Бостон, наши дни
За Киллианом кто-то следил. Он нутром чувствовал хвост от торгового центра. Бостон не был любимым городом Джонса, но все же проулки и дворы он знал достаточно, чтобы петлять в них как в лабиринте, запутывая невидимого преследователя. Но в этот раз за ним, похоже, послали профессионала. И, заворачивая в очередной узкий проулок, Джонс лицом к лице столкнулся с красивой блондинкой, которая мастерски поставленным ударом в живот на пару секунд вывела его из равновесия. — Любовь моя, а мы ведь еще даже не познакомились. Обычно бьют меня наутро. В руках у девушки уже появился пистолет. — Вытяни руки вперед так, чтобы я их видела. Киллиан мог бы отвлечь внимание и выбить оружие у нее из рук, но интуиция отчетливо подсказывала ему продолжить знакомство с этой женщиной. И подчинился. Одной рукой удерживая Джонса на мушке, девушка достала наручники. — Надевай, — бросив их мужчине, приказала она. Киллиан усмехнулся, хватая наручники правой рукой. — У меня талантливый рот, красавица, но надевать на себя кандалы я не умею. Девушка более внимательно присмотрелась к нему, обращая внимание на левую руку. Киллиан выкрутил протез и бросил его похитительнице. — Придумай что-нибудь интересней. Интересным с ее точки зрения оказалось приковать его к себе. — Только попробуй рыпаться, доставлю заказчику по частям. — О, красавица, я уже говорил как мне нравятся современные наемники и их правила чести? — Я предпочитаю охотников за головами, мистер Джонс. Киллиан обворожительно улыбнулся. — Как же нечестно получается, что я до сих пор не знаю твоего имени. — Обычно всех интересует имя заказчика, а не мое. Хотя, раз мы уже и так повязаны, — Эмма Свон. Джонс отметил про себя, что Эмма была довольно привлекательной и интересной в общении. И ее имя, да и не только, волновали его намного больше, чем заказчика его похищения. Это имя он знал уже несколько веков, Румпельштильцхен, теперь именующий себя Робертом Голдом. Киллиану была известна также и причина охоты за ним. Вот только отнять это было нельзя, и Голд уже давно играл с ним, всячески выманивая предмет. Эмма Свон могла быть просто охотницей за головами, а могла и оказаться очередным ходом. — И что же, по словам мистера Голда, я совершил, что меня настигла столь прелестная Немезида? — Кражу. Ты похитил его жену. Киллиан рассмеялся. — Ложь, старая как мир. Старик уже не может придумать ничего нового. — Он не лгал, — в голосе Эммы слышалась абсолютная уверенность. — И откуда же ты это знаешь, красавица? — поинтересовался Джонс. — Я всегда знаю, когда люди лгут мне. Киллиан чуть наклонил голову и пригляделся к глазам, с первого взгляда они казались одноцветными, но наметанный глаз Киллиана заметил контактные линзы. — Хочешь, я расскажу тебе лазейку твоего дара. Ты не сможешь распознать ложь, если человек верит, что говорит правду. И Голд — он до сих пор думает, что я забрал у него Милу. А она просто сбежала от него, не могла больше находиться рядом с этим монстром. И выбрала она меня, вот только ее муж казнил ее за этот выбор у меня на глазах. Слышишь, Эмма, я видел, как этот человек убивает мою любимую женщину. Скажи, я лгу? Эмма задумчиво смотрела на него. Если Киллиан прав, и она предметник, то поверить ему она должна. Хотя она могла вести охоту не только за головами как отдельно от Голда, так и вместе с ним. Раньше все было проще, достаточно было посмотреть в глаза человеку. Контактные линзы существенно усложняли поиск собратьев по несчастью. — Ты говоришь правду. И Голд тоже. — Правда не всегда одна, красавица. Ищи истину. Эмма засмеялась. — Да ты просто философ, Джонс. Вот только Голд уже оплатил мою работу, а ты выглядишь тем еще прохвостом — Значит, не отпустишь? — Нет, но если то, что ты сказал, истина, как ты выражаешься, я помогу наказать убийцу. Наказать убийцу. Долгое время это было единственной мечтой Киллиана. Целью, ради которой было не страшно и умереть. Вот только умереть не получалось.Сиам, 1887 год
Киллиан жил в этой стране уже больше десяти лет. Десять лет поисков и ожиданий. Он исколесил все Азию от Китая и обратно ради одной призрачной легенды. Мифе о хромом светлокожем колдуне с разноцветными глазами, исполняющем желания. Европейцы до сих пор были в этих краях редкостью, поэтому о каждом из них ходило уйма слухов. Но всем слухам об этом колдуне мог соответствовать лишь один человек — Румпельштильцхен. Фортуна давно не сводила их вместе, уже около пятидесяти лет. Лет, которые Киллиан провел как обычный человек. Жизнь без погонь и охоты. Именно за эти полвека мировоззрение его поменялось, и мысль об обладании еще хотя бы одним предметом сошла на нет. Ему не нужен был чужой груз, хватало и своего. Но смерть Милы, до сих пор преследовавшая в кошмарах, не отпускала. Румпельштильцхен был его Эльдорадо, вечная охота за этим существом оставалась единственной константой в жизни. И вот до него дошли слухи о колдуне, совершающем чудеса и недавно перебравшемся в Азию. Колдуну платили страшную цену — кто-то отдавал последние деньги, кто-то свою свободу, и лишь немногие, единицы, - маленькие фигурки животных. След Темного привел его на пепелище, некогда бывшее то ли храмом, то ли небольшим дворцом. Дым еще не до конца развеялся ветром, и вокруг суетились люди во главе с молодым монахом. — Здравствуйте, — Киллиан склонил голову и сложил руки в приветственный Вай. — Что произошло в этом месте? — Сюда пришла Королева сердец, путник. Она убила всех. Но оставила тела лишь стариков. По телу Киллиана словно прошел разряд молнии. Он знал о жене местного дворянина, которую в этих местах звали Королевой сердец. От одного намека на присутствие поблизости этой женщины кровь стыла в жилах. Кора — так её звали, и сильна она была лишь тем, что могла одним движеньем вырвать сердце из груди врага. Вот только человек тот не умирал, он мог встать и пойти, мог заговорить. Киллиан звал таких мертвецов Куклами, своей воли у этих созданий не было, как не было в них и жизни. Подобные творения раньше были любимой игрушкой Румпельштильцхена. Но, похоже, с недавних пор он передал тарантула Коре. Что ж, похоже, ничто человеческое не было чуждо и Тёмному, способному соблазниться женщиной. Киллиан помог монахам и добровольцам развести погребальный огонь, разделил с ними обед и двинулся на встречу с той, кто сумела уменьшить огромную коллекцию магических предметов Румпельштильцхена. Куклы были почти неуязвимы, и раны, от которых обычный человек падал замертво, лишь замедляли их. Киллиан знал лишь один способ уничтожения таких мертвецов — отсечение головы. Но в замке Коры кукол могли быть десятки, возможно, сотни. Тут даже бессмертие не поможет. Тарантул был опасен. Этот предмет не должен был находиться ни в чьих руках. Джонс смотрел на погребальный костер и шептал мертвецам обещание. Киллиан уходил все дальше от костра, все ближе к Коре. Но заявиться просто так в замок было безумием. Его выдавало лицо северянина, рука и глаза. План, появившийся в его голове, был безумен, но мог сработать. До самого заката он занимался маскировкой. На следующее утро к воротам резиденции СуйЛана и его супруги Коры, опираясь на костыль, пришел купец. Служанки провожали мужчину взглядами, полными жалости. После нападения разбойников его спутников убили, товары, привезённые из Европы, разграбили. Сам же купец лишился левой руки, правый глаз его был выбит и наспех зашит, обе ноги были сломаны в нескольких местах. СуйЛан не испытывал к путнику жалости, он откровенно ненавидел заморских торговцев, желающих нажиться на его стране, но за купца можно было получить награду от его семьи, а от денег он не отказывался. Киллиан едва волочил ноги, которые сам же себе и сломал, он специально вывернул кости так, чтобы они не срослись сразу. Зашитый глаз чесался. А с каждым часом затея начинала казаться все более осуществимой. Джонс редко чувствовал зов предметов. Многие говорили, что ты способен овладеть лишь тем даром, который тебе предназначен. Тарантул был исключением, его близость Киллиан чувствовал. Словно предмет устал и жаждал быть украденным. Той же ночью он вправил себе ноги и пробрался в спальню Коры, на его счастье, палаты её супруга были в другом конце дома. Тарантул лежит у Коры на груди. Она уже не молода, не то чтобы красива, но от этой женщины исходит странное притяжение. Что ж, в чём-то у них с Тёмным были похожие предпочтения. Киллиан вытащил из-за пояса нож с тончайшим лезвием и перерезал тонкую нить, на которую был привязан предмет. Он наклонился к груди женщины и, зажав между зубов фигурку, приставил к её шее кинжал. Как только лезвие коснулось шеи Коры, женщина проснулась. Киллиан даже мог видеть, как разноцветные глаза тускнеют, становясь серыми. По всему дому слышались вопли ужаса. Киллиан чувствовал, как оседают на пол тела сотворённых Корой кукол. Он словно наблюдал за собой со стороны. Ему даже казалось, что это не он все сильнее нажимает на нож, перерезая горло Королеве Сердец. Однажды Тёмный отнял у него любимую женщину, можно было считать это платой. Сейчас это не волновало Джонса, он лишь исполнял обещание, данное у погребального костра тех, кого он даже не знал.Бостон, наши дни
Эмма не доверяла ни Киллиану, ни Голду. Ей нужно было составить свою картинку ситуации. И инстинкты, лишь раз подведшие ее, кричали, что дело это опасное, но, бросившись в него с головой она найдет что-то. И эта находка окупит всю ее жизнь — и мотания по приютам, и тюрьму. Девушку вела какая-то сила, и эта сила манила сквозь пропасть дальше. Именно поэтому вместе с Джонсом они отправились в Нью-Йорк, где распологался главный офис корпорации “Голд Индастрис”. Нью-Йорк встретил Киллиана шумом машин и запахом выхлопных газов. Джонс помнил этот город другим, пахнущим сточными водами, пропитанным кровью. Он шел по улицам рядом с Эммой и видел вместо шикарных небоскребов изъеденные временем халупы. Память рисовала ему совсем другой город, место где он был когда-то счастлив.Нью-Йорк, 1867 год
Киллиан смотрел на своих сыновей, и его сердце сжалось от ноющей боли. Лиам и Джанатан были его счастьем и его мукой. Рыжеволосый и шумный Лиам был маленькой копией Ариэль. Джонатан с его вдумчивым и внимательным взглядом напоминал Киллиану брата. Они были близнецами и не представляли жизни друг без друга. С каждым годом они догоняли его по росту, а в волосах Ариэль появлялось все больше седины. Однажды, когда они прогуливались вместе с Ари по улице, какой-то нищий крикнул им вслед: — Решил завести себе вторую мамочку, или больше никто не позарился на калеку? На глазах его по-прежнему прекрасной жены выступили слезы. — Не слушай его, моя сирена. Он не знает, что несет. — Нет, мой капитан, он не знает. Но с каждым прожитым годом на моем лице все больше морщин, а ты... Ты все тот же, мой мудрый колдун. — Не зови меня колдуном, любимая, это не так, и ты знаешь это не хуже меня. Одно твое слово — и оно станет твоим. Киллиан нежно взял ее руку в свою. — Твое проклятие, Киллиан, оно не нужно мне. И оно не нужно нашим сыновьям. Киллиан отводит глаза — один голубой, второй зеленый. — Если бы я мог разделить медузу пополам, я бы... — Обрек наших детей на вечную муку. Ты знаешь, что как бы сильно я тебя ни любила, я не позволю тебя совершить подобное. Мы оба знаем, что пришло время. В ту ночь он целовал ее как никогда прежде, он ласкал свою сирену и не хотел отпускать. Но на рассвете он в последний раз обнял своих сыновей и навсегда ушел из их жизни. Тогда он плакал в последний раз. Спустя десять лет Ариэль умерла от чахотки. К тому моменту у Лиама уже родилась дочь, а Джонатан дослужился до офицера. На похоронах жены Киллиан даже не мог подойти к своим детям, которые уже выглядели его ровесниками. Медуза, закрепленная под протезом левой кисти, обжигала место шрама льдом.Нью-Йорк, наши дни
— Остановимся в ближайшем мотеле, — сообщила Эмма. — А я так надеялся на шикарный номер для новобрачных. Киллиан вглядывался в Эмму, пытаясь ее понять. На эту женщину реагировал не только он, но и медуза. Фигурка пропускала по руке небольшие разряды тока, показывая то ли расположение, то ли неприязнь. Мужчине было интересно как предмет Свон реагировал на него и был ли он вообще у этой загадочной девушки. Обычно он более ясно ощущал реальность, хотя и промахи с ним иногда случались.Карибское море, 1745 год
Отрубленная кисть болела так, словно руку вновь отсекали. И эта боль отражалась на лице Киллиана зверским оскалом, отчего команда не решалась к нему подходить даже по самым важным вопросам. Лишь верный до последней капли крови Стивенсон, бывший некогда лоцманом английского флота, а теперь старпомом, стоял рядом со своим капитаном у штурвала: — Хорошая сегодня погодка, мастер Джонс. — Ветра нет, команда устала, жара стоит нестерпимая, а ты говоришь про хорошее. — Вы хоть не пили, мастер Джонс. Стивенсон не одобрял лишь две привычки Килиана: любви к алкоголю и к Миле, вечной могилой которой стало море. Уильям Стивенсон, лет двадцать назад списанный со службы по старости, никогда не считал себя ни преподавателем, ни нянькой, с детства обучал братьев Джонсов морскому делу. Он был готов пойти за ним и на край света и дальше. И до сих пор, спустя уже почти десять лет, винил себя в том, что не уберег Лиама. — Времена, когда алкоголь я считал злом, давно прошли. Они канули в море, вместе с Лиамом, Милой, моей рукой. Я уже не ребенок, мистер Стивенсон. — Иногда мне кажется, что и уже не человек. Киллиан не стал отвечать старому моряку. Он и не знал, что сказать. Может, и впрямь маленькая металлическая медуза превратила его в морское чудище, лишь по прихоти Калипсо напоминающее до сих пор человека. И то человеческое, что еще осталось в Киллиане, звало его на сушу, в Новый свет. Новый свет встретил их войной. Британские войска наступали на Иль-Руаяль, король Георг безнадёжно проигрывал. И Киллиан невольно сочувствовал французам, осаждённым войсками Новой Англии. Отношение Ирландии и Англии с каждым годом все ухудшались, и Киллиану, причисляющему себя более к нации своей матери, это не приносило радости. И вот сейчас судьба занесла капитана Джонса к порту Луисбурга. В самый разгар осады. Его убивали в том бою трижды, он помнит это. А ещё он помнит девушку с выжженными глазами, на месте которых остались лишь шрамы. И помнит, как она держала его за руку и шептала, словно в бреду: “Забери у него мальчика. Спаси мальчика. Ребёнок - смерть Румпельштильцхена, его мать, она…” Девушка так и не договорила своё пророчество — её тело разорвал снаряд, выпущенный из пушки. Он убил и Киллиана. Но слова слепой провидицы он запомнил навсегда.Нью-Йорк, наши дни
Джонс с Эммой заказали себе самый дешевый номер в самом дешевом отеле, но даже он был украшен к предстоящему Рождеству. Эмма ненавидела холодные зимы Нью-Йорка, особенно она ненавидела Рождество. Работы в это время почти не было, а Генри все праздники проводил с Региной, таковы были правила открытого усыновления. Как бы сильно она ни любила сына, нарушить договор с его приемной матерью было невозможно. Это сейчас Эмма могла воспитывать сына, а десять лет назад, будучи заключенной в тюрьме малолеткой, — что она могла дать собственному ребенку... И вот сейчас она сидела в промерзшем номере со странным незнакомцем, в ожидании — нет, не чуда, а чего-то глобального. Хотя этот момент мог и не наступить, если Джонс говорил правду, а он ее говорил, сейчас они собирались выступить против одного из самых влиятельных людей города, пожалуй, даже всего штата. — Он не всемогущ, Эмма, — прервал ее раздумья Киллиан. — С чего ты вообще... — Считай, что ты для меня открытая книга. Киллиан, конечно, лукавил, открытой книгой Эмма не была. Именно поэтому Киллиан решил вытащить цветную линзу из правого, зеленого глаза. Он проверял реакцию девушки. Та демонстрировала лишь удивление. — Вторую решил оставить? — поинтересовалась она. — Я ношу только одну, — пояснил Киллиан. — Это называется гетерохромия. Однорукий красавчик с разными глазами. Думаю, я был бы слишком заметен. Эмма лишь закатила глаза. — Да уж, я со своими обычными контактными линзами ни иду ни в какое сравнение с тобой. В номере, где они остановились были две кровати рядом, и Джонс мог убедиться, что линзы Эммы и правда были самые обычные, с диоптриями. Вот только это открытие не особенно помогло в разгадке головоломки Свон, скорее наоборот. Природный дар был у единиц, таких уникумов в мире было, наверное, даже меньше, чем предметников. И практика показывала, что какая-нибудь фигурка рано или поздно все же попадала им в руки. К Киллиану же медуза пришла, на его взгляд, совершенно случайно. Не он искал этот предмет, а Мила.Лондон, 1743
Их корабль слишком долго стоял в гавани, но Мила наотрез отказывалась уплывать. — Ты не понимаешь, Килли, она нужна нам. Я чувствую, как медуза зовет нас. Она смотрела на него с такой мольбой в глазах, что отказать Джонс не мог. Иногда ему казалось, что команда права, и жена колдуна — всегда ведьма. Но когда смеялась Мила, ему хотелось смеяться самому, ее слезы текли по его щекам. И впервые после гибели брата, после того как он поднял над своим кораблем пиратский флаг, он был счастлив. Один из его моряков однажды в пьяном угаре сказал, что Джонс слишком рано, всего в двадцать два года, стал капитаном, что он еще не знал ни жизни, ни женщин. Но Киллиан был отчетливо уверен, что Мила была послана ему небесами. Они встретились в небольшом шотландском портовом городке. Она играла в кости в местном баре наравне с мужчинами, а жена трактирщика тихо прошептала ему на ухо: «Ведьма». Она была старше его и, конечно, замужем. Но что могло остановить тогда молодого пирата? Море казалось ему по колено, а немолодой хромой колдун был в его глазах слабым соперником. Да и в колдовскую мощь Румпельштильцхена Киллиан тогда еще не верил. Не верил он и в то, что прекрасная женщина, взятая им в небольшом порту, ведьма. Но с каждым штормом, который Мила отводила лишь взмахом руки, капитан все больше убеждался в реальности магии. Он еще помнил старые песни, которые ему пела мать. Отец-англичанин запрещал ей, коренной ирландке, учить сыновей родному языку. Но упрямством и упорством Киллиан пошел именно в мать, и он сих пор считал себя полукровкой, для которого родным был именно язык матери. Из этих песен он помнил, что силке могут быть коварны, что лесных духов нужно задобрить, и что сила к людям не приходит просто так. Но Мила долгое время отказывалась говорить, откуда у нее сила и какова цена могущества. — Я была тогда совсем крохой, но еще помню, как отец мог мыслью вызвать дождь в засушливый год, как он повернул однажды реку. А еще я помню, что у него были чудные глаза, — эту историю яркая и вечно неугомонная Мила рассказывала шепотом. — Мать однажды сильно заболела, а вслед за ней и братик. Отец весь извелся, не хватало у него силы справиться с той хворью. И пришел он, тот, кого звали Темным. После его прихода мама и брат выздоровели, вот только глаза у отца стали серыми. Спустя восемь зим Румпель вернулся в наш дом и забрал меня с собой. Я была его служанкой, его кухаркой, позже стала женой. Мила сбежала с Киллианом без раздумий и долгих сборов. Он был единственным, с кем она захотела покинуть деревню Румпельштильцхена. И вот сейчас, спустя годы, они вновь возвращались в родные края Милы. Они плыли за фигуркой медузы не больше двух дюймов в высоту. Говорят, и Темный хотел получить этот предмет, но даже страх встречи с супругом не мог остановить Милу. Медузу и ее владелицу они нашли на кладбище. Киллиану даже не хотелось знать, какие ритуалы для этого провела его женщина. Шел дождь, и сгорбленная женская фигура над свежей могилой почему-то напоминала Джонсу баньши. Женщина, похожая издали на старуху, вблизи оказалась юной девушкой. Она безутешно плакала. Мой сын... сынок... Киллиан стоял рядом и не знал, как утешить девушку. — Мы сочувствуем твоей утрате, — заговорила Мила. Казалось, лишь тогда девушка заметила их. В руках у нее серебром отливала маленькая фигурка. Она протянула ее на ладони: — Заберите. Я вдоволь насмотрелась, как они стареют и умирают. Заберите ее. И в руки Милы легла медуза. Женщина ожидала хоть какого-то отклика предмета, но ничего не происходило. По крайней мере с ней. Безутешная плакальщица же старела на глазах: темные волосы седели, а лицо покрывалось морщинами. Киллиан молился, как учила его мать, молился и боялся, но не мог отвести взгляда. Они уходили с кладбища, оставляя сгорбленную старуху в одиночестве и покое, она передала свой груз. Можно было отплывать. Вот только не всем из них было суждено покинуть это порт. У корабля их ждал сам Темный. Именно в тот момент Киллиан впервые испугался его. Но клинок холодил руку, а Мила рядом с ним заставляла бороться до конца. — Так-так, и кто же тут у нас? Изменница с пиратом. Не ожидал, не ожидал. Неужели тебе мало примера твоего отца, дорогая женушка, неужто ты думала, что я отдам вечную юность кому-то другому? — Его нельзя отнять, — в голосе Милы слышалось отчаяние. — Отнять можно, использовать потом нельзя, но я найду способ. Румпельштильцхен кривился и хохотал. А Мила с силой сжимала в руке фигурку медузы. Киллиан до боли сжал левый кулак и поднял его вверх. — Ты хотел этот проклятый предмет, так приди и возьми его, ты, хромой старикан. Азарт битвы и страх за любимую бурлили в его крови. Пират забежал на палубу своего корабля. Он старался увести Темного подальше от Милы. Мужчина надеялся, что подъем займет у колдуна больше времени, но тот буквально появился из воздуха с клинком в руках, отсекая сжатый кулак Киллиана. На берегу закричала Мила, и от ее крика на море поднялся шторм. Темный вновь растворился в воздухе, держа в руке отсеченную кисть Джонса. С трудом переведя взгляд на берег, Киллиан увидел лишь, как клинок Темного вонзается в грудь Милы. Сделав это, маг растворился. Киллиан бежал и падал, испачканный грязью и собственной кровью. Он бежал к ней. К своей ведьме. К тому моменту, когда пират добрался до женщины, из рта у нее уже стекала тонкая струйка крови. — Мила. — Мой путь законен, любимый. И я могу лишь подарить тебе вечнос... Она не смогла даже договорить, лишь вложить в его руку маленькую фигурку, медузу, мастерски выточенную из неизвестного Киллиану металла. Корабль уплывал в спешке, под рев сотворенного Милой шторма, с ее телом, завернутым в саван, и со своим капитаном, воющим от нестерпимой боли. И если бы кто-то спросил его тогда, от чего он скулил как умирающий, он показал бы не на руку. Он бы ответил, что его раздирает огонь и лед от маленькой фигурки.Нью-Йорк, наши дни
— О чем ты задумался? — поинтересовалась Эмма. — Успокойся, лапочка, я не строю планов по захвату мира, просто рассуждаю о судьбе. — Если бы не использование дурацких прозвищ, с тобой можно было бы вполне прилично общаться. Этот человек странно раздражал Эмму своими обращениями, для него словно бы не существовало границ. Он влез в ее жизнь внезапно и абсолютно бесцеремонно. Еще день назад она была готова сдать его людям Голда и навсегда забыть об этом странном деле. Но сдать и забыться со стаканчиком виски в собственной квартире не получилось. Кем бы ни был Киллиан Джонс, он совершенно точно не заслуживал участи, которую ему уготовал миллиардер. Эмма слишком хорошо помнила чувство опасности охватившее ее при первой встрече с Робертом Голдом. Он со своей охраной вошел в ее квартиру без стука и предупреждения. Голд был одним из тех богачей, которые любили показывать свой статус: золотые коронки на зубах, позолоченный набалдашник трости, шикарно одетая охрана. Но непреодолимое чувство близости к хищнику вызывал именно Голд. — Мисс Свон. Меня зовут Роберт Голд. И я хотел бы предложить вам работу. — С чего вы решили, что меня интересует работа, тем более близятся праздники? — Именно, Эмма, праздники. Разве вам бы не хотелось провести их с семьей, с родителями? — Я сирота. — У каждого сироты есть родители, просто они еще не знакомы. Я могу устроить вам знакомство с вашими. Это и значительную денежную компенсацию вы получите, если найдете мне одного человека. Вы ведь в этом специалист. Он говорил немного, и Эмма, как ни старалась, не могла услышать в его словах фальши. Но от этого человека ее бросало в дрожь. И вот сейчас, сидя напротив Киллиана, который в данный момент расстегивал рубашку, девушка не знала, как поступить. Она уже почти оправдала себя за то, что собиралась отдать свою странную жертву заказчику, как звуки города прорезала автоматная очередь. Она слышала, как бьется стекло, и заметила, как к ней ринулся Джонс, закрывая ее от пуль своим телом. Спустя пару секунд выстрелы стихли, а Киллиан все так же стоял, прижимая Эмму к себе. На пал капала его кровь. — Главное, не отключайся, сейчас я положу тебя на пол и позвоню в полицию и “скорую”. — Не надо “скорой”, красавица. Я буду в порядке, клянусь морской богиней Калипсо. Киллиан постарался изобразить на лице улыбку. Кровь из ран уже перестала идти, но пули все же надо было вытащить. Эмма уже двинулась в сторону телефона, но была остановлена мужчиной. — Поверь и помоги. Он с силой разорвал пуговицы, которые еще не расстегнул. И, доковыляв до сумки, вытащил старый нож. Одна из пуль застряла в левом плече, и, раскрыв стальную “бабочку”, Киллиан вонзил металл себе под кожу, выковыривая пулю. Эмма смотрела на все это действо с ужасом, уже готовая ринуться к телефону. Но кровавое месиво, бывшее пулевым отверстием, начало затягиваться на глазах. — Что за чертовщина тут творится? — Любовь моя, помоги старому инвалиду, вытащи пули, и, когда мои раны затянутся, я расскажу тебе историю о наивном лейтенанте, прекрасной ведьме и древнем демоне. Эмма слушала этого странного мужчину, и привычный мир трещал по швам. Каждое сказанное им слово было правдой, она это чувствовала. — Нас пытались убить, — спокойно констатировала Эмма. — Нас предупреждали. Хотели бы убить, кинули бы гранату или что похлеще. Киллиан медленно, морщась от боли уже заживших ран, натянул футболку. — Нужно заглянуть кое к кому в гости. Мужчина скинул в сумку вещи и направился к двери. Эмма последовала за ним. Это был второй раз в её жизни, когда она с такой лёгкостью шла за незнакомцем. Нет, она не то чтобы безоговорочно доверяла Джонсу, но в его мире она была слепым новорожденным котёнком. А доверять Голду было бы ещё опасней. И Эмма следовала за Киллианом, по старым улочкам, по полупустым районам. Она не могла понять — то ли они прячутся от погони, то ли Джонс проводит для нее странную экскурсию. Спустя почти час они вышли к небольшому бару. Свон не любила такие места — слишком поганая выпивка, слишком развратные бармены. Бар «У бабули» не отличался от сотен других. За стойкой стояла вульгарная девица, похоже, знавшая только красный цвет. Она со скучающим видом разливала немногочисленным посетителям напитки. Выражение её лица резко изменилось при взгляде на Киллиана. Барменша практически влетела в его раскрытые объятия. — Ну, привет, волчонок, — улыбнулся Джонс. — Дед. Девушка буквально светилась от радости, и похоже, что обращение «дед» было вполне привычным для Киллиана. — Эмма, это моя правнучка, Руби. Руби, это Эмма, — представил девушек друг другу Джонс. Эмма не успела озвучить своё удивление, как к Киллиану подбежал огромный пес и начал старательно облизывать его руку. — А это старина Лаки. Пёс приветливо гавкнул и наконец-то уселся на пол. Эмма наконец-то смогла разглядеть это чудо. Вроде бы обычный ротвейлер, один глаз только стеклянный. Но что-то девушке в этой собаке казалось неправильным. И лишь приглядевшись она заметила: правая передняя лапа отличалась от остальных и цветом шерсти, и её длинной. Эта лапа подошла бы овчарке. Она и принадлежала когда-то овчарке, дошло наконец до Эммы. Руби ласково почесала Лаки за ухом. — Пойдёмте уже сядем. Просто так ты бы не пришел, дед. Наспех выгнав народ из бара и закрыв дверь, Руби провела гостей вглубь помещения, за склад с выпивкой, в небольшую каморку. Разливая по стаканам виски, она поинтересовалась: — Эмма в курсе? Киллиан кивнул в ответ. — На нас напали, скорее всего, люди Голда, — продолжил он. — Его пытались убить пару месяцев назад. Какой-то сумасшедший посчитал, что с пулемётом он с Тёмным справится. На Голде ни царапинки, нападавший мертв, три охранника тоже. Но Вик их подштопал. — Подштопал? — переспрашивает Эмма. — Парень Руби, Виктор, удивительно подходящее имя, кстати, — начинает объяснять Джонс. — Он хирург. Его дар — сшивание. Эмма вопросительно поднимает бровь ожидая объяснений. — Если он сшивает мертвую плоть двух разных людей или животных, мертвое оживает. Или почти оживает. Эмма закрыла глаза и залпом выпила виски. Ей вспомнились охранники, приходившие к ней с Голдом. У одно из них был шрам от пули на шее, у другого разные руки. У ног Киллиана с игрушкой развлекался Лаки, прижимая плюшевого медведя пришитой лапой. Мир завертелся перед глазами, рассыпался осколками и сложился в новую картинку. Эмме захотелось умыться. Она с трудом отвернулась от стола, её вырвало на пол. — Ты как? — поинтересовалась Руби. — Я видела тех охранников, — охрипшим голосом ответила Эмма. — Мертвецов, что ли, ни разу не видела? Эмма с трудом подняла на девушку глаза, желая объяснить, что видела, конечно, но так... А потом она вспомнила малышку Китти, изнасилованную приёмным отцом и повесившуюся в приютском туалете. И Берроуза, застреленного ею самой пару лет назад. Десятки бессонных ночей она повторяла себе как мантру, как молитву - «самооборона». Но вспоминала лишь объявление о его розыске: «Живым или мертвым». Свон сама встала за следующим стаканом виски. — Голд обещал мне рассказать о семье. — Он влиятельный сукин сын. Серый кардинал. Знала бы ты, какие люди у него под колпаком. Вик за ним шпионит, - пояснила Руби. — Будьте осторожны. Оба, — предупредил Киллиан. — Да знаем мы. Думаешь, это приятно знать, что в город приехала Регина? От Миллс одни беды, а Виктору с ней ещё работать. Ей, видишь ли, хочется подлатать своего Охотника. — Регина Миллс? — не в силах поверить, переспросила Эмма. — Опасная женщина, я знал её прабабку, Кору. Скажем так, Регине передалась не только способность вырывать сердца, но и любовь к убийству, — пояснил Киллиан. — А ты её откуда знаешь? — Она приёмная мать моего сына. Киллиан более внимательно посмотрел на Эмму, словно она открылась ему в другой стороны. — У твоего сына есть способности? — он спросил об этом резко, сжимая кулак. — Какое это имеет значение? — Послушай, Эмма. Регина была ещё сопливой девчонкой, когда Тёмный послал её на поиски тарантула, предмета, некогда принадлежавшего её прабабке. Она отправилась на поиски не одна, с женихом и целой экспедицией. Многие, включая его, погибли, пытаясь добраться до того, что спрятал я. Их жизни на моей совести тоже, но сожалею я только о том, что Регине удалось раздобыть фигурку. Она опасна и жестока, — Киллиан сделал паузу и медленно продолжил: — Она не делает ничего просто так. — Она усыновила моего сына, потому, что хотела ребёнка. Мечтала о семье... — Почему его? — вступила в разговор Руби. — Я написала отказ, когда была в тюрьме. Генри был здоровым новорождённым, такой вариант для приёмных родителей... — Встречается достаточно часто, — закончил за неё Джонс. — Как ты попала в тюрьму? — Совершила глупость. Влюбилась. Мне было семнадцать, ни дома, ни семьи. А Нил Кэссиди был словно король воров, вот только он подставил меня, я села за его кражу. Эмма, рассказывая, настолько погрузилась в воспоминания, что не сразу заметила, как изменились выражения лиц Руби и Киллиана. — Нил Кэссиди — один из псевдонимов Бельфайера, сына Голда, — наконец вырвала её из воспоминаний Руби. Нил Кэссиди. Имя, прочно въевшееся в мозг, человек, оставивший немалый шрам на её сердце. С того памятного разговора с Киллианом и Руби прошёл почти месяц. Кажется, в тот вечер она кричала, требовала доказательств. Что ж, ей их предоставили. И фото её сына с Нилом. С Нилом, про которого она ничего не рассказывала Генри. И всё же у Эммы хватало выдержки не броситься в дом к Регине, не схватить сына в охапку и бежать. Бежать от Голда было невозможно. Ей удалось повидаться с Генри лишь один раз, пару часов, чтобы понять, как она боится за сына. А ещё Эмма стала замечать многие вещи. Например, что Генри носит контактные линзы, что у него не бывает проблем ни с успеваемостью, ни с друзьями. Один-единственный раз, когда её сын подрался с девочкой по имени Гензель, наказали её. А потом её семья переехала, исчезла. Эмма будто из кусочков паззла пыталась собрать картину мира, и полученный результат её совершенно не устроил. Где-то в глубине души Эмма всё же понимала, что ввязывается в войну, что будет трудно. Она только не думала, что это будет связано с Нилом. Она была наивной дурой, когда подстраивала эту «случайную встречу». Киллиан ведь уговаривал не высовываться какое-то время. Она курсировала между небольшой квартиркой без окон (Киллиан настоял), архивами и баром «У Бабули». Киллиан не скрывал, что хочет использовать её, он говорил, что это «взаимовыгодное сотрудничество». И чем больше Эмма раскапывала материалов, тем больше убеждалась, что это не Киллиану нужна помощь, а ей. Старый друг, работающий в полиции, сообщил Эмме место работы Нила Кэссиди. Узнать его рабочий график было просто, проследить до ближайшей к его офису кафешке - делом пяти минут. Слишком просто, но Эмма чувствовала, что они должны увидеться с Нилом. Он заметно постарел с их последней встречи, зато обрёл лоск, а может, просто перестал скрывать, работа в крупной адвокатской фирме сказывалась. Эмма подкараулила Нила у входа в кафе, со стаканом кофе в руках. Этот кофе она «нечаянно» пролила на своего бывшего при столкновении. - Прости, я так... Нил?! - Эмма старательно вспоминала драмкружок. - Эмма, Господи, что ты здесь делаешь? - И это всё, что ты можешь мне сказать после года тюрьмы, в которой я сидела из-за тебя? - Я не... Эмма, солнышко, я не мог даже подумать, что ты можешь попасться. Эмма всхлипнула. - Ты бросил нас. - Нас? Эмма, о каких нас идёт речь? - в голосе Нила можно было услышать удивление. Они отыгрывали свои роли на пять баллов, вот только Эмма никак не могла просчитать, к чему приведёт их эта постановка. - У меня есть сын, его зовут Генри. - Генри, - почти шепотом повторил Нил. - Я отец? - Хочешь взглянуть на фото? У меня в машине. Прогулка до машины была недолгой. Ещё меньше времени у Эммы ушло на то, чтобы достать пистолет. - Назови мне хотя бы одну причину не застрелить тебя здесь, Бельфайер. - Идиотка, почему ты выбрала его? Если б ты пришла ко мне, умоляла, стояла на коленях, знаешь, я бы ведь пощадил тебя. Но сейчас, ты будешь такой же кормушкой для отца, как и твои родители, - Нил захохотал. Если он хотел вывести Эмму из равновесия, то ему это удалось. Именно в тот момент в неё выстрелили откуда-то с соседних крыш. Уже теряя сознание, Эмма увидела подающего на землю снайпера и убегающего Нила. В себя Эмма пришла уже в квартире Киллиана. Джонс с обеспокоенным выражением лица смотрел на неё. - Дура. О чём ты вообще думала? - О сыне. Теперь ещё и о родителях, - Эмма поморщилась от боли в рёбрах, снайпер целился точно в сердце. - Спасибо за бронежилет, Киллиан. - В следующий раз, когда решишь погеройствовать, возьми с собой меня для прикрытия. - Ты и так следил за мной. Киллиан раздражённо покачал головой. - Так что там с твоими родителями? - наконец поинтересовался Джонс. Эмма как можно более точно постаралась вспомнить слова Нила и потребовала у Киллиана объяснений: - Голд что, как вампир из дешевых ужастиков? - Вампиры пьют кровь, Тёмный пьёт жизненную силу, его жертвы - как мухи в янтаре в вечном стазисе, ни живые, ни мертвые. Ни живы, ни мертвы. От этой мысли к горлу подступал комок. Какая сирота не мечтает узнать, что её не бросили, что у родителей была причина. Похоже, у родителей Эммы действительно была причина. Киллиан осторожно проверил перевязанные эластичным бинтом рёбра и поинтересовался: - Ты сама-то как, любимая? - Я в порядке, Джонс. И в состоянии обойтись без флирта с тобой. Килиан убрал от неё руки и отодвинулся. Эмму словно обдало холодом. - Прости, Киллиан. За последнее время мой мир перевернулся с ног на голову, мой сын в опасности. А я никогда не была сильна в тёплых отношениях. - Пустяки, красавица. И я не прошу от тебя привязанности или любви. Просто тебе сейчас нужно расслабиться и забыться. И я не против тебе в этом помочь. Просыпаясь на следующее утро в объятиях Джонса Эмма всё же пришла к выводу, что избежать привязанности не получилось. Этот странный мужчина, лежащий рядом с ней, вызывал в ней такую бурю эмоций, что любовь к Нилу была в сравнении с этим детскими играми. Но на анализ их с Джонсом отношений времени у неё не было. Киллиан проснулся только тогда, когда Эмма уже заварила кофе. - Я могу хотя бы попытаться отговорить тебя не делать глупости, Эмма? - Нет смысла. Я ведь не прошу тебя идти со мной. - Я уже говорил, что думаю о твоих интеллектуальных способностях? Эмма закатила глаза. От желания Киллиана помочь на сердце становилось легче, и сейчас ей было абсолютно плевать, какие цели преследовал Джонс. - Дай мне время, красавица, и мы заберём твоего мальчика, - у Киллиана внезапно появился акцент, и он потёр культю рукой. - Возможно, нам даже удастся обезвредить Голда. Но дай мне ещё немного времени. Эмме очень хотелось, чтобы у них было время, на через пару дней на мобильник позвонил Генри и попросил срочно приехать. Он плакал, и у него срывался голос. - Он... дедушка.... Регина вырвала папе сердце. Это дедушка приказал, сказал, что папа был слаб. А я... Мамочка, я так много врал тебе. Эмма успела только схватить пистолет и поднять с кровати Киллиана. У них не было времени на подготовку. Эмма даже боялась предположить, что Голд может сделать с внуком, если он позволил сделать из сына зомби. Они взяли машину Киллиана, огромный джип, на заднем сидении которого расположись пять бойцовских собак. Вернее, то, что при жизни было собаками. Приглядевшись, Эмма поняла, что животным добавили металлические клыки, одному даже заменили лапы на тигриные. - Я ведь говорил, что мне нужно время, красавица. Теперь я вечный должник Виктора, в этот раз он превзошел себя. Эмма понимающе кивает, уж лучше использовать мертвых животных, чем подвергать опасности близких, Руби, например. Но смотреть на сшитых монстров всё равно неприятно. Они едут в ловушку, но Эмму это не останавливает, там, в бронированном «замке» Тёмного, - её ребёнок. - А теперь, я хочу, чтобы ты меня внимательно выслушала. Я не знаю, что будет с теми, за чей счёт Румпельштильцхен живет вечно, возможно, они погибнут вместе с ним. Возможно, пробудятся. - Я не надеюсь найти родителей, Киллиан, я иду спасать сына. Она вдавил педаль газа до упора, и машина сорвалась с места. Киллиан не сомневался, что их ждут. Он проверил обойму сделанного на заказ пистолета и выпустил вперед пару собак. На каждого пса надеты камеры, и Джонс наблюдал схватку собак и охраны. Даже по движениям охранников можно понять, что это Куклы. Действо напоминает дешевый боевик восьмидесятых годов: давно уже мертвые собаки разрывают давно уже мертвых охранников. Только выстрелы и дикий рык, сражающиеся не чувствуют ни боли, ни страха. - Это ловушка, Эмма. Здесь нет Генри, и Голда здесь нет, - Киллиан повернулся к Эмме, отрывая взгляд от монитора ноутбука, через который он наблюдал за происходящим. Они до сих пор не вышли из машины. - Но здесь должна быть Регина. Я права? - В радиусе двухсот-трёхсот метров. Киллиан хотел остановить выходящую из машины Эмму, но это её битва, не его. Он отправил вслед за ней оставшихся собак и проверил периметр. Спустя пару минут Киллиан, разбирающийся с парой кукол, услышал выстрелы и бросился туда. Эмма стояла над Региной, до крови сжимая в руках фигурку тарантула, чуть вдали лежали тела охранников, сама же Миллс истерично хохотала. - Ты не понимаешь, он сделает нашего сына великим. Он вручит ему весь мир, - у Регины была прострелена нога, а в выцветающих глазах плескалось безумие. - Разве ты не хочешь, чтобы наш сын правил миром? Разве ты не хочешь, чтобы он был наследником самого Тёмного? - Я хочу, чтобы он был собой, - ответила ей спокойно Эмма, вырубая прикладом пистолета. И, уже поворачиваясь к Киллиану, сказала: - Голд с Генри поехали в аэропорт. Регина нас отвлекала. Аэропорт встретил их шумом и суетой. Киллиану казалось, что найти здесь Тёмного с мальчиком невозможно, но Эмма следовала через толпу, словно точно знает, где её сын. Они быстро нашли Генри, материнский инстинкт не подвел Свон. Вот только у них с собой не было оружия, а с Голдом двое охранников, которых сшивал Виктор. И Киллиан с трудом удержал Эмму, чтобы она не кинулась к сыну раньше времени. Джонс набрал Руби. - Пора, волчонок. Охранники повернулись к Голду. Киллиан планировал этот шаг семь лет, с тех пор как узнал о хирурге, способном возвращать к жизни. Он подбирался к Виктору долго. Выискивал по всей Европе, заслуживал доверие, а потом случайно познакомил их с Руби. Та их встреча действительно была случайной. И Вейл оказался единственным, кто вытащил Руби из депрессии после смерти парня. Киллиан испытывал мерзкое чувство предательства, когда просил Виктора начать работать на Голда, но ему был нужен свой человек у Темного. И вот сейчас годы планирования приносили свои плоды. Ни одна из способностей Голда не действовала на поднятых. Их жизнь нельзя было высосать, их воля принадлежала лишь вернувшему их. Охранники зажали Голда между собой, и только тогда Эмма кинулась к сыну. - Мамочка, - Генри подбежал к Свон. - Я тебя предал. Эмма гладила сына по волосам. - Теперь всё позади. - Я бы так не считал, дорогуша, - прервал их воссоединение Голд. Киллиан уже обыскивал его, но ни в пиджаке, ни в брюках не было шакала, забирающего чужие жизни. Посетители аэропорта уже открыто таращились на них. А Киллиан продолжал искать. Голд уже откровенно смеялся, переминаясь с ноги на ногу и опираясь на трость. Идея поразила Киллиана своей простотой, в конце концов он поступал так же. И вытащив небольшой нож, спрятанный в каблуке, Джонс разрезал штанину на больной ноге Голда. - Что скажешь теперь? - вспарывая старый шрам и доставая шакала, поинтересовался Джонс. - Что ты по-прежнему не больше чем глупый пират, - усмехнулся Тёмный, растворяясь в воздухе словно мираж. Генри сильнее прижимался к матери, случайные свидетели расходились, словно не перед их глазами только что исчез человек. От окровавленной фигурки в руках Киллиана не исходило ни капли силы, это был не его предмет. Где-то на другом конце света приходили в себя Мэри Маргарет и Дэвид Ноланы. А Генри Миллс смотрел на свою мать разноцветными глазами и думал о том, какой же замечательный подарок сделал ему дедушка.