Надежда в аду

Ужасающая чернота перед глазами Вейдера дрожала и сменялась туманными картинами, наполняющими сознание нехарактерным для него трепетом. Места, которые он видел, пока его перевозили на барже по разлившейся реке Тида, должны были быть хотя бы смутно знакомы ему — но он ничего не узнавал. До этого Дарт Вейдер бывал в Тиде дважды: ни больше, ни меньше. Он вполне способен был детально описать каждый из визитов, глубоко запечатлевшийся в его памяти, и так же вполне способен был решительно отстраниться от захлестывающего с головой потока эмоций, связанных с каждым таким воспоминанием. Его третий визит фактически оказался наименее приятным из всех. Он хорошо знал этот город. Или, скорее, он когда-то знал город. Поскольку тот изменился и был теперь жалким подобием Тида, оставшегося в памяти Вейдера. Атмосфера, когда-то теплая и приветливая, была теперь холодной и горькой, враждебной и больной. Город словно готовился к последнему вдоху, доживая последние дни. Тид, сверженный с пьедестала дней своей славы, умирал, сгнивая в зловонных водах, оставшихся после десятка лет войны и смерти. Когда-то кристально прозрачные реки задыхались теперь от водорослей, а некогда величественные каменные мосты были изъедены лишайниками. Развевались выцветшие и изорванные в клочья навесы, их неровные и сожженные до черноты концы резко хлопали на ветру темнеющим небесам. И люди изменились тоже. Некогда мягкие и кроткие, теперь они стали злыми и жестокими. — ...убей его! Убей этого ублюдка, Джендон! — кричал кто-то, и слова пронизывали разум Вейдера словно ядовитым жалом. В ответ на крик раздались хриплые одобрительные возгласы, а баржа под спиной Вейдера зашаталась, словно сотня ног стучала по ее дну, выражая свою поддержку. Чувство самосохранения требовало от него встать и сопротивляться, но тело не слушалось. Раны от бластера были глубокими и скверно выглядели: раздроблена кость бедра и разрушен механизм правой руки. Все, что он мог сделать, это лежать неподвижно, задыхаясь от боли и терпя тошноту, скручивающую желудок. Однако его гнев был сильнее, чем боль — и Вейдер был больше разозлен на себя, чем на тех, кто захватил его. Им удалось застать его врасплох — трюк, казалось бы, невозможный против Темного лорда. И теперь он лежал на барже, уязвимый и слабый как ребенок. Сила почти не отвечала на его прикосновения, находясь фактически вне досягаемости, за пределами его возможностей. Откуда появился этот блок, от ран или препарата, который ему ввели, или как следствие от первоначального нападения того, кто использовал против него Силу, он не знал. Приближающиеся шаги вновь заставили баржу покачнуться, и от боли из-за того, что просочившаяся внутрь вода попала в горящую рану на бедре, перехватило дыхание. В туманном поле зрения появились размытые лица стаи молодых людей в лохмотьях, на щеке каждого из них красовалась татуировка в виде расходящейся лучами звезды. Все усмехались — все праздновали его захват. — Он не спит? — спросил один из них, пихая Вейдера ногой в ребра. Вейдер скривился, но не издал ни звука. — Он в отключке, — мальчишка казался разочарованным. «Их нельзя даже назвать взрослыми, — подумал Вейдер. — Должно быть, это дети времен войны. Дети». Но дети не освобождались от того, чтобы стать жертвами этой войны. Как и все, Набу выбрала себе союзников — и это был скверный выбор. Война была жестока во многих отношениях, и на долю людей, живущих здесь, выпало не больше испытаний, чем на долю Вейдера, когда он рос в пыльном аду Татуина. Война позволила им понять, что такое страдание и невзгоды — до этого нубианцы изнывали от богатства достаточно долго. В конечном счете всё движется по кругу, даже если возмездие падает на молодёжь, которая платит за ошибки родителей. Другой парень — постарше, на вид лет двадцати с небольшим — фыркнул в ответ: — Откуда ты знаешь? Он может делать что угодно под маской, — мальчишка ненадолго замолчал, раздумывая. — Давайте снимем ее, — внезапно предложил он, и его пальцы протянулись к лицевой панели маски. Дыхание Вейдера сбилось от гневного возмущения, и они, должно быть, услышали это, потому что парень рядом замер, его глаза комично расширились, и он, вскочив на ноги, повернулся к носу баржи: — Эй, Джендон, он очнулся! Еще больше шагов приблизилось, вибрация от них болезненно отдавалась в ранах Вейдера. Показался человек — злобно выглядящий человек; маленькие, глубоко посаженные глазки смотрели на Вейдера со злорадным развлечением. Это был тот человек, что сделал ему укол, понял Вейдер и скрипнул зубами в беспомощном расстройстве. — Ну что ж, — произнес человек. — Добро пожаловать в Тид, лорд Вейдер. Надеюсь, что вы наслаждаетесь поездкой. Вейдер скривился: — Пока не очень, — ответил он, пытаясь звучать вызывающе, но был потрясен, каким ужасающе слабым оказался его голос. Человек, которого называли Джендоном, рассмеялся: — Боже мой, мне жаль слышать это, — собравшаяся толпа юнцов рассмеялась в ответ, заставляя раны на теле Вейдера пульсировать. Джендон повернул голову против ветра и глубоко вдохнул: — Вы чувствуете запах? — спросил он. Все, что Вейдер мог почувствовать, было запахом гнили. Джендон присел на корточки. — Это запах неудачи. Вашей неудачи. И это сладкий запах. Гнев Вейдера держался на самом краю его самообладания. — Что ты хочешь? — потребовал он. — Что я хочу? Чтобы ты сдох. Мучительно... медленно, — Джендон усмехнулся сбивающей с толку улыбкой. — И скоро. — Сегодня вечером! — крикнул кто-то. И кто-то еще. — Сделай это сейчас, Джендон! Джендон проигнорировал их. — Нет, не сейчас, — сказал он, обращаясь к Вейдеру. — Я позволю тебе подумать над этим немного, для начала. — Он больше не улыбался, лицо стало задумчивым. — Но здесь есть кто-то, кто просто до смерти желает познакомиться с тобой. — Он повернул голову и требовательно закричал: — Люк! Парень! Иди сюда! Вейдер нахмурился в замешательстве, как раз когда тихий, нервный голос ответил Джендону: — Я уже здесь, — и из-за его спины вышел небольшой мальчик. Это был тот самый мальчишка, которого Вейдер заметил раньше — прямо перед тем, как потерял сознание во время нападения. Вейдер пристально смотрел на него, притянутый отчаянным достоинством мальчика. Было трудно судить о его возрасте, но он был не старше 12-13-ти лет. Очень худой и очень маленький. И все же взгляд мальчика пылал внутренним огнем и болью, которая угрожала утопить Вейдера быстрее, чем это могли бы сделать все реки Тида. С грязным обрывком ткани вокруг белокурой головы и в бесцветных лохмотьях ветхой одежды, цеплявшейся за его жилистое тело, он должен был хорошо вписываться в пирующую банду похитителей Вейдера. Но он не вписывался. И он казался каким-то знакомым, но Вейдер никак не мог понять, в чем именно. — Ах, вот ты. Я думал, что ты убежал, — посмеиваясь произнес Джендон, но это кажущееся благодушие было нарушено безразличной жестокостью, с которой человек притянул Люка к Вейдеру и вспышкой страха в приковывающих к себе синих глазах. Мальчик ничего не ответил. — Что еще? — спросил Вейдер, озадаченный и немало обескураженный. То, что ему причиняли боль и угрожали смертью, было вполне ожидаемо, но то, что мальчишку заставляли силой подходить к нему, не имело никакого смысла. И это непонимание раздражало Вейдера. Джендон снисходительно встряхнул мальчика и пробежал пальцами по его тусклым, светлым волосам. — Это Люк. Наш маленький Одаренный. Я думал, что вам обоим может понравиться эта встреча — у вас так много общего, — сказал он с юмором в голосе. Циничным, злорадным юмором. Толпа загоготала, одобряя шутку, которую Вейдер едва ли мог разделить. Но одну вещь он теперь понял. — Ты атаковал меня Силой? — спросил он мальчика. Пристальный взгляд мальчишки кратко прошелся по Вейдеру, и что-то вспыхнуло к жизни в глубине его глаз, прежде чем резко погаснуть, словно задутая свеча. — Да, я, — спокойно сказал он и, скорчив гримасу, решительно отвел взгляд к руинами затопленного города. «И что все это означало?» — задавался вопросом Вейдер. — Наш Люк полон неожиданностей, — произнес Джендон, и мальчик вздрогнул. Вейдер почувствовал, как его грудь обжег гнев. Мальчика принуждали, понял он. Втянули в эту игру силой — так же, как самого Вейдера. — Что вам надо? — потребовал он, но Джендон только рассмеялся. — Заставь его сказать! — крикнул кто-то. — Заставь мальчишку сказать ему! «Сказать мне что? — Сердце Вейдера тревожно ударило в груди. — Сказать мне что?» Но он не мог подобрать слов для этого вопроса. Мгновение он рассматривал мальчика. Тот выглядел весьма смышленым, но очень уставшим. И грустным. Горе целого мира, казалось, опиралось на его маленькие плечи. Линии хмурого взгляда, пересекающие посередине его лоб, казалось, были постоянно закреплены на нем, перекликаясь с линиями у глаз — которые будто искали что-то и никак не находили. Мальчик решительно отказывался вновь повернуться к нему, и Вейдер почти завороженно наблюдал за эмоциями, пробегающими по его лицу, мальчик словно не мог до конца решить, что он чувствовал... или, возможно, он чувствовал слишком много. — Скажи ему, Люк! — прокричал кто-то. Этот крик выдернул мальчика из его состояния, и он попытался уйти, отодвигая от себя руки Джендона. Но мощную грудь вожака преодолеть не удалось, и тот удержал его на месте, схватив в охапку волосы. — Пусти меня, — голос мальчика прозвучал крайне отчаянно и его звук, казалось, ударил по нервным окончаниям Вейдера, хотя тот никак не мог понять почему. Джендон крепко держал мальчика и наблюдал за Вейдером с явным развлечением, пока другие юнцы громко свистели. Люк переносил все это с тихим самообладанием, которым Вейдер с трудом старался не восторгаться. Для мальчишки, казалось, настала безвыходная ситуация — все смотрели на него, а он уставился на свои ноги и продолжал молчать. — Ах ты, жалкое существо! — фыркнул с отвращением в конце концов Джендон и прежде чем отпустить ребенка хорошенько встряхнул его. — Возьми себя в руки, парень, и скажи ему, или я буду... раздражен. Угроза была неопределенной, но мальчик едва ощутимо вздрогнул. — Это будет забавно, — ухмыльнулся Джендон, со злостью глядя на Вейдера. Общий недовольный стон прокатился по барже: — Нет, заставь его сказать! — прокричал один из членов шайки. — Заставь его... Баржу внезапно тряхнуло, и стоявшие изо всех сил попытались остаться на ногах. Джендон посмотрел в сторону. Кто-то прокричал: — Милая швартовка! Ты, идиот, хочешь разрушить причал? Стало понятно, что они прибыли к месту назначения, но Вейдер не стал осматриваться, он по-прежнему не мог отвести взгляда от мальчика. Кулаки Люка судорожно сжались и затем расслабились. Он кратко взглянул вверх и открыл рот, чтобы что-то сказать — но никаких слов не последовало. Мгновение он смотрел прямо на Вейдера, только мгновение, но у Вейдера было неприятное чувство, что он был раздет до костей под этим пристальным взглядом. Рот Люка оставался открытым, как будто он собирался говорить, но слов по-прежнему не было. Вейдеру оставалось только гадать: что могло быть настолько трудным, чтобы сказать об этом? И затем мальчика отодвинула толпа подбежавших молодых людей. Где-то полдюжины юнцов грубо подняли Вейдера на плечи, но его хрипы боли были заглушены недовольными протестами шайки, жалующимися, что их игра была так быстро прервана. Вейдер же ощутил горькое чувство разочарования — хотя он не мог сказать, откуда оно пришло. Они несли его так, словно он уже был трупом, похороненным в мокрой земле. Под их ногами хрустел расколотый мрамор, а впереди, словно в насмешливом приветствии, раскинулись останки парадного входа разрушенной главной улицы города. Добро пожаловать назад, герой Набу. Приветствуем твое возвращение, Энакин Скайуокер, спаситель и разрушитель, человек, который освободил нас и Темный Лорд, который обрек нас. Добро пожаловать назад. Только раз он снова взглянул на мальчика, идущего посреди группы. Вейдер сконцентрировался — и... «Подожди», — послал он, или по крайней мере попробовал послать. Трудно было сказать, достиг его зов Силы или нет. Но возможно все-таки да. Потому что мальчик медленно повернулся, мучительно медленно. Его кулаки снова кратко сжались. — Кто ты? — спросил Вейдер осипшим голосом. Синие глаза уставились на его маску, и через ужасно слабое ощущение Силы Вейдер почувствовал нерешительное прощупывание своего разума. Однако, несмотря на все, мальчик оставался упрямым и полным достоинства. — Никто, — сказал Люк, отворачиваясь от Вейдера. — Я — никто.