***
Я последовал вслед за Гилом, пройдя сквозь захлопнувшуюся перед моим носом дверь. – Значит, теперь ты меня и слышишь, так? – Гилберт вздрогнул, повернувшись в сторону голоса. Голубые глаза округлились, может, он меня не видит? Взгляд прошел словно сквозь меня. – Кто ты? Ты тот парень в шляпе? Что тебе нужно!? – С моего лица сошла та полная надежды улыбка, как только услышал этот пропитанный подбирающейся истерикой голос. Не осталось и капли спокойствия. Если подумать, я не хотел его напугать, собственно, как и доводить до подобного состояния. Я некоторое время молчал, глядя на то, как Гил пытался усмирить сбившееся из-за страха дыхание. Пусть успокоится, я не хочу, чтобы мой шанс заполучить хотя бы крохи общения и внимания закончился довольно печальным образом. Увидев, что Гил не собирается уходить и ожидает моего ответа, я, стараясь задать своему голосу максимально доброжелательный, мягкий, спокойный тон, заговорил, даже немного придав заботливый оттенок – Я не хочу тебе навредить. Просто успокойся. Ты же можешь привлечь своих родителей такими криками. – – Их нет дома, чертов глюк. Боже, где я так наклюкался, что уже пошли в дело голоса? – Вопрос был задан скорее самому себе, нежели мне, поэтому я на него не ответил, тихо сделав шаг вперед, все равно Гил меня, оказывается, не видел, приняв мой взывающий глас за галлюцинацию. – Тебе не кажется, Гил. Ты правда слышишь меня. – – Кого, тебя? – – Меня зовут Оливер. И меня впервые кто-то слышит. – Я невольно улыбнулся, осознав всю особенность момента. Меня и вправду кто-то слышит. Кто-то живой, который способен разговаривать со мной. Интересно, как это получилось? Я даже и не знал, что такое возможно. Гил молчал, глядя в пустоту перед собой. Я тоже молчал, давая тому осмыслить происходящее. За окном тихо, заунывно завывал свою песню ветер, ударяясь об стекла окон, двери, стены дома. Было уже довольно темно, из-за чего единственный источником освещения являлась люстра над нашими головами, от которой исходил тусклый, холодный, бледный белый цвет, покрывая изгибы предметов, окутывая помещение в некую пелену, хотя воздух и без того был пропитан страхом со стороны Гила. Он правда боялся, а я был счастлив, как никогда, из-за чего лишь непроизвольно издал едкий смешок, который, естественно, не прошел мимо ушей Гилберта. – Почему ты смеешься? Нравится пугать других, призрак? – – Кто сказал, что я призрак? – – А разве и так непонятно, что ли? – – Я не знал, что я призрак. Теперь буду знать. – – Покажись. – – Так ты меня не видишь? – Гил вновь осмотрел окружение вокруг себя, отрицательно покачав головой. И тут я вспомнил, как Гилберт смог меня увидеть. – Возьми фотоаппарат. Возможно, он нам поможет «наладить связь». – – Не буду я ничего брать. – – Дело твое. – Хоть Гил и не видел этого, я уселся рядом с ним, на полу, поджав колени к груди и обхватив оные руками. Гилберт быстро подорвался, видимо, что-то почувствовал. Что именно — я не мог предположить, как бы мне этого ни хотелось. Мне оставалось лишь видеть, как парень скрылся за дверью своей комнаты, захлопнув ту, попутно бормоча себе что-то под нос, и явно не без возмущения. Как говорится, чего я ожидал, что он радостно воскликнет: «О боже, боже мой, голос из неоткуда решил поговорить со мной! Это же так здорово!»? Наверное, если после ухода Гила на моей душе остался не очень приятный осадок. Я не знаю, что должен ему сказать, чтобы он мне поверил. Любые аргументы с моей стороны легко можно сместить на иллюзию, в независимости от смысла, ведь обладателя голоса Гил не видит. Интересно, почему? Почему буквально час назад Гил не мог даже слышать меня, а теперь отчетливо слышит мой голос? Почему создается ощущение, что подобная связь есть нечто побочное, ненастоящее? Подобные вопросы, словно нашатырь, ударяли в рассудок, возвращая на землю мой некогда пропитанный мечтами разум, началом которых послужила та фотография. Скорее всего, подобное чувство можно отождествлять с горькой обидой, постепенно переходящей с медленного шага на яростно бурлящую озлобленность на ситуацию, в которой я не смог сыграть какой-либо роли, кроме как напугать до смерти семнадцатилетнего подростка. Я не знал, сколько мне лет, но думаю, что по поведению меня можно сравнить именно с этим контингентом, да и в плане телосложения я не сильно отличался от типичного, немного худого старшеклассника. Но сам вопрос «Кто я?» никогда не приходил в мою голову. Впервые я задумался о том, кем являюсь. Ответа я найти не мог, поэтому решил взять заявление Гила за основу своих суждений. «Чертов призрак». Так вот, кто я. Призрак.***
Под утро Гил вышел из своей комнаты, наблюдалась некая заспанность, но не более того. Словно вчерашнего случая вовсе не было. Он действительно принял все это за последствия усталости? Я не мог поверить в это. Мне, в отличие от Гилберта, сон был ни к чему, я спокойно отсидел всю ночь в коридоре, погрузившись в собственные мысли, поток которых не остановил вернувшиеся в работы родители Гила, которые вскоре вновь покинули дома под утро, эдак часов в пять утра. И размышления привели меня к одному, единственному верному пути. Нужно доказать Гилу, что я не производное его мозга, а действительно отдельно существующий, обладающий собственной головой субъект этого мира. Гил спокойным шагом направился в ванную, послышался шум льющейся воды, смешивающийся со звуком трение зубной щетки. Взяв себя в руки, я каким-то образом заставил себя встать с пола. Несколько шагов, и я уже был возле ванной. Естественно, мне не нужно было открывать и без того приоткрытую дверь, я спокойно зашел и без подобных махинаций, тем более, я просто не способен двигать реальные предметы, как бы мне этого не хотелось. Наверное, я попал под угол обзора, создаваемого зеркалом над раковиной, иначе я подобную реакцию объяснить не могу. Гил замер на месте, прекратив какие-либо движения, пластиковый стакан с водой непроизвольно выпал из его правой руки, с тихим, но звонким стуком упав на дно кафельной раковины. – Ты... – Дальше я лишь услышал треск бьющегося стекла, увидел, как трещины корнями прорастали на поверхности зеркала, откалывая мелкие поблескивающие на свету осколки, разбивающиеся на еще более мелкие кусочки, соприкасаясь с белоснежной поверхностью. Затем шипение, тихое, раздраженное шипение, вызванное болью, в глаза бросился образ окровавленной ладони, которая медленно разжималась из состояния кулака, покрываясь алым цветом. Собираясь в капли, кровь стекала по предплечью, доходя до локтя. – Гил, я... – – ПОШЕЛ ПРОЧЬ. – Вновь что-то с ухом упало вниз, отдаваясь очередной волной обиды. Человек, застывший перед моим зелеными глазами, совершенно отличался от того, кого я привык видеть в школе и за пределами оной. Плечи приподнялись, их явно пробирала некая дрожь, Гил медленно сполз вниз, на колени, сжимая здоровой рукой раненую кисть, стараясь заставить перестать течь кровь. – Ч-что я тебе сделал? Зачем ты меня преследуешь? – – Ты ни в чем не виноват. Успокойся, пожалуйста, я не хотел тебя напугать. Если бы я мог, я бы посту... – Я не смог договорить, в горле пересохло, когда слух начали резать тихие, дрожащие, судорожные всхлипы. Стараясь делать минимум телодвижений, я опустился рядом с рыдающим парнем, положив ладонь на вздрагивающее плечо, конечно, та прошла насквозь, но Гил, судя по всему, почувствовал прикосновение, хоть и довольно побочно, с какой-то задержкой испорченного телефона. – Пожалуйста, успокойся. Я не желаю тебе зла, даже наоборот. Ну, не плачь, тебе нужна помощь, ты знаешь, где здесь есть бинты? Прошу тебя, не плачь, я же не со зла, я просто не знал... – – Угу-м. – Сквозь слезы промычал Гил, еще сильнее ссутулившись. Тяжелое дыхание перешло на хрипы, которые переходили на одышку. – Ну же, дыши. Спокойнее, давай, сделай глубокий вдох, вот так. Перевяжи руку хоть чем-нибудь, если не можешь сейчас взять бинты, прошу тебя, я не в состоянии помочь тебе в подобном. – Ничего не ответив, Гил все-таки перемотал футболкой дрожащую, окровавленную ладонь, постепенно стабилизируя дыхание. Я ничего не мог сделать, кроме как с некой обеспокоенностью при помощи слов успокаивая Гила, стараясь говорить как можно тише, мягче, нежнее, стараясь не задеть и без того сейчас чувствительный к потрясениям рассудок парня. Гилберта реально трясло, если он и пытался говорить, то слова моментально срывались в шумные, дерганные вдохи. Я ничем не мог помочь. Какая жалость, я для него практически ничто сейчас, что примешивало к горечи обиды еще и ощущение полной беспомощности, давящее болезненным пластом на мою грудь. Я сидел рядом, позади Гила, обхватив руками худые, дрожащие плечи, увы, мои ладони частично проваливались в плечи, но почему-то я был уверен в том, что объятья были ощутимы для слишком разволновавшегося Гила. – Ты... – Вновь вырвалось из уст Гилберта. – Я. – С некой заботой произнес я, вновь улыбнувшись и сильнее прижавшись к живому телу, которое впервые нуждалось именно во мне. Или же нет. Но я хотел думать именно так. – Т... твои руки. – – Ты их чувствуешь? Правда? – – … Они черные. – Буквально на мгновение в комнате воцарилась тишина, мой голос поспешил прервать ее. – … Черные? Ты их видишь? – Гил лишь кивнул, продолжая с некоторым интересом разглядывать то, что обвило его плечи и грудную клетку. Удивительно, буквально вчера он мог видеть меня лишь через фотоаппарат, и никак иначе. То есть, эта связь имеет стадии развития? Я никогда раньше не сталкивался с подобным. – Ты меня видишь? Видишь без какой-либо помощи со стороны? – – Да. – Блаженно выдохнул. Как камень с души. Не знаю почему, но именно подобные ощущения сейчас пробирали меня до кончиков пальцев, согревая изнутри. Гил успокаивался, выравнивая дыхание и прекращая лить слезы, что не могло меня не радовать. – Вот так, тише. Я не хотел тебя напугать, правда. Ты не представляешь, как я рад, что впервые способен с кем-то контактировать, разговаривать, понимать, что не являюсь простым наблюдателем без собственной жизни. – – В-впервые? – – Впервые. – Гил неожиданно повернулся лицом ко мне, посмотрев мне прямо в глаза. Заплаканное, бледное лицо, черные, аккуратные брови были сложены в «домик», светло-голубые очи с некоторым любопытством разглядывали мою физиономию. Гил словно боялся шелохнуться, даже перестал трястись. – Все в порядке? – Некоторое время Гилберт молчал, не сводя с меня глаз. Я даже немного смутился, несмотря на тот переизбыток счастья от осознания внимания в мою сторону. – То, что я вижу, можно назвать «все в порядке»? – – Ну, по крайней мере, я не плод твоего воображения. – – Ты похож на тень. – – Да? Не замечал этого. – Я видел себя абсолютно нормально, поэтому подобное сравнение было для меня в новинку. Вроде кожа нормального цвета, одежда тоже. Наверное, это как-то связано с тем, что процесс, давший Гилу возможность меня лицезреть, еще не завершился. – Тебе нужно обработать руку. – – Да, наверное. – Прилагая некоторые усилия, Гил все-таки заставил себя встать, немного пошатываясь, но все-таки получилось добраться до шкафчика за разбитым зеркалом, в котором оказалось множество бутылочек, тюбиков, пластиковых коробочек, оные были обклеены разнообразными этикетками со всякими надписями. Я увидел в руках Гилберта небольшой рулон марлевого бинта, еще даже не распакованный от куска картона, удерживающего бинт в цилиндрической форме. Послышался шум воды, я продолжал сидеть на плиточном полу, сложив ноги в какое-то подобие позы лотоса. Я внимательно наблюдал за тем, как Гил осторожно промывал ряд порезов на выпирающих костяшках, немного морщась от боли, остатки крови смешивались с прозрачной водой, придавая той розоватый оттенок, стекая на белую поверхность раковины. Тихий скрип проворачивающейся ручки, и маленькая струя исчезла. – Ты мне не поможешь? – Не оборачиваясь, спросил Гилберт, разворачивая бинт. Я на секунду впал в ступор, но все же ответил. – Я не могу. – – Почему? – – У меня не очень хорошо получается взаимодействовать с объектами окружения. – Гил ничего не ответил, принявшись при помощи лишь одной руки не очень умело наматывать марлю на ладонь. – Рад, что ты успокоился. Прости меня, я серьезно не хотел. – – Ничего. – – Правда? – – Я первый, кто тебя увидел. Поразительно. Я никогда не верил в призраков. – – А ты уверен, что я призрак? – – Ну, по описанию похож. И много вас? – – Кого, «вас»? – – Призраков, естественно. – – Я не знаю. Я не видел других. Много, наверное. – – Значит, ты мой личный призрак? – Удивительно, как быстро на смену страха пришло привычное подростковое любопытство. – Получается, что так. – Я добродушно улыбнулся, глядя на то, как Гил продолжал рассматривать меня. Я не знал, как сейчас для него выгляжу, но в данный момент подобный осмотр был чем-то вроде жеста доверия, я думаю. Суббота. Утро. Я был счастлив, как никогда.***
С того утра все пошло по нужному руслу. Иногда, конечно, приходилось напоминать, что только Гил меня видит, и не стоит разговаривать со мной на виду у остальных, чтобы не вызывать подозрений со стороны окружающих, да и просто не выглядеть глупо. Со временем я приобретал человеческий образ в глазах Гила, если судить по его словам: чернота исчезла, проявилась привычная для меня внешность, фигура приобрела свои цвета, я перестал выглядеть как черный силуэт со светящимися зелеными глазами. Из здания школы я перебрался в дом Гила, где и стал проводить основную часть своего времени. Гилберт постепенно привык ко мне, что не могло меня не радовать. Родители его работали почти круглые сутки, лишь в середине недели они были дома в течение двух дней, но это совершенно не мешало моему сосуществованию с этой семьей. Я помогал Гилу, чем только мог: и находил потерянные вещи, и просматривал тесты до их раздачи, и помогал с необходимой для редакции информацией. Собственно, делал то, что умел — проникал туда, куда реальный человек просто не мог попасть незаметно. И меня это полностью устраивало, я рад, что был полезен Гилу, хоть и в довольно малом спектре. Шли дни, часы, минуты, секунды, мгновения, словно кадры в старом кино, сменяя друг друга, показывая картинку за картинкой, каждая из которых несла в себе теплые, душевные воспоминания. И я был одним из главных героев в этом кино жизни, впервые не играл какую-то ненужную, мало значимую роль наблюдателя, который только и мог, что радоваться за достижения других. – А ты раньше был живым? – Гил посмотрел на меня, сидя рядом на траве под раскидистым деревом, которое уже успело обрасти за эти полмесяца весны слабой, еще совсем молодой нежной зеленью. – Не знаю. Если и был, я этого не помню. – – Не помнишь, значит. Может, это как-то связано с твоим образом? – – Ты имеешь в виду мою шляпу? – – Почему бы и нет. Может ты был каким-нибудь мафиози, стильным, модным, молодежным. – – Хех, не думаю, слишком как-то закручено. Шляпа еще не значит, что я был какой-то шишкой. – – А что тогда значит эта шляпа? Ты ее никогда не снимаешь. – Я на секунду задумался. И ведь верно, я никогда не снимал свой головной убор, несмотря ни на что. Руки как-то сами собой, руководствуясь любопытством, потянулись к шляпе, сняв ту с темноволосой головы. Фетровая черная короткополая шляпа, которую украшала зеленая изумрудная атласная лента из сатина. – Не знаю Шляпа, как шляпа. Просто я к ней привык. – – Тебе без нее лучше. – – Что? – Я с некоторым удивлением посмотрел на своего собеседника, оторвав взгляд от шляпы в моих руках. – Ну, как это... идет больше без шляпы. – – И куда тогда мне ее деть? – Спросил я, уже откровенно улыбаясь, наблюдая, как Гил подбирает нужные слова. – Она такая же, как и ты, так? Может, она сама растворится, если ты ее бросишь. – Я последовал совету Гила. На удивление, шляпа действительно исчезла, словно просто пропав из виду. Я перевел взгляд на Гилберта, который, в свою очередь, смотрел на меня. – Гил, у тебя что-то под носом. – – Что там? – Гил провел двумя пальцами под носом, затем отстранив те. Ярко-красная, капиллярная кровь. – Наверное, давление. – Кротко улыбнулся, словно хотел успокоить меня. Я лишь пожал плечами, глядя на то, как кровь был стерта при помощи рядом растущей травы. Действительно, Гил же живой подросток, это не является причиной для постановки диагноза, поэтому я не воспринял это всерьез, подумаешь, лопнул капилляр, с кем не бывает. Как-то не хотелось задумываться над чем-то более плохим, чем это. Через некоторое время пейзаж стал пропитываться рыжими оттенками уходящего за горизонт солнца, заставляя деревья отбрасывать длинные, темные, мрачные тени, делая резкие контраст на светлых, теплых, смешанных с приглушенной желтизной тонах. Гил, как и окружающие нас деревья, отбрасывал темный силуэт своего тела, я же, в свою очередь, даже не поддавался общей атмосфере заката, сохраняя серые оттенки будней. Черные волосы рядом сидящего со мной парня приобретали новые грани цветом, начиная с холодной синевы в тени и заканчивая грязноватой лимонкой на свету, которая частично переходила на ярко-желтые блики. Яркие лучи красиво обрамляли силуэт, оставляя ровный рефлекс на одежде, отблеск в голубых глазах, который медленно, постепенно угасал вместе с уходящим солнцем. Кровь довольно быстро перестала течь, оставив лишь тонкую, бурую полосу под заостренным носом. Наверное, подобную картину можно легко отобразить, используя лишь три цвета: желтый, черный и красный.***
– Можно я не буду сегодня не буду сидеть на полу? – – М...? – Гил обернулся, положив подушку обратно на кровать, которую буквально секунду назад активно взбивал. – Ну, просто не хочу сидеть на полу всю ночь. – – И что ты предлагаешь? Ты же все равно не спишь. – Я не знал, как четче сформулировать свое желание, которое навязчиво давило на череп изнутри, не давая покоя уже который день. Он скорее всего откажет, это как минимум глупо, просить подобное. – … На кровати же много места, и я подумал, что... – – Ты хочешь на кровать? – Я невольно отвел в сторону взгляд, почувствовав на себе вопрошающий взор светлых глаз. – Если ты хочешь, то я не против. Дело твое, только дай мне выспаться, иначе буду завтра ходить как зомби. – Некая ухмылка прозвучала в его словах. Но согласие я принял охотно, мигом расположившись у стены, стараясь занять минимум места и издавать минимум звуков. Мягкие простыни, которые я ощущал очень отдаленно, будто частично. Холодный лунный свет проникал в комнату через окно, падая на простыни и придавая тем холодный оттенок. Ткань была без рисунка, просто приятного цвета кофе со сливками, эдакий светло-коричневый с уклоном в теплый серый. Рядом лежал Гил, полностью погрузившись в мир грез, созданный сном и его разумом. Интересно, каково это, спать? Я не знал, и мог лишь отдаленно представлять, что представляет из себя этот процесс, частично я узнал о нем из книг и учебников, но не более того, поэтому сама атмосфера и ощущения для меня остаются загадкой. В литературной интерпретации подобное представлялось как какой-то удивительный мир, способный заставить человек улыбаться, смеяться, грустить, рыдать, бояться, порой даже злиться. Интересно, что сейчас видит Гил в своем сне? Надеюсь, что-то хорошее. Он неожиданно повернулся ко мне лицом, подложив под подушку свою правую руку. Лицо сохраняло такую безмятежность, удовлетворенность. Наверное, сон — хорошая штука. Я немного придвинулся к Гилберту, обняв не очень широкую спину. Теплый, в действительности он намного теплее, но я ощущал лишь легкий отклик этого живого тепла, исходящего от дышащего тела. Гил прижался ко мне плотнее, словно чувствуя, что я близко. Жизнь. Интересно, а я когда-нибудь жил?..***
– Разойдитесь! Разойдитесь! Сохраняйте спокойствие, скорая уже в пути! Девушка, отойдите! – Шум сирены. Гул людей, столпившихся вокруг. Яркий синий свет, исходящий от мигалки служебного автомобиля. Асфальт, серый цвет которого смешивался со свежей кровью, впитывал ее. Громкость нарастала, давя на ушные перепонки. Я не мог поверить в то, что видел. Буквально мгновение назад все было в порядке, все шло как обычно. Что же пошло не так?.. – Потеря крови слишком велика. Где чертовы медики!? Что я сделал не так? … Я стоял, возвышаясь над обездвиженным телом. Автомобиль не успел затормозить. Почему же ты стоял на месте, Гил? Какое-то помутнение, связанное с давлением. В последнее время он часто жаловался на головные боли. Какие-то люди пытались ему помочь, стараясь остановить кровотечение. Я смотрел прямо в распахнуты, бледные, голубые глаза, которые, словно остекленевшие, застыли в страхе, глядя на меня. – Гил... – Я почувствовал, как на глаза навернулись горячие, обжигающие рассудок слезы. Я ничего не мог делать, кроме как видеть, как стремительно жизнь покидает некогда улыбающееся, радостное лицо. Лицо, которое я недавно обнимал своими руками, ощущал его тепло... – Отличная работа. – Прозвучал холодный, женский голос, который заставил меня резко обернуться. Рядом стояла незнакомая мне особа, лицо которой было скрыто белым капюшоном, на грудь спускались черные прямые локоны, отдающие синевой. – К... кто вы? – Видимо, ее также не видели, как и меня, так как один из медиков, подвезший каталку, прошел буквально сквозь нее. – Оливер, так? – Я лишь кивнул, вновь отвернувшись. – Хватит ныть. Это бесполезно. Он мертв, хорошая работа. – – Хорошая? Работа?!... Голову охватил сжигающий жар, я сгоряча схватился обеими руками за воротник одеяния незнакомки, приподняв ту, тем самым сдавив ей горло. – Гх... гребанная псина, слишком много свободы у некоторых, я посмотрю. Отпусти, если не хочешь пожалеть не только о содеянном. – – Кто ты, черт возьми?! – Я ослабил хватку, девушка вновь коснулась босыми ногами асфальта, держась рукой за горло. Белоснежный капюшон упал, открыв лицо незнакомки. Бледная кожа, блеклые, словно ослепшие, глаза, от которых исходила сеть темных капилляров. – Так-то лучше. Кто я? Я твой собрат, который имеет некоторые обязанности. – – Убивать людей? Это твои обязанности? – – Начнем с того, что это ты его убил. – Девушка, потирая белесую шею, ехидно улыбнулась, искривив линию рта в змеиную ухмылку. – … Как это, я?... – – Не, ну вы посмотрите не на него. Господи, святая наивность. Ты думаешь, что он начал видеть тебя просто так? – – Я... – – Именно. Он был уже обречен, ты лишь помог ему ускорить процесс. – – Я не убивал его. – – Не надо себе врать. Учитывая тот факт, что он погиб так же, как и ты, ты просто не сможешь найти жалких оправданий. – – Так же, как и я?... – Девушка томно вздохнула, принявшись что-то вспоминать. – Тридцать... а нет, двадцать девятое, вру. Да, именно двадцать девятое число октября месяца. Убитый в хлам какими-то препаратами парнишка вышел на проезжую часть, прямо под колеса грузовика, который не успел нажать на тормоза. У-ух, видел бы то зрелище. Как помню, стояла рядом, наблюдая за тем, как медики отскребали твои внутренности с асфальта. – – Я не понимаю, как это... – – Расслабься, наверное, из него вышла отличная игрушка, да? Ох, помню своего первого. Пошел в воду, как миленький... Стоп, ты чего, плачешь, что ли? – В голосе девушки звучало некое презрение, но оно доходило до меня будто сквозь толщу воды, меня словно оглушили. Гил... Гил... Я, сам того не понимая, вел его по этому пути, я эгоистично жаждал внимания, общения, не видя этого. Я даже не знал, что способен на такое. Я убил его, убил человека, который стал для меня самым дорогим в этой жизни, хотя, какая жизнь, я же давно умер, судя по словам этой особы. Я просто утопил его в омуте смерти. Зря я не оставил его тогда, еще в тот момент, когда он увидел меня на фотографии. Я чудовище. – Эй, хватит рыдать, тряпка. – – Я могу ему помочь? Я могу его вернуть, хотя бы до моего состояния? Пожалуйста, помоги мне, прошу, умоляю, я не должен был этого совершать. – – Ну-у, не зна-а-аю, может быть. Все зависит от случая, это нельзя предугадать. Ладно, моя работа закончена здесь, как и твоя. Удачи тебе, Оливер. – Махнув рукой, темноволосая растворилась в воздухе. Что-то вновь вернуло меня в реальность, оглушив шумом города. Я найду способ вернуть его, что бы там не говорили. И плевать, что мне придется сделать, даже если я должен буду лишиться всего, что у меня есть. Он не заслужил этого, не заслужил такой смерти. Перед глазами стояли желтые всполохи, яркими вспышками ослепляющие мои глаза. Тот отблеск заката в голубых глазах. Уход дневной жизни...