Вовочка

Мраморные плиты на полу чернели, аки провалы в вечную ночь, только-только вставший на ноги дед (точнее, его балахон) уныло серел, старец одеяниях в белых, словно снег в парке, где выгуливают собак, пытался принять вертикальное положение, а паук в правом дальнем углу наконец-то доплел паутину… На этом сводку об обстановке можно считать законченной. Вернемся, пожалуй, к текущим событиям… Вовочка, под глухой ритмичный стук собственного сердца и гулкий беспорядочный — чужого монстра, сделал первый шаг. И второй. Ну, половинку второго. Почему? Потому что краска. Коварная краска. Мокрая краска. Скользкая краска, в лужице которой Вовочка поскользнулся и шлепнулся на задницу. Взметнулся фонтанчик брызг. Приземлившись и прибалахонившись, они превратились в стильные желтые крапушки. Вот так содержимое ведерочка вновь проявило свою подлую сущность, безнадежно испоганив не только цветовую гамму сего монохромного царства, но и вовочкин побег. И если пол еще можно было спасти при помощи бригады орков с растворителем или гномов с новыми плитами, то побегу уже ничего не помогло: ставший пятнистым (и очень-очень злым, ведь его неповторимый стиль был беспардонно испоганен) дедуся сцапал мальчишку за ухо. Как тут удирать-то? Вовочка ведь не ящерица, части тела отбрасывать не умеет. Как и отращивать их заново. Что, кстати, важнее. Ибо мир этот жесток и беспощаден как к ящерицам, так и к людям. И к дверям. Одна из них, не выдержавшая напора жаждущего справедливости «красавца», сорвалась с петель и звучно грянулась об пол. Грохот наполнил комнату. Грохот тяжелых шагов, грохот резко распахнувшегося запасного выхода, грохот суматошно бьющегося сердца (персонально для Вовочки и запыхавшейся жертвы его креатива). До кучи в помещение ворвались, словно ОМОН, сородичи оскорбленного, зверски окрашенного монстра. Это они обидели вторую дверь. Она жалобно поскрипывала, покачиваясь на петлях туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда… Суровые высоченные мускулистые чуваки шустро окружили вскинувшего посох пенсионера в сером и беспардонно заломили ему руки. Второй старикан, брезгливо морщась, передал вовочкино ухо (вместе с мальчишкой) ближайшему секьюрити: — На вершине башни их заприте, — приказал старик. И, сокрушенно покачав головой (желтая клякса на носу влажно блеснула), обратился к нарушителю гравитации: — Эх, Гендальф Серый, позор на твои седины. Уже и детей малых для целей своих преступных используешь… — Что ты, Саруман, окстись, я впервые его зрю. В смысле, вижу… — возмутился увлекаемый к выходу чудо-дед по имени Гендальф. Вовочка вякнул: — Да я вааще мимо проходил! То есть забор красил. Тоже мимо… Ой! Секьюрити, страдавший аллергией на болтовню, отвесил пацану подзатыльник. Вовочка ошалело заткнулся. Где это видано, чтоб глюки кого-то били, да еще больно так?! Прижав к животу ведерочко, недоумевающий мальчишка покорно засеменил вверх по лестнице. — Не верю! — невольно процитировал Станиславского Саруман, — ничего, вот посидишь, посмотришь на его мучения, устыдишься и расскажешь мне, где Кольцо.

***

Саруман, хмурясь, с любопытством естествоиспытателя наблюдал за двумя урукхаями, прилаживающими дверь на место. Маг зло искривил губы: башка одной из темных тварей — возмутительно желтая, покрытая пятнами и потеками, средь которых выделялся отпечаток детской ладошки — так вот, эта дурная дизайнерская башка оскорбляла эстетические чувства Белого. Вот Гендальф, вот наглец! И как он ухитрился приволочь с собой мальчишку с ведром краски? На воротах-то охрана… Задумавшись, маг облокотился рукой о стену. Ох! Он торопливо отпрянул, но было поздно: на камнях остался яркий оттиск его длани. Длинной и узкой. Красивой, одним словом. Саруман аж залюбовался (автор же обзавидовалась). Предсмертно хрустнул сломанный косяк. Испуганно охнули орки. Саруман, нехорошо улыбнувшись, подошел к ним. — Кто это сделал? — грозно вопросил он. Вовочкина жертва дрожащим пальцем указала на напарника. Тот постарался сделаться как можно меньше и незаметнее, однако не преуспел. Маг, злорадно сверкнув глазами, смачно припечатал желтой дланью ему по шлему. Критически осмотрел результат. Дурацкий цвет. Несолидный. Вульгарный. Нужен другой… Через некоторое время чумазый, но безмерно счастливый Саруман, улыбаясь во все тридцать зубов (два Гендальф выбил) наблюдал за уходящими в закат отрядами стильных тюнингованных орков, украшенных его личным лейблом знаком — Белой Дланью. Скоро все Средиземье узнает этот ладошковый принт! И побегут враги в ужасе безмерном, оружие на ходу теряя, и пройдут победным маршем по опустевшим городам и весям могучие армии урукхаев Великого Сарумана, и уползет посрамленный да низвергнутый Саурон в самое глубокое подземелье Барад Дура! Будет там плакать… От обидки да зависти жгучей. …О самом главном — как и чем отмыть руку — маг пока не думал…