было. Её столик и её вещи. Теперь же он сидел на противоположном её стуле, и смотрел туда, где могла бы быть Анхелика. С её мягкой улыбкой и тёплыми, родными руками. А на столе крохотная статуэтка девы Соледад, и икона. - Мама... Наша девочка попала в беду. И Иво. Иво... - Федерико не сдержал слёз, снова спрятав лицо. Имя сына, хоть и не родного, теперь вызвало стыд, он вдруг захотел что-то ему дать, а дать некому. - Мама. Не забирай их к себе. Я тебя очень сильно прошу. Хочешь? ХОЧЕШЬ Я ПОМОЛЮСЬ, МАМА! Я... я в жизни не молился. Я ни-ког-да не молился. Мама... Федерико отодвинул стул и встал на колени, встал к иконе и образу. Сложил руки. Впервые... Умник... Могу так обратиться? Я прошу тебя, спаси её. И спаси его. Он мой сын. Она моя дочь. Я не представляю, как я снова останусь без моей девочки. Я прошу тебя, покарай меня. Если хочешь забери меня. Я не был хорошим человеком. Я даже не был приличным. Я изменял жене, изменял себе. Я обманывал не считая это грехом... Я предпочёл достаток любимой женщине. Я ГОТОВ! Покаяться... Я готов... Я никогда, никогда этого не делал. Я готов! И Федерико Ди Карло плакал самыми горькими слезами, сидя на полу комнаты, в которой жил его стыд и страх. И молился о дочери, которую не хотел знать. И плакал по своему достоинству и своей чести. на пороге страшного, он был готов признать себя... Впервые. Когда открылась дверь, и Виктория вошла в старую спальню, Федерико не вздрогнул и не попытался скрыть слёз. - Папа... - Викки, детка... Прошу тебя, прости меня. - его глухой голос, будто утонул в слезах и раскаянии и отзывался теперь откуда-то изнутри. - Детка, прости... - Почему ты извиняешься? - Потому что я понял, что не извинился перед ней. Не успел. Ты не оставишь меня? - И ты прости меня, папа! - Почему? - Я тоже перед ней не извинилась. Ни разу, папа! Но только я знаю одно. Она жива! И Иво жив! И они оба будут дома совсем скоро! Со своими детьми... Виктория закрыла дверь спальни и села рядом с отцом, положив голову на его спину. "Тише папа... тише..."

***

Больничные коридоры никогда не бывают слишком светлыми или тёмными. В них не бывает слишком тепло или холодно. В них всегда никак, особенно если чего-то ждёшь очень долго. Ромон уже несколько часов стоял прижимая к груди кепку и во все глаза следил за персоналом, который сновал во все стороны. - Доктор? - Вы... - Я её отец! Пожалуйста... - А я муж! - Да! Доктор, это Бобби, её муж! - Ромон был так взволнован, что чуть не плакал. День и так ничего хорошего не предвещал, а Лина... Он так привык считать её дочкой, приёмной, не важно какой, просто они породнились и подружились, а её ребёнка он ждал как своего внука. - Она и ваша внучка в реанимации. Вас позовут, как только к ней будет можно. Простите, я должен идти. - Дочка... - бобби, как громом поражённый стоял и не верил своему счастью. А Ромон только и шептал страшное слово "Реанимация". - Ромон, не переживай. Это нормально, такие тяжёлые роды, ранние. Всё обойдётся! Главное, что они обе живы! Это же чудо, правда? - Сокорро, которая суетилась с сэндвичами и кофе, на секунду замерла, чтобы обнять мужа. - Правда... Чудо! Милена, здравствуйте! - Ромон кивнул матери Бобби, которая бежала по коридору, сшибая медсестёр. - Дорогой, Бобби, я только узнала! Как она? Как ребёнок!? - Они живы, мама! Обе живы! - Ох, милый! - Милена обняла сына, а потом обернулась к остальным, ожидающим. - Ромон, Сокорро, что сказал доктор? - Они пока в реанимации, но скоро нас позовут! Они стояли в палате. Вместе, и смотрели на обессиленную и бледную Лину. Милена не уставала восхищаться крошечной девочкой в инкубаторе, которая была так мала, что казалось могла поместиться на огромной ручище Ромона. По лицу Лины, которую все хвалили и поздравляли, катились слёзы... - Ромон, Сокорро... Милли? - В ответ, они лишь покачали головой. - Ничего? - Ничего, прости... - Милая, не думай об этом хотя бы немного. Тебе это вредно. Ты уже думала о имени?.. - Милена подошла к кровати и взяла за руку невестку. - Нет, свекровь. Я думала у меня будет ещё несколько месяцев... - Лина, то что малышка родилась здоровой - это чудо. - Ромон так осторожно начал говорить, что Лина сразу поняла о чём он. - Ромон... если я назову её Милагрос... - Лина вытерла слёзы и продолжила. - Это было бы чудесно. Но не будет ли это дурным знаком. не будет ли это... - ... будто одна Милли родилась, а вторая... - Бобби спрятал лицо в ладони. - Нет! - Сокорро подняла руку, она хотела прекратить этот разговор, но нужно было продолжать. - Не нужно, дети. Это ничего не значит. - Сокорро права. Милагрос будет рада вернуться и познакомиться со своей тёзкой! - Милена снова склонилась к инкубатору. - Милагрос... чудное имя!

***

- ...два человека. Девушка, десятая неделя беременности. Примерно двадцать четыре года. Мужчина, около тридцати лет. Паспорта отсутствуют. Оставляем их у нас? - Они в сознании? - Уставший доктор с большим усилием тёр переносицу. Страшный день для их провинциальной больницы, десять пострадавших оказались у них, и с каждым куча бумажной возни. - Девушка без сознания, но не в коме, мужчина в коме. - Если вероятность, что они одни из тех аргентинцев, что были на борту? - Не думаю. - оставляем их у себя. остальных, как только это будет возможно отправляем в их местные больницы. Никого тяжёлого нет? - Нет. Все в сознании, сотрясения, ушибы. Этим ребятам не повезло больше всех. - Они муж и жена? Летели вместе? - Нет данных. Доктор кивнул и отправился в свой кабинет. на секунду он задержался у двух боксов. В одном мужчина, сильно пострадал, в панцире из трубок и бинтов. И девушка. Она тихо дышала, ровно бился пульс. Она спала, и кажется вся больница молилась о здоровье этой бедной, беременной женщины. - Доктор, Центральный Госпиталь спрашивает имеют ли отношение пострадавшие к тем аргентинцам, что были на борту? - Нет, это не они. Пусть уже оставят нас в покое. Как только они придут в себя, мы выясним кто это. Мало им горя, ещё возить их из страны в страну! Медсестра дала отбой центральному Госпиталю, положила трубку телефона и вернулась к своему, остывшему уже чаю. Штатная ситуация. Ничего необычного. Милли и Иво Ди Карло, только что были объявлены пропавшими без вести.