***
Белесая дверь отворилась, пропуская девушку в полутемное помещение. «Элизиум» понравился ей с первого взгляда: интерьер, выдержанный в бежевых и коричневых тонах, радовал глаз плавностью линий, из многочисленных ламп струился мягкий свет, создавая атмосферу уюта, внушая чувство покоя и безопасности. Стук каблуков Гермионы приглушался ковролином, поэтому создавалось ощущение, что она движется совершенно бесшумно. Девушка прошла к барной стойке, искренне сожалея, что выбрала «Элизиум» для грусти. В такой обстановке наслаждаться бы обществом любимого человека, распивая шестилетний кальвадос, да тихо радоваться очередному успеху на работе… Жаль, что теперь «Элизиум» навеки окутан для неё ореолом печали и разочарования. Гермиона неуклюже забралась на высокий стул, заказала рюмку кальвадоса и уронила голову на руки. Сложно описать тот хаос, который царил в её душе последнюю пару часов, а выговориться, хоть с кем-то поделиться своей трагедией хотелось. Она нуждалась в слушателе сильнее, чем любой наркоман в дозе героина. Ей необходимо было проанализировать ситуацию, а для этого нужно упорядочить мысли, которые буйствовали, как Северное море во время шторма. С тихим стуком опустилась перед ней изящная рюмка, в воздухе тут же разлился приятный яблочный аромат; Гермиона подняла голову и, чуть щурясь, уставилась на янтарную жидкость. — У вас тушь немного размазалась, — равнодушно произнесла девушка-бармен, протирая белоснежной тканью бокал для виски. Гермиона залпом осушила рюмку, с удовольствием смакуя послевкусие яблок и жареного миндаля. — «Berneroy XO»*, если я не ошибаюсь, — она сидела, запрокинув голову, и изо всех сил сдерживала слёзы. — Да, именно он. Вы — кавист**? — бармен закончила протирать бокал и теперь стояла, облокотившись о стойку. В её голосе Гермиона уловила интерес к собственной персоне. — Повторите, пожалуйста. Нет, я не кавист… Шестилетний «Бернеруа» — любимый кальвадос моего… — речь Гермионы прервалась всхлипом. Она не сдержалась, грязные от туши слёзы покатились по бархатной коже щёк, и Грейнджер опять уронила голову на руки. Грудная клетка её заходила ходуном, а громкие всхлипы начали привлекать внимание остальных посетителей «Элизиума». Девушка-бармен быстро наполнила рюмку новой порцией яблочного бренди, потрогала Гермиону за плечо и, когда та подняла голову, вложила рюмку ей в руки. — Вашего молодого человека? — Он им и не был. Мерлин, я не знаю, кто он для меня, — слова её были едва различимы от непрекращающихся рыданий, — что он наделал, Моргана, что же он наделал… Девушка-бармен поправила бейдж на фартуке и вздохнула. Сколько такого она уже видела, а сколько историй слышала? Ещё несколько лет (если не месяцев) работы барменом, и она вполне сможет организовать собственный кабинет психологической помощи. — Если вам хочется выговориться, я выслушаю, — мягко произнесла она, протягивая Грейнджер салфетку, — пока посетителей мало. Гермиона поставила рюмку на стол, приняла от бармена салфетку и промокнула ею щёки. — Мне очень неловко, но я не могу ни с кем из друзей поделиться этим… И Грейнджер словно прорвало. Она рассказала незнакомой девушке все, начиная их с Малфоем первым неловким поцелуем накануне убийства Дамблдора, и заканчивая последней тревожной новостью, превратившей внутренний мир Гермионы Грейнджер в развалины Карфагена***. А узнала Гермиона пару часов назад то, что нынешняя девушка Драко Малфоя беременна. Это было лишь неподтвержденной сплетней, ведь стало известно, что с нею Малфой расстался, но множество общих знакомых говорили, что неспроста девица эта поправилась, и вообще, Малфой собирался жениться на ней, но потом отчего-то изменил своё решение. Новость сбила Грейнджер с толку. Признаться честно, когда она узнала о разрыве Драко с его девушкой, в душе её золотистым хвостом кометы блеснула надежда на его возвращение, ведь всё было так хорошо до появления этой дамы в их жизни. Пусть тайно, но они были вместе, и плевала Грейнджер на то, что на его левом предплечье красуется ужасная метка, а на правом запястье — татуировка заключённого, отсидевшего в Азкабане один год (избежать заключения ему так и не удалось). Ей было всё равно: она любила его любым. Гермиона ждала от него весточки каждый день, но сейчас — особенно, и тут ей сообщают такие предположения о состоянии бывшей Малфоя. Это подорвало самообладание бывшей гриффиндорки, и она ушла с работы на несколько часов раньше, трансгрессировала прямо к «Элизиуму», даже не заскочив домой, чтобы сменить одежду, и теперь изливала душу незнакомке в кремовом фартуке бармена. — Я не знаю, как дальше жить, — севшим, охрипшим голосом проговорила Гермиона, промокая влажные от слёз щёки салфеткой, — понимаете? — Вы бы сходили в уборную, умылись, — невпопад посоветовала девушка-бармен, — а потом мы продолжим разговор, хорошо? Я пока обслужу гостя, — на пороге «Элизиума» появился светловолосый парень, как-то уж слишком подходящий под описание загадочного сердцееда посетительницы их заведения. Гермиона сидела к вошедшему спиной, потому его и не видела. Она соскользнула со стула, держась за барную стойку, и, пошатываясь, побрела в женский туалет.***
Холодная вода смыла с кожи потеки чёрной туши и соль слёз; Гермиона привела себя в порядок настолько, насколько это можно было сделать в её положении, не прибегая к помощи косметики и расчёски. Она оправила строгую юбку цвета корицы, расстегнула пару верхних пуговиц на рубашке и вышла из уборной. Рот Гермионы приоткрылся от удивления, когда она увидела, кто сидел за барной стойкой. Ему всегда шли рубашки, особенно тёмные — они отлично гармонировали со светлыми, платиновыми**** волосами и просто неописуемо подчёркивали его мускулатуру. Появилось дикое желание бежать из «Элизиума», перебиваемое более сильным — подойти. Выяснить все из первых уст. Позволить пронзительным глазам заморозить её, потерять перед ним дар речи (в который раз!) и вдыхать, жадно пить запах жареного миндаля и яблок — от Драко Малфоя всегда едва ощутимо пахло шестилетним кальвадосом… Она хотела сделать шаг, но будто окоченела, волнение сковало мышцы, кроме сердечной: она-то сокращалась так быстро, что Грейнджер казалось, будто её сердце стучит где-то в горле. Гермиона облизнула пересохшие губы, и в этот момент Малфой повернул голову в её сторону. Он буквально впился в неё взглядом. Кожу начало покалывать, будто кто-то стрелял в неё крошечными стрелами. Ни один мускул на лице Драко не дрогнул, но долю секунды в его взгляде читалось… облегчение? Радость? Гермиона не разобрала. На ватных ногах Грейнджер подошла к барной стойке, попыталась влезть на высокий стул, и непременно упала бы, если бы он не схватил её за локоть. — Ты не меняешься, — он улыбнулся несколько виновато, поспешно убрал пальцы с её руки, — привет… Гермиона. — Здравствуй, Драко. Гермиона взяла в руки полную рюмку кальвадоса, поднесла её к губам. Так и не отпив, поставила обратно на стол. Желудок скрутил спазм, сердце бешено колотилось — какой ей сейчас алкоголь? Чтобы вырвать прямо на лакированную поверхность барной стойки? Малфой, напротив, залпом осушил свою рюмку. — «Бернеруа» здесь прямо как во Франции… Тоже его пьёшь? Грейнджер только кивнула. Мерлин, она столько раз рисовала в голове картины, писала сценарии их встречи, планировала, как будет держаться с ним: даст ли сразу понять, что безумно хочет ЕГО возвращения, или же станет вести себя нарочито-холодно; будет больше молчать, или станет расспрашивать его о жизни; оттолкнёт ли его, если он проявит инициативу, или сама бросится к нему на шею. На деле она просто сидела, изучая янтарную жидкость в своей рюмке, чувствовала тепло, исходящее от его тела, и понятия не имела о том, что делать дальше. Её выручил Драко. — Я с девушкой расстался. — Поздравляю. Слышала, она беременна, — как можно равнодушнее произнесла Гермиона, обводя кончиком пальца золотистый ободок рюмки. — Нет, это сплетни. Ну, она, вероятно, хотела бы, чтобы так было. Она много чего хотела вообще. Я больше не хочу этого. — Вообще? — тупо переспросила Гермиона. — С ней конкретно — не хочу. Он слез со своего стула, достал из кармана пачку сигарет. — Сходишь со мной покурить? Как в старые добрые, — Драко криво усмехнулся, подавая ей руку. Поколебавшись секунду, Гермиона вложила свои пальцы в его ладонь и соскочила с табурета. Они прошли по залу «Элизиума», держась за руки. Просто Малфой так и не выпустил её пальцев после того, как помог слезть. Грейнджер чувствовала, как он сжимает её фаланги, и понимала, как ей не хватало этого. Простой жест — взять за руку человека — был для неё значимее и показательнее, чем самый нежный секс, который у них был. Гермионе было абсолютно плевать на то, куда он ведёт её, главное — не выпускает руки. Малфой завёл её в уборную, и тут ему пришлось выпустить пальцы Гермионы из своих, чтобы достать из пачки сигарету и закурить. Она стояла на расстоянии вытянутой руки от него, наблюдая за тем, как он затягивается. — Как у тебя дела? — выпуская струйку дыма в потолок, спросил он. — Встречаешься с кем-нибудь? — Нет, — прошелестела Гермиона, опустив глаза в пол, — я просто… я… «Сломалась», — мысленно заключила девушка, потому что в следующую секунду она преодолела расстояние между ними и обвила руками его шею. Малфой будто бы ждал этого. Он швырнул в раковину сигарету, так и не докурив её даже до половины; прижал Гермиону к себе, осыпая её лицо поцелуями, жадно и, наверное, сильнее, чем следовало бы, сжимая её плечи, развернулся на сто восемьдесят градусов, толкая Грейнджер к стене. Прохладный кафель коснулся её скрытых хлопком рубашки лопаток; они замерли, глядя друг другу в глаза. Парень нежно провёл ладонью по её лицу, рассыпая по коже Гермионы мурашки каждым прикосновением. — Стесняешься, Грейнджер? — на его губах появилась улыбка — та самая, так любимая Гермионой улыбка. — С чего ты взял? — Ты покраснела, sweeties*****, — он не дал ей ответить. Приник к её губам, вжимая Гермиону в стену, сметая жалкие остатки своего и её самообладания. Девушка провела ладонями по его груди, нашла пуговицы рубашки и принялась расстёгивать их. Руки дрожали, пальцы плохо слушались, хотелось плюнуть на все и просто рвануть приятную на ощупь ткань, чтобы пуговицы посыпались по кафельному полу, отбивая звонкую дробь, но Гермиона сдержалась, ведь в голове ещё сидела мысль о том, где они находятся. Наконец, бывшая гриффиндорка коснулась руками его пресса, с удовольствием отмечая, как напрягаются мышцы Драко от каждого её прикосновения. А вот он с её одеждой особо церемониться не стал. Проложил дорожку поцелуев по её подбородку и шее к мочке уха, задирая узкую юбку девушки и в буквальном смысле срывая с неё трусики. Гермиона издала стон, когда он накрыл её промежность ладонью и начал ласкать девушку двумя пальцами. — Блять, как я соскучился, Грейнджер, — второй рукой он пытался расстегнуть пуговицы на рубашке Гермионы, но быстро бросил эту затею, пойдя более простым путём: Драко смял ткань в кулаке и резко дёрнул на себя. Послышался треск разрываемой ткани, а затем и громкий стон Грейнджер, когда Малфой легонько прикусил её сосок. — Сам виноват… — Знаю, — Драко сильно сжал рукой её бедро, — потом поговорим, Гермиона, — его голос сорвался на фальцет: он и не заметил, когда она успела расстегнуть его брюки, и теперь поглаживала его член, проводя пальцами по всей длине ствола. Малфой впился в её губы, сминая, кусая их. — Грейнджер, больше не могу терпеть, — он приподнял девушку, вжал её в стену своим телом и вошёл в неё. Гермиона издала протяжный стон, а Драко с удивлением понял, что у Грейнджер, вероятно, после него не было никого. Иначе, почему она казалась ему такой узкой? «Может, потому, что ты полгода спал с разъебанной шлюхой, по сравнению с которой нормальные девушки — почти девственницы?» Он начал медленно двигаться, постепенно наращивая темп, ловя стоны Гермионы. Она выгибалась ему навстречу, и поза была жутко неудобной, но какой же мелочью это казалось сейчас! Он шептал её имя, рассыпая по лицу, шее, плечам девушки поцелуи, и сводил Гермиону с ума каждым своим движением и прикосновением. Грейнджер охватила дрожь, она впилась короткими ногтями в его плечи, оставляя на коже Малфоя отметины-полумесяцы. Толчки парня стали хаотичными, он чувствовал, как беспорядочно сокращаются мышцы девушки, и излился в Гермиону, прикусив кожу на её плече. Как и раньше, он не дотерпел совсем чуть-чуть, пришлось доводить бывшую гриффиндорку до оргазма пальцами. Девушка глухо вскрикнула и обмякла в его руках. С минуту они стояли, восстанавливая дыхание. — И что теперь? — прохрипела Гермиона, заглядывая в его все ещё затуманенные страстью глаза. — Продолжим мириться в более приватном месте и позе поудобнее. Гермиона уткнулась носом в его плечо, смаргивая такие ненужные сейчас слёзы. Впервые за полгода она плакала от призрачного намёка на счастье, а не от отчаяния. *Реальная марка кальвадоса **специалист по элитному алкоголю, занимающийся продажей в специализированных магазинах. ***Карфаген — древний город на территории Туниса, вблизи столицы страны — города Тунис, в составе столичного вилайета Тунис. На протяжении своей истории Карфаген был столицей основанного финикийцами государства Карфаген, одной из крупнейших держав Средиземноморья. После Пунических войн Карфаген был взят и разрушен римлянами, но затем отстроен и являлся важнейшим городом Римской империи в провинции Африка, крупным культурным, а затем и раннехристианским церковным центром. Затем захвачен вандалами и был столицей Вандальского королевства. Но после арабского завоевания вновь пришёл в упадок. В настоящее время Карфаген — пригород тунисской столицы, в котором находятся президентская резиденция и Карфагенский университет. ****Платина и шоколад тут ни при чём *****sweeties — англ. «сладкая», «конфетка».