friday nights

— Пап, — слышит шёпот Чанёль прежде, чем чувствует лёгкий, но не-очень-мягкий толчок в бок. — Пап, ты не спишь? Чанёль тихонько фыркает себе под нос, закатывая глаза. И если до этого он действительно спал, то теперь уже точно нет. Быстрым движением Чанёль вытягивает вперёд руки и хватает своего пятилетнего сына, затаскивая того на кровать, прижимая к себе и щекоча. — Кто смеет нарушать мой сон? — рычит Чанёль (ну, или пытается рычать — ведь сейчас раннее утро), не обращая внимания на громкие визги сына и слова: «Хватит!», которые тот выкрикивает. — Ох ты, да это же маленький человеческий мальчик! Самое то для завтрака! — Нет! — вопит Сехун, хохоча и отчаянно пытаясь вырваться из рук отца. — Нет, не ешь меня! — Я съедаю каждого, кто будит меня раньше восьми часов утра! — смеётся Чанёль, в очередной раз чувствуя, как ладошка Сехуна шлёпает его по лицу, и от его прикосновений у Чанёля мурашки по телу идут. Он отпускает Сехуна, и тот едва ли не задыхается от собственного звонкого смеха. — Но, думаю, сделаю сегодня исключение, ведь ты такой милый. — Не… милый! — обиженно пищит Сехун, надувая губы. Это забавно и да, действительно очень мило. Чанёль вскидывает бровь: — Тогда придётся тебя съесть! — дразнит сына он. Сехун испуганно распахивает глаза. — Хорошо, я милый! — визжит он, — я милый! — Так и есть, Сехун, — угрюмо соглашается Чанёль, разводя руки в стороны и приглашая мальчика в свои объятия, и Сехун охотно возвращается. — Мой маленький Сехун — самый милый ребёнок в мире! — Даже милее, чем Инни-хён? — спрашивает Сехун, имея в виду своего лучшего друга в детском саду, который обычно становился жертвой этих «какой-же-ты-милый». Мальчик легко устраивается в руках отца, сжимая в кулачках футболку, в которой тот спит; его волосы совсем растрёпаны (и, очевидно, это их семейное). — Даже милее, чем Чонин. Чанёль бросает взгляд на будильник, и его глаза расширяются, когда он осознаёт, что сейчас только шесть утра. — Сехунни, почему ты так рано проснулся? Тебе даже в семь вставать не нравится, когда нужно идти в садик. Сехун встряхивает головой, убирая падающие на глаза пряди (нужно будет постричь его, замечает Чанёль), и трёт глазки рукавом его пижамы с железным человеком, сильнее прижимаясь к груди папы. Задор ребёнка сходит на нет, и веки вновь сонно смыкаются. — Я просто хотел немножко поспать с тобой, — тихонько отвечает он, — пока ты не ушёл на работу. Чанёль чувствует, как сердце наполняется виной из-за слов сына: хоть он и старается как можно меньше брать сверхурочные, но не очень гордится тем, сколько раз ему приходилось просить Чунмёна посидеть с Сехуном после садика. Он знает, что Сехун любит поиграть с Цзытао, сыном Чунмёна, но также знает, что ещё больше ему нравится, когда его вовремя забирает отец. — Хорошо, Сехун, — с теплотой в голосе соглашается Чанёль, смотря на ребёнка. — Давай поспим немного вместе, а потом пойдём готовить завтрак, ладно? Сехун ничего не отвечает, уже заснув на его руках, но Чанёлю это нравится. Он тоже закрывает глаза; мирное дыхание сына постепенно убаюкивает его. // То, каким ласковым был Сехун утром и каким стал, когда они вышли на улицу, — уже совсем другая история. Глупый папа был классным, видимо, только когда их никто не видел. Когда же они выходили из дома, чтобы пойти в садик, Сехун едва ли мог заставить себя взять отца за руку. У Чанёля даже было подозрение, что всё это из-за ребёнка Бёнов, который был постарше Сехуна. Пак считал, парень привил Сехуну идею о том, что родители будут его смущать. Однако он позволял не держать себя за руку лишь в одном случае: когда мальчик шёл со стороны травы вдоль тротуара, не убегая далеко вперёд. — Сехунни, подожди меня! — кричит Чанёль, видя, как голова мальчика постепенно исчезает из виду из-за огромного марвэловского рюкзака, без которого ребёнок не желал выходить. — Мы же должны идти в садик вместе! Сехун поворачивается и морщит в недовольстве носик, хотя начинает идти медленнее. — Не Сехунни, а Сехун! — кричит он в ответ, чуть сердясь из-за того, что приходится ждать Чанёля. Плотный тёплый шарф, которым Чанёль обмотал шею сына, развевается на ветру, и Пак ни за что никому бы не признался, что одна из самых крутых вещей в том, чтобы быть отцом, — это одевать Сехуна в милую одежду. — Хорошо, Сехунни, — легко поддакивает Чанёль, скорее удивляясь, чем раздражаясь от так изменившегося поведения мальчика, и хихикает, получая в ответ сердитый взгляд. До детского садика они добираются целыми и невредимыми, а вновь хмурый Сехун пытается успокоиться, ведь кроме них в саду, как оказалось, нет пока никого. Подходит время для того, чтобы вместе проверить, уложено ли всё необходимое в рюкзак, и Сехун позволяет отцу быстренько обнять его, прежде чем убежать к друзьям. Сэндвич малыша порезан на четвертинки и лежит завёрнутым в коробочке для еды с Пороро, также там печенье и баночка сока. Они удостоверяются, что не забыли упаковку из шестидесяти четырёх цветных карандашей (а всё потому, что Чанёль слишком балует своего ребёнка) и что остальные вещи также на своём месте. Всё в полном порядке; Чанёль ласково улыбается Сехуну и разводит в стороны руки, прося обнять его. Сехун с толикой опаски оглядывается по сторонам, проверяя, не смотрит ли кто-то на него, и, видя, что все заняты своими игрушками, принимает объятие. — М-ю-ю, — пытается Чанёль, вытягивая трубочкой губы, но Сехун пятится назад. — Пап! — недовольно пищит он, — ну не здесь же! — Ой, да брось, Сехунни, иди и поцелуй папу на прощанье, прежде чем он уйдёт на работу, — подлизывается Чанёль, смеясь над своим глупышкой. — Я же буду скучать по тебе весь день. Сехун вздыхает, нервно прикусывая губу. — Ладно уж, — многострадально говорит он, встаёт на цыпочки и быстро касается своими губами губ Чанёля, тут же отходя назад; его щёчки начинают розоветь. — Ох, спасибо, — воркующе произносит Чанёль, не сдерживая себя и целуя Сехуна, пытающегося увильнуть, в его чёрную макушку. — Ладно, пойду работать! Весело тебе провести время. И веди себя хорошо, ага? Сехун кивает: — Ага. Пока, пап! — он энергично машет ручкой, и на его лице от улыбки появляются ямочки. Чанёль выпрямляется и машет ему в ответ, смотря, как сынишка убегает, ища Чонина. С небольшим огорчением он замечает, что прощаться по утрам гораздо труднее ему самому, чем Сехуну, но Чанёль старается не думать об этом и, пожимая плечами, идёт за машиной. // Как и у всех, самое любимое время дня у Чанёля — это его конец. По крайней мере, конец рабочего дня. В отличие от большинства одиночек за двадцать, Чанёль ждёт пятниц не для того, чтобы оторваться или сходить в клуб вместе со своими друзьями, такими же одиночками. Нет, Чанёль с облегчением ослабляет свой галстук в четыре дня потому, что теперь он может забрать Сехуна из детского сада. Если бы кто-то в колледже сказал двадцатиоднолетнему Чанёлю, что через несколько лет он будет заботиться о пятилетнем ребёнке, он бы засмеялся и попросил придумать шутку получше. И всё же, он нисколько не жалеет о том, кем сейчас является. Он любит Сехуна, любит свою офисную работу, которой, к счастью, достаточно, чтобы обеспечивать и себя, и сына. Кроме того, он и не сидит вечно дома — его родители даже более, чем счастливы, когда нужно взять к себе Сехуна на ночь или две. Но пятничные ночи посвящены только Сехуну. Чанёль быстро добирается до детского сада. Хотя с утра они с Сехуном идут туда пешком, ему приходиться возвращаться домой за автомобилем и потом ехать на работу. Он паркуется и заходит в здание, желая поскорее увидеть малыша. Не много времени требуется, чтобы найти его. Сехун тихонько читает книжку с картинками вместе с Лу Ханем, который ещё не очень хорошо освоил их язык. — Привет, мистер Пак, — бодро приветствует его Ким Чондэ, воспитатель Сехуна. Чанёлю нравится Чондэ. Он уважает его. Пак не видел ещё никого, кому удавалось унять истерики Сехуна так быстро. Даже ему самому. — Просто Чанёль, Чондэ. Сколько раз тебе говорить? — поправляет он, усмехаясь над тем, как Чондэ добродушно пожимает плечами. — Как он себя вёл сегодня? — Отлично, — заверяет Чондэ, — внимательно слушал и отвечал. Как и всегда по пятницам. Они обмениваются многозначительными взглядами: Сехун, конечно, милый, но далеко не ангел, как он сам считает. Чанёль ухмыляется. — Негодник, — ласково произносит он. — Знает, что не получит сегодня мороженое, если будет плохо себя вести. Уверен, в любой другой день он таким внимательным не будет. Привет, Сехун! — быстро добавляет он, замечая идущего к нему ребёнка, который, наконец, увидел отца. Сехун ничего не отвечает, чуть выпячивая вперёд губу и разводя в стороны ручки для объятия, в которые через секунду его заключит Чанёль. И Пак тут же обнимает его. Ведь Сехун такой независимый только по утрам, — к концу же дня, проведённому без папы, он только и делал, что лип к отцу. Гладя сына по волосам, Чанёль поднимается, держа того на руках; голова Сехуна ложится ему на плечо. — Попрощайся с мистером Кимом, Сехун, — напоминает он, поворачивая мальчика лицом к Чондэ. — До свидания, — говорит малыш, маша воспитателю рукой и улыбаясь всеми зубками. Он выкрикивает несколько «пока» ещё паре ребят, которых пока не забрали, и Чанёль, по-прежнему держа его на руках, выходит, направляясь к машине. — Ты хорошо провёл время? — спрашивает Чанёль, когда они выходят на улицу. Ему ужасно приятно, когда Сехун сидит на его руках, особенно когда он так тепло прижимается к его груди. Он чувствует, как ребёнок кивает, касаясь его шеи. — Сегодня мы рисовали на больших листах бумаги, и я нарисовал дракона. Таоцзы измазал всю свою рубашку, а я нет! Я был осторожным, — с гордостью в голосе говорит Сехун, вызывая улыбку у Чанёля. — Мистер Ким сказал, что мы сможем забрать рисунки домой в понедельник, потому что им нужно высохнуть. — Уверен, что Чунмён-хёну очень понравится вся эта краска на одежде Тао, да? — бедный Чунмён, конечно, будет далеко не в восторге от такого, однако лицо будет по-прежнему добрым для наверняка довольного Тао. — Что ещё вы делали? — Хм… — Сехун морщит носик, напрягаясь, пока отец пристёгивает его ремнями в автомобиле. Поскольку он был ещё мал, то Чанёль сажал его в машине на бустер, несмотря на протесты сына. — Мистер Ким снова читал нам «Маленького Принца», потому что Синни-хён много хныкал, но в этот раз Мистер Ким сделал меня Принцем, а Чонин был розой! — хихикает Сехун, вспоминая, как смешно было смотреть на героя его бедного друга. — Похоже, вам всем сегодня было очень весело, — отмечает Чанёль, выезжая с автостоянки на проезжую часть. — Ты уверен, что у тебя достаточно энергии на вечер? Может, нам лучше остаться дома… — Нет! — тут же возражает Сехун, и Чанёль мысленно усмехается, потому что не проходит и десяти секунд, как малыш начинает зевать. — Я не хочу сидеть дома! Я хочу пойти на свидание! Свидание. Чанёль не совсем уверен, насколько умно поступил, назвав их еженедельные пятничные прогулки свиданиями. Пока что Сехун не знает точного значения этого слова, но это не мешает ему хвастаться про эти свидания своим друзьям. А Чанёль же буквально получает удовольствие от вопросительных улыбок взрослых, слышащих это. — Тогда быть свиданию! — объявляет Чанёль, выкрикивая с воодушевлением. — Куда хочешь пойти кушать вечером, Сехунни? За пиццей? Гамбургерами? — Стейк, — решает Сехун, и Чанёль замечает всю серьёзность его вида, глядя назад через зеркало. — Я хочу стейк. Чанёль чувствует прилив гордости. У его малыша такой хороший вкус. — Звучит отлично, — подтверждает он, — но ты ведь понимаешь, что тогда придётся приодеться? В ресторан пускают только модных людей, так что вечером нужно будет притвориться модными! Сехун презрительно качает головой, расстёгивая на себе ремень безопасности, когда Чанёль въезжает на их стоянку. — Мне не нужно притворяться, пап, — важно отвечает малыш, хватая свой рюкзак. Чанёль заливается смехом ещё сильнее. — Ты прав, Сехунни, как папа мог забыть. Извини. Сехун лишь пожимает плечами и благодарит Чанёля, когда тот подходит и открывает ему дверь, выпуская из автомобиля. // — Никаких фотографий! — жалуется Сехун, когда слышит звук затвора. Однако Чанёль даже не слушает его, продолжая делать фотографии своего маленького мужчины, одетого в крошечный костюмчик с галстуком. — Ты так красиво выглядишь, Сехун, — хвалит его Чанёль, любяще смотря на сына, и отводит руку с телефоном на безопасное от него расстоянии, потому что малыш пытается выхватить его. Сехун недовольно морщится. — Никаких фотографий, — снова настаивает он, дуясь от того, что Чанёль на это лишь улыбается, дразня его. — Пошли уже, я голодный! — Ладно, ладно, — соглашается Пак, убирая телефон (но только на время). — Дай мне только взять кошелёк, и мы пойдём. Когда они добираются до одного из самых хороших стейк-хаусов в городе, хозяйка заведения едва ли сдерживает эмоций. — Ох, вы оба такие милые! — визжит она, стоит им войти внутрь, ведь их галстуки (и не только) так похожи. — Ты это слышал, Сехун? Она назвала тебя милым! — Чанёль легонько подталкивает сына локтем, видя, как тот хмурится. — Я не милый, — исправляет малыш, — я красивый. Так папа сказал, — говорит он так, словно это всё решает. — Ну, конечно же, — отвечает женщина, по-прежнему широко улыбаясь. — О чём я только думала? — Бронирование на Пак Чанёля, пожалуйста, — говорит Чанёль, заметно удивляясь розовому оттенку на щеках Сехуна. — О, на двоих? — её улыбка расширяется на сколько это только возможно, когда она понимает, что второй человек — это Сехун. — Сюда, пожалуйста. Ужин проходит весело, потому что вся необходимость быть супер-модными быстро улетучивается через окно. К счастью, присутствие ребёнка уменьшает всяческие неодобрительные взгляды в сторону Чанёля, которых обычно в десять раз больше. Когда Чанёль начинает резать для Сехуна мясо, тот, как и обычно, поднимает шум. А затем светится от радости, когда отец капает соусом на свою выходную рубашку, и хихикает под нос, видя, как тот отчаянно пытается хотя бы немного свести пятно. Наивный. Они отклоняют предложение десертного меню, несмотря на то, как сильно Чанёль соблазнялся шоколадным пирожным «Лава». — Боми! — счастливо щебечет Сехун, когда вместо этого они заходят в своё любимое кафе-мороженое, маленькое уютное местечко, в которое они неизменно ходят каждую неделю. Боми, студентка, работающая здесь почти каждый вечер в пятницу, вдруг оживляется и улыбается, замечая Чанёля с Сехуном. — Привет, Сехунни, — ласково говорит она, а по уголкам глаз пробегаются морщинки от её фирменной улыбки. — И тебе тоже, Чанёль, — добавляет она через секунду, махая рукой. — Выглядите оба потрясающе! — Привет, Боми, — здоровается Чанёль, чувствуя, как нетерпеливый сынишка тянет его к монитору заказов. — Сехун сегодня захотел поесть стейк, так что я решил, что нужно приодеться соответствующе. Как твои дела? Девушка пожимает плечами, чуть хмуря лицо. — С учёбой немного стрёмно, — признаётся она, — но после этой недели всё должно стать на свои места. Кроме того, Сехун всегда заставляет почувствовать себя лучше, — она нежно улыбается, глядя на мальчика, с трудом решающего, какой же вкус выбрать. — А ты как? С работой всё хорошо? Нашёл себе кого-нибудь? Я всё ещё жду того дня, когда вечером в пятницу ты будешь на свидании с кем-то вместо Сехуна, — дразнит она, смеясь над поникшим Чанёлем. — Можно мне шарик мятного шоколада? — спрашивает Сехун, перебивая. — И, кстати, почему папа должен быть с кем-то вместо меня? — расстраивается он. — Действительно, почему? — повторяет за ним Чанёль, беспомощно пожимая плечами. — Глупенькая Боми, да, Сехун? Я уже на свидании — с тобой! Сехун одобрительно качает головой и тут же прощает Боми, улыбаясь и благодаря её, когда она протягивает ему стаканчик с мороженым, покрытый сверху всеми его любимыми вкусняшками. Чанёль платит за их мороженое (себе он взял тройной шоколад, потому что в какой-то мере сам тот ещё ребёнок), и они садятся на своё обычное место у окна. Когда они едут домой, Сехун уже дремлет на своём сидении, и его маленький галстук съезжает в бок. Слова Боми вновь всплывают в памяти Чанёля: ведь и правда, он ни с кем не встречался уже долгое время. Не с того, конечно, момента, как мать Сехуна ушла от них, но всё же. Да, пожалуй, было бы неплохо найти себе хорошенькую девушку (или парня), но пока Чанёль видит, как сзади мирно посапывает Сехун, он решает, что ни на что не променяет их пятничные вечера.