В России нет прекраснее поэта, Чем наш Божественный в зелёный плащ одетый, Он славен слогом в городах и весях Но одеяние пошил из занавесей!
Божественный. Ну, каково, а, Сергей Сергеич? Вижновскай оборзеть изволил! (Божественный потрясает шевелюрой и листком папиросной бумаги со смазанными чернилами у того пред лицом. Рожкин берет листок и читает еще раз про себя. Краснеет. Наталья и Мария Ивановна прыскают в кулачки, перемигиваются.) Барсуков. Князь Вижновский, однако, тот еще пасквилянт! (озадаченно поправляет очки) Федор Исидорыч. Стреляться желаете-с? Рожкин. Пред оскорбленной честью держать надобно ответ! (одергивает мундир) Божественный. Успеется стреляться, господа! Ответ держать я буду тем же! (Входит Пелагея.) Пелагея. Кофей подан! Божественный. Постой, голубушка, Старковский молвил, ты грамоте обучена была? Пелагея. Да, барин! В церковно-приходской школе три коридора прошла, понятие имею. (горделиво повела плечами, села за перо) Божественный. (прохаживается по сцене, декламирует)И я поэт и он поэт, Одно различье между нами. Мои стихи выходят в свет Его - кладут пред нужниками!
(Пелагея пишет старательно, высунув язык, Рожкин и Барсуков краснеют, Мария Ивановна, услышав похабное слово, прячет личико в платок, Наташенька хохочет.) Барсуков. Стреляться, господа! Извольте, Василь Василич, меня в секунданты, вмиг выскочку этого в деревянный макинтош обрядим! (хохочет, держится за живот) (Входит хозяин дома Антон Павлович Старковский в сопровождении полковника в отставке Фурмана. Были заняты светскими разговорами. Старковский подкручивает усы.) Старковский. Господа, у меня для вас пренеприятнейшее известие. К нам едет господин статский советник Альтронов. С проверкой. Барсуков. Как с проверкой? (всполошился) Рожкин. Как Альтронов? (вскочил) Фурман. Как едет? (руками всплеснул) (Мария Ивановна с Натальей притихли, макая в блюдечки сахарку.) Рожкин. Что у нас в уезде проверять-то? Старковский. Чистые ли коляски, не бегают ли мыши… Божественный. (теребит кудри, перебивает) У меня сегодня Мышевецкий! Клопов травит! (Мышевецкий, дворянин по происхождению и дезинсектор по призванию травил мышей, клопов и тараканов преимущественно в черном, перешитом мундире и шапочке, похожей на кошачьи уши, и отчего-то преимущественно ночью. — прим. автора.) Старковский. По совести ли наши крестьяне платят оброк и не обдираем ли мы их, как липок, (закусывает ус и глядит на Пелагею, та улыбается) нет ли дуэлянтов… (Из-за куста розы Наташенька кокетливо подмигивает Борису Михалычу Барсукову, отчего у того валится на пол круглое пенсне и трясутся руки. Баранов красноречиво закашлялся). Баранов. Борис Михалыч, а не изволите ли стреляться? (Федор Исидорыч Наташенькой накануне был отвергнут, и чему был страшно оскорблен — прим.автора) Фурман. Отставить стреляться, господа! Встретим достойно неприятеля! Объявляется общий сбор! (Суетятся).