Тропинка к порогу

Крисания обводила пальчиком ледяные узоры на окне и задумчиво улыбалась. Сквозь намёрзшие причудливые листья и завитки можно было выглянуть во двор — там вовсю кипела подготовка к празднику. Верилось в чудеса, ведь княжна была счастлива, хотя и надеяться не могла на подобное еще пару месяцев назад. Когда отряд вернулся с рудника, отец позвал её в малую трапезную. Про непозволительное нахальство Радомира князь выслушал молча, хмуро сдвинув седые брови. Потёр подбородок. — Ну, выпороть бы тебя не помешало, — изрёк володарь задумчиво. Дочь широко распахнула синие, как незабудки, очи. — Но, только после свадьбы. А до — это он обнаглел и зря себе подобное смел позволить, ой, зря! Надеюсь, хватит у дурака ума на глаза мне не показываться, а то ведь могут и не сыскать. Был человек — и нет человека. Княжна на такие отцовские речи согласно кивнула и прошлась тонкими пальчиками с перстеньками по косе, потуже заплетая непокорные пряди. — Ишь, блестишь очами-то, чисто мать. Она вот так же молча посматривала, как затевала что-то. Князь с улыбкой смотрел на свою младшенькую, откровенно любуясь: всем взяла — и умом, и красотой. — Этот рожей не вышел, тот хромой, тот кривой. Уже заприметила кого-то себе, верно я понял? Боги с тобой, моё слово крепкое, неволить не буду, говори. Княжна прикусила зубками кончик косы и просительно, как котёнок, глянула на отца. — Ты эти шутки брось, не маленькая, — стараясь придать голосу суровые ноты, проворчал князь. Догадался. — На мага заглядываешься? С землёй, людьми, воинами и роднёй богатой тебе никто не глянулся? Их же тут без счету ходило. Вистейн с натугой поднялся, прошелся по комнате, остановился напротив дочери, что невозмутимо заплетала в косу ленту, давая понять, что от своего не отступит. — Хотя… — прикинул варианты отец. – Маг - он сам себе войско. Земли у нас своей хватает, удержать бы, а то, что Стрей сирота, так оно может и к лучшему — сильнее нашу семью ценить будет. Опять же он у короля на примете, в совет даже звали. Ладно. Но смотри, затейница, давить на него не буду. Согласие дам, только если сам придет тебя просить в жены, поняла? Крисания, сидевшая до этих слов скромно опустив очи долу, подскочила, обхватила шею отца руками и звонко чмокнула в щеку. — Спасибо! — Ну, полно, полно. Посмотрим еще, как оно обернется, — подвел черту под беседой князь и похлопал ласково дочь по спине. Да только не всё так радужно обернулось, как думалось. Стрей вернулся в замок с сыном и мрачнее тучи. Стал угрюм и неразговорчив. Шуток не поддерживал, бесед не привечал, на княжну смотрел вскользь, будто не знакомы вовсе. Крисания от обиды и отчаяния даже разок-другой всплакнула в своей светёлке. Кто знает, как всё сложилось, если б не случай. В лесной чаще, считая землю ничейной, беглые люди обустраивали поселки, лепили хибары из чего могли, заводили хозяйство. Всё бы ничего, но мало того, что податей они не платили, так еще и били дичь, жгли лес. А иногда и на стражу, что приезжала порядок соблюсти, нападали. Вот в такое поселение и отправилась Крисания с воинским отрядом, карать за убийство сборщика налогов и его охраны. Маг отправился с ними — слух прошел, что была в этом поселении ведьма, проводила тёмные обряды. Следовало разобраться, и если правда — принять меры, доложить в Конвент магов. Поселенцы оказались на удивление хорошо вооружены и оказали яростное сопротивление. Дома пришлось сжечь — чтоб неповадно было, тут иначе власть не удержишь, рука должна быть жесткой. И ведьма нашлась — сражалась наравне со всеми, била огнем, вырывалась, как рысь, когда её таки схватили. Крисанию в бою задело — она и не заметила, что щека рассечена. Спохватилась, когда маг её отозвал в сторонку. — Потерпи, госпожа. Я приложу зелье и наложу заклинание, а то еще шрам останется. — Жалко моей красоты? — шутливо спросила княжна, подставляя лицо под длинные ловкие пальцы Стрея. — Жалко. — Неожиданно серьезно ответил Дан, прикоснулся ладонью к здоровой щеке. — Не дергайся, сейчас будет печь. — А ты подуй? — подзадорила Крисания, ожидая бурчливого, в духе Стрея, ответа. Однако Дан наклонился и легко дунул на рану, которую действительно нещадно пекло. Княжна не устояла — слишком близко оказались его серые, вмиг потемневшие глаза. Потянула Стрея за куртку к себе, прижалась губами к губам, запустила пальчики в волосы на его затылке, опасаясь, что сейчас маг отпрянет. Но он не отодвинулся. Приоткрыл губы, позволяя себя целовать, а затем обнял девушку и рассмеялся. — Ох и княжна! И поцеловал Крисанию сам — долго, страстно, сминая её губы своими, поглаживая пальцами щеку, шею. Княжна таяла от прикосновений и цеплялась пальчиками за меховые отвороты его плаща, отпускать от себя желанного не хотелось даже на шаг. — Уже не болит? — с усмешкой поднял бровь Ардан, на что княжна фыркнула со смешком. Маг подсадил её в седло и всю дорогу ехал рядом, развлекая шутками, отчего смех княжны звенел, как серебряный колокольчик. Но вечером отозвал в арку возле большого зала. — Нам нужно поговорить. Крисания согласно кивнула. Радость от поцелуя до сих пор искрилась, заставляя без повода улыбаться, хотелось повторить его снова и снова, но княжна понимала, что побеседовать тоже стоит. — Хорошо, — кивнула она. — Ты понимаешь, что твой отец открутит мне голову? — Стрей подошел ближе, укрывая их от любопытных взглядов. Крисания только шире улыбнулась и отрицательно покрутила головой. — Вон оно значит как, — теперь уже и маг улыбнулся. — Без меня меня женили. Добро. Но я ж не Радомир, или этот, Свестар, что тут месяц жил в ожидании, пока ты изволишь с ним хоть словечком перекинуться. Стрей нахмурился, вспоминая, как изводила княжна поклонников, и Крисания снова его поцеловала — уже смелей и настойчивей, чтоб выкинул глупые мысли из головы, перестал смотреть из-под бровей, обнял её крепко-крепко. *** Слух о том, что княжеский маг забрал сынишку травницы в Поющий замок, быстро облетела округу. На Рионну стали посматривать жалостливо, чему она поначалу очень удивлялась, пока не поняла — люди сочли, что столичный чародей признал мальчика, но её за собой не позвал. Было обидно, больно, но Рионна держалась — сама сделала выбор, чего уж теперь жалобиться. На людях вела себя ровно, подбородок поднимая повыше, а ночью, в тёмной пустой избушке, затыкала рот кулачком, ведь хотелось не то что плакать — выть! В холодную ночь, когда ветер воет в трубе особенно протяжно и громко, жутко, как потерянная душа, отчего аж мурашки по коже бегают, в одинокий домик на опушке пришел Дикон. И остался. А на следующую Рионна сама постелила им вместе. Они ничего не обсуждали — не хотелось нарушать хрупкое согласие, что установилось между ними. Иногда только Дикон подходил сзади к стоявшей у окна Рионне, обнимал, прижимал к себе. Травница закрывала глаза и вдыхала свежий мужской запах с ноткой можжевельника, пытаясь привыкнуть. Было хорошо, уютно, да и на душе становилось теплей и спокойней. Только руки — с широкими ладонями, загрубевшими, будто древесная кора, мозолями - оставались чужими, и ей иногда приходилось сдерживаться, чтобы не вздрагивать от его прикосновений. Зима выдалась снежной — сугробы наметало до самой крыши, и все обитатели избушки, а Рик тоже перебрался к ним, хотя иногда и жил у старенькой бабушки в поселке, по очереди отгребали снег. Дороги испортились, поэтому Дан привез Алри только однажды, да и то сынишка простыл в дороге, стал кашлять, и родители решили, что к солнцестоянию, на празднование, уже Рионна приедет в замок. И она готовилась, собирала гостинцы, то, что её сынулька так любит — мёд в горшочке, яркие пряники, резные игрушки. Всё заботливо складывалось в корзинку, ждало радостного дня. Ехать травница собиралась с обозом — крестьяне везли товары на продажу, да и праздник посетить. Она терпеливо ждала назначенного дня, хотя хотелось Рионне одолжить лошадь и мчаться, не останавливаясь, до самых ворот Поющего. Она просыпалась с таким желанием каждое утро, и засыпала с ним же. Иногда проклинала Стрея, жалела, что маг появился в её домике, а не умер от раны там, на поляне! Потом спохватывалась, корила себя, боясь, что боги накажут её за такие мысли и с Даном приключится беда, она этого не вынесет. Умом понимая, что Алри – маг, и никто не станет для мальчика лучшим учителем, чем родной отец, Рионна всё равно тосковала по сынишке — каждый час, каждую минуту. Готовя зелья, разговаривая с хворыми, обнимая Дикона, глядя в окно, она до боли в груди скучала по смеху, вдумчивым вопросам, объятиям детских ручонок и такому родному запаху самого любимого человечка в её жизни.