"...того, что следует помнить"

Музей Того, Что Следует Помнить. Когда-то Максимилиан сказал, что это Музей Хлама. Я согласилась. Мысль о Музее вызывала ненависть и тоску, потому что Музей Памяти забыл то, что ему следовало бы помнить – забыл Его имя. Имя своего Короля. Оберон всё так же правит, правит людьми, которые не помнили его, которые не верили мне, которые забыли и не искали, которые купились на магию раздора, которые... Музей Того, Что Следует Помнить. Он многое хранит. Вот книга-оборотень. Чердак. Она хранила, хранила долгие годы закладку с письмом. Более десяти лет хранила. Берегла. Вот статуя, статуя Лесного Воина. Воин. Такой же, как и все – примитивный и стереотипный, ненавидящий Максимилиана лишь за то, что тот родился некромантом. Максимилиан... Картина. Черная птица. Гигантская черная птица. Взлохмаченные аспидные крылья разлетаются, выпадают из окровавленного тела, покрытого шипами и стрелами. Птица бьется в окно и смотрит прямо в глаза. Кровавые, злые глаза. В них решимость, тревога, упорство... и ложь. Ложь ли? Он думает, что прав. Он, как Гарольд, знающий, что я не перейду черту, и отправивший меня назад. Также поступил. Узнав, что буду до конца идти, опоил, чтобы выжила. Без него жила. Жила. Просто жила. Меч. Швея. Не просто тонкий и дырявый. Настоящая игла. Изнанка мира, связь миров... Я чую, чую нити. Они разные. Вон от картины плетется тонкая серая – нить воспоминаний. Вот красная, толстая – к мой руке. Та, что связывает меня с Максимилианом... Никогда не признавала этого. И он не признавал. Всё делал для меня: спасал, перешел жить в мой мир, всё отдал и... так и не сказал. И я не смогла, лишь «дай знать мне, когда эта штука зацветет». Вот зацвела, и что? Когда два таких нерешительных и... И всё неправильно. В зеркале отражение. Я все та же – коротковолосая девушка, которую принимают за парня, сильная, смелая... Лицо в заплатках – искусство изнанки. Все не так, как кажется, все не так, как видится... «У каждого действия есть причина. К любому поступку нас подталкивает какое-либо событие. Не бывает случайности. Фатум предначертан. Нет случайных событий, весь выбор наших поступков либо прописан издревле, либо случаен. А случайностей не бывает». Я стою на дороге. На тихой проселочной дороге. Дождь пришибает пыль к грязному месиву под ногами, оседающему на сапогах. Мои мысли путаются, язык заплетается от жажды, сапоги утопают в грязи, от мороси волосы лезут в глаза. Лишь бы посох был со мной... Я привыкла. Я привыкла. Я ли не спала днями, охраняя свое Королевство, своего короля? Я ли, сбившись с пути, охраняла двоих недоумков от их же самих? Я ли, вернувшись в этот мир, зашла за Ведьмину печать и вывела троих принцев из-под носа Чумы? Я ли вернула имя Оберона? Я ли... Или не я? Музей Того, Что Следует Помнить. А вы помните? Вы помните, что сделала я? И множество героев до меня? Вы помните Оберона? Ланса? Гарольда? Максимилиана? Уйму? Лену Лапину?.. Не помните... Музей Того, Что Следует Помнить. Меч. Швея. Не просто тонкий и дырявый. Настоящая игла. И королева, бедная, изнывающая от тоски и одиночества королева, уходила на изнанку и шила себе любовь. Пыталась скрепить свой союз с Ним. Он – лучший. Лучший из всех людей, мне ли не знать... Умный, честный, добрый, порядочный... Все это даст ей прекрасную, сытую жизнь, где Он всегда будет интересоваться ее мнением, будет слушать ее, помогать ей... Но это не даст ему повода любить ее... А она так хотела любви... И королева, бедная, изнывающая от тоски и одиночества королева, уходила на изнанку и шила себе любовь. Скрепляла их союз изнаночными нитями... Но каждый знает – нельзя жить на изнанке. И став жесткой, злой, она канула в небытие. Остался лишь мраморный памятник, чужой ребенок в Королевстве и меч в моих изодранных, покрытых шанкрами руках. Не помните... Музей Того, Что Следует Помнить. Как я дралась плечом к плечу с Гарольдом. С Уймой. С Максимилианом... Вот он, Хрустальный грот. Ледяная пещера с фигурками. Разрушенный старый замок, обвалившийся прямо у меня под ногами. Пустое море – высушенная пропасть. Дверь в мой мир – снежинки, карапуз с санками... А вот Соляная пещера. Огненный шар. Клетка Принца-пленника... Завеса с отпечатком пальца и руки Принца-Чумы, тянущиеся ко мне... Вот мой дом – Максимилиан на раскладушке, мама на кухне, братья в зале играют. Скелет в шкафу. Чёрный Замок. Домик Эдны. Улейка на кладбище. Изнанка. Я всё помню. Зеркало. В нём руки. Кровавые руки некроманта, взявшие Швею без перчаток. Слишком много трупов, слишком много смерти... Он и сам стал таким же – кожа почернела, покрылась струпьями. Изрезанные язвами руки, поседевшие светлые волосы. Черные впалые глаза. Трескающаяся, окровавленная кожа натянулась на скулах – того и гляди порвется с треском, пустив фонтан черной и вялой, похожей на мазут, крови... Но нет. Он лежит, словно избитый, обхватив себя руками, кривится от боли и едва держится. Выглядит как всегда – бледный, светловолосый, высокий, красивый... Я всё помню. Я просыпаюсь в разных местах, в разных и незнакомых. Болото, как в фильме ужасов - трясинистая, затопленная тропа с проросшими на ней кустами ядовитых ягод. Полуразрушенный, ушедший почти полностью под землю колодец... А вот деревня, обычная деревня толстого мира, где дети не удивляются чудесам, не смеются, не живут... Та же дорога. Пришибленная пылью, хлипкая ветряная мельница кажется серой и выцветшей, как старинная фотография. Где-то скрипуче играет заезженная пластинка. Небо грязно-серое, предгрозовое. Пыль. Воздух жаркий, парной, пересыщенный, как перед дождем. Уже мелькают молнии, освещая меня вспышками... Смырк? Нет, просто облако... Вот обоз медленно катит по пыльной дороге. Старая кляча с вылезшей, потрепанной шкурой, обнажающей ребра, едва обтянутые шерстью, уныло брела, не оглядываясь на старый, не работающий ровенник. Вот пустыня. Пот градом... Скидываю сапоги, бреду босиком. Скидываю футболку, завязываю, как платок мага, на голове. Солнце жарит. Закрываю глаза. Солнечный удар?.. Я в бреду... Холодные руки касаются лица... Некромант? Открываю глаза - никого. Я одна в пустыне... Где вода... Где вода? Вода... Прекрасный оазис всего лишь мираж... Или нет?! Бегу к колодцу. Настоящий! Прижимаюсь к разгоряченным камням руками, кричу от восторга, хоть язык и едва ворочается от жажды. Господи, ты услышал мои молитвы! Вода, вода!!! Нет, не услышал. Старый колодец, засыпанный песком. Песок, везде песок. В отчаянии падаю на песочный холм. Нет сил идти дальше... Разгоряченный песок плавится, того и гляди станет стеклом. Каждая песчинка впивается в нагую плоть, как маленькая раскаленная пика. Песок стал таким горячим, или?.. Песок стал ледяным. Я поднимаюсь из бархан, отряхиваюсь. Нет солнца, вместо него весит месяц. Я лежу не в песочном сугробе, а в снежном. На месте мельницы – Старенькая церковь. Через витражное окно видны тени. Нет больше звуков патефона, зато слышны хоралы. Сегодня Сочельник? Вместо кактуса – заледеневшая в сугробе ель. Вот он холм, засыпавший пыльный ровенник. Холодно. Завывающий ветер проносит отголоски Рождественских песенок. Снова одеваюсь, достаю нож и ставлю плашмя – вызываю пламя. Холодно. Красноватые рефлексы пляшут, играючи, на стекающем, тающем снеге. Все равно холодно... Так же холодно – пробирающий до костей и тянущий жилы мороз, вот только снежные комья не лезут за шиворот, не падают на лицо. Я на кладбище. Снег под ногами – земля. Черная, постылая. Следов нигде нет, как и людей. Среди могильных крестов, осевших в землю и выцветших так, что нельзя было прочитать имя носителя каменного склепа, порой, попадались белые и величественные памятники из мрамора. Совсем новые. Там, где росла яблоня, ставшая кактусом, а потом и елью, сейчас стояла плакучая ива, в свете луны отливающая холодной синевой. Зловещая тишина терзала уши – лишь изредка можно было услышать шелест крыльев летучих мышей да судорожный писк какого-нибудь маленького одинокого зверька. Я тоже маленькая. Я одинокая. Ни Оберона, ни Максимилиана рядом нет. На кого надеяться? Навершие посоха светится зеленоватым пламенем, на моё ночное зрение слетаются мотыльки... Ледяной колодец, у которого делают отпевание, журчит ледяной водой. А в джунглях жарко. Вместо ивы – какая-то пальма, с развесистыми листьями. Все оплетено лианами. Липкая неприятная жара, влажный непривычный воздух противны. Все вокруг жужжит и шевелится, порхает и судорожно поедает что-то. Мне не нравится этот шум. Гвалт попугаев, шипение змей, неприятные глотательные звуки, рычание пумы, шорох игуан под ногами, всплески грязноватых волн в неширокой речке за тростниковыми плантациями... Все это ужасно раздражает. Москиты облепили разгоряченную кожу. Пытаюсь взмыть в небо, но ноги оплетены лианами. Где-то здесь должен быть колодец... Я становлюсь все легче и легче и вот, наконец, отрываюсь от трясинистой, кишащей насекомыми и ящерами земли, и взлетаю в небо. За облепленным ядовитыми лягушками колодцем оказался грязноватый водопад, по которому мерно скользили гигантские кувшинки. Эти кувшинки были такими большими, что вездесущие крошки-обезьяны прыгали на них, а кувшинки даже не прогибались под весом приматов. Слышу рык. Пантера? Пума? Тигр? С размаху падаю на лиловую траву и в изумлении поднимаю голову – вместо хищника из джунглей на меня внимательно взирает нечто, больше всего напоминающее кожистый зонтик. Никогда не видела столь дистрофичных драконов... Та же самая тропинка, коя была и везде, оказалась ярко-лиловой и вела сквозь едва трепыхающееся блестящее поле. Я провела концом посоха по "полю" и вскрикнула – частичка поля поползла по посоху к моей руке. "Поле" было живым и полностью состояло из каких-то жучкообразных механизмов. Унылый ящер визгливо пискнул и, раскинув кожистые, оборванные крылья, полетел на кислотно-желтое растение, пульсирующее и извергающееся теми самыми черными жуками. Я вскинула голову к зеленому небу, затянутому розовым маревом. Сквозь дымку виднелись четыре небесных тела – синее, как бы стальное, космическое пространство выглядело одновременно жестким и туманным. Зеленое и лиловое солнце полыхали резкими вспышками, пульсирующее, вытянутое тело выглядело мутным, а комета будто бы приближалась... Мне не нравится этот мир. Я шагнула, пытаясь вернуться, уже видя колодец, но вместо этого упала на живой ковер из жуков. Жучки были не железными. И было их отнюдь не много. Я села и огляделась. На траве и впрямь копошились насекомые, но это была нормальная трава. Обычная ель, обычная заросшая тропинка. Я сижу на поляне в лесу, а рядом едва слышно журчит колодец... Не было леса и колодца – вокруг была пустота. Я летела. Я чувствовала себя невообразимо легкой без всяких усилий. На пути моем не было ничего. Только я и черная пустота вокруг. Спустя пару часов, мимо стали беспорядочно проносится предметы. Они летели так быстро, что я не видела ничего кроме белых вспышек и едва заметного свечения, оставляемого ими. Я дотронулась до колышущейся, медленной и более-менее статичной вещицы в этом хаосе, как вдруг она начала сжиматься и затягивать все подряд. Белые полосы уже вели к этой дыре. Меня и саму начало сносить в черную дыру, как вдруг развернулся треугольник-колодец, и чья-то рука выдернула меня за шиворот из этого жуткого мира. В тысячный раз поднимая голову с земли, я оглядывалась и сопела. Пустынная сельская местность. Ночь. Ветер едва слышно шелестит высокими кукурузными побегами – куда уж мне, коротышке, углядеть. Дорога, на которой я снова и снова оказывалась, поменялась. Грязная, но сухая. Вдали дом – старый дом, похоже, перестроенный в церковь. Крыльцо, во всяком случае, такое же. Вместо пресловутого дерева, под которым я обычно просыпалась, из земли торчала палка с насаженным на нее чучелом. Так, осталось найти колодец. Все это эфемерно и обыденно, вся эта временная местность истощается и меняется в вариациях реальности. А вот колодец всегда остается, чем бы ни был – засыпанным ровенником, люком у многоэтажки, треугольной червоточиной, скважиной в джунглях, обычным старым колодцем... Это и есть тонкий мир, а я – та самая грань, которая видит различия. А мой мир – толстый, и я почти не вижу себя в нем. Я ничего не помню. «Если ты – часть тонкого мира, зачем же жить там?» - спрашивал Максимилиан. Да, он просто хочет вернуться в Королевство. А я? Я хочу ли? Я хочу видеть людей, которые мне дороги – мою семью, Максимилиана, Оберона... Гарольда тоже. Будь они со мной, просилась бы я в Королевство так же, как сейчас? Они все равно не со мной, со мной всегда – лишь память о них, лишь имена... Музей Того, Что Следует Помнить. Когда-то Максимилиан сказал, что это Музей Хлама. Я согласилась. Мысль о Музее вызывала ненависть и тоску, потому что Музей Памяти забыл то, что ему следовало бы помнить – забыл Его имя. Имя своего Короля. А я, находясь так далеко, в другом мире, – продолжала помнить. Оберон всё так же правит, правит людьми, которые не помнили его, которые не верили мне, которые забыли и не искали, которые купились на магию раздора, которые... Музей Того, Что Следует Помнить.