Ввысь!

1. Серебров с неудовольствием слушал Борзова. Фамилия в данном случае была довольно подходящей. Майор авиации гнул свою линию, и на звание нквдшника ему было откровенно плевать. Конечно, плевать. Позади его стоял Лепнин, который в политбюро весил немало. Борзов – борзел, Лепнин – молчал, но его ухмылки, так напоминающей хирумину, – хватало. Серебров не уступал. В данном случае можно было разгласить информацию относительно проведенных операций. Пусть Лепнин услышит, пусть Лепнин поймет. – Вы понимаете, что как диверсант он будет куда эффективнее, чем как летчик? Но у Борзова загорелись глаза, как у ребенка, а Лепнин снисходительно уставился на него, с ухмылкой повернувшись снова к Сереброву. – Игорек, – фамильярно сказал Лепнин. – Мальчик твой сказал, что хочет летать. Отпусти его к Борзову, не трави мне нервы. Ты же знаешь, что случается, когда я начинаю нервничать. – Можно подумать, вам под силу держать этого парня в узде. Вы не… Серебров осекся. – Небо… Держит в узде лучше любого человека. Одна ошибка – и ты мертв. Небо не прощает. Любит страстно, но не прощает. Не умеет, – заметил Лепнин. – Второго шанса не дает. – Он даже не состоит в партии! – Но его оттуда и не исключали, – заметил Лепнин, пожимая плечами. – Думаете, я не знаю, что об этом попросил сын генерала Клинского? – почти в отчаянии рявкнул Серебров. – Игорек, – Лепнин, прикрыл свой рот ладонью, задумчиво покачнулся, – у тебя есть отличный диверсант Кадин и его ребята. Ловкие типы, как ни глянь. А у Борзова есть лишний Миг, который надо еще испытать. Ты знаешь, как у Поликарпова бывает внезапно. – Ты хотел сказать у Микояна*, – толкнул в плечо друга Борзов. Серебров не сомневался, что такая лояльность вызвана именно дружбой*. – Даю Игорьку шанс отыграться, – хищно улыбнулся Лепнин. Но Серебров не спешил. Это был Лепнин. – Ваш Хирума Йоичи мне нравится, – заметил вдруг серьезно Лепнин. – Пусть полетает, потом я подумаю, что с ним делать. Насколько я понял, в Японию он не рвется. А немец из него… Лицом не вышел. Если человек талантлив, он обычно талантлив во всем. Так что, товарищ Серебров, это ваш последний шанс выйти сухим из воды. Игорь поднял руки, поджал губу и опустил руки с хлопком по штанам. – Забирайте, переводите. Он теперь ваш, черт возьми. Лепнин сложил ладони вместе, возле рта и носа, чуть тряхнул ими. – Ты же понимаешь, что я прочту твой рапорт перед отправкой своему начальству. – Лепнин… Я знаю, что ты такое, – холодно сказал Игорь. – Я знаю, почему тебе нравится Бес. Ты видишь в нем молодого себя и хочешь научить тому, что знаешь. Не волнуйся, напишу, как положено. Мне нравится, когда голова на плечах, а в теле нет пуль. Лепнин хищно улыбнулся. – Я рад, что мы все-таки пришли к взаимопониманию. – Спасибо, Серебров! – Борзов уже жал ему руки и тряс их так сильно, будто Игорь без единого слова против перевел к ним нужного человека. Майор авиации тоже был не простым человеком. Наконец, эти двое вышли на крыльцо. – Спасибо, Лепнин. – Да не за что, – хмыкнул глава политбюро на этом участке фронта. – С тебя как обычно. – Не заржавеет. Но… Я его видел. Пущу в паре с тем пареньком, что показал сегодня высший класс. Ты не протащишь его в партию. Несмотря на дружбу народов и все такое… Он – японец. Что ты задумал? – По документам он – русский. Но… не знаю, – Лепнин поднялся на носки, перекатился на пятки, качаясь. – Мне нравится, как работает его мозг, – мужчина покрутил пальцем у виска. – Может, я даже верну его в разведку. Но сначала я должен понять, где ему больше нравится. Там он определенно принесет больше пользы, чем там, где ему просто придется быть. Разведка это тоже прекрасно. Я согласен с Игорем. Но… Давай оставим этот вопрос на потом? Теперь это твой человек, а значит, я смогу достать его в любой момент. Лепнин пошел в штаб своей фирменной походочкой, любая гопота бы позавидовала. Вытягивался он только перед генералами и более значимыми военными. Но Борзов знал, почему они друзья. Лепнин умудрялся оставаться человеком, в каком бы дерьме ни варился. Борзов смотрел ему вслед какое-то время, а потом пошел знакомиться ближе со своими новыми летчиками. Лев Клёнов был довольно своенравным типом. Еще один такой же? Борзов тяжело вздохнул, но улыбнулся. Светило солнце, небо было высоким, фрицы устали и молчали. Что могло быть лучше? Борзов знал, где искать пополнение. В избушке было весело. Хриплый голос что-то рассказывал, ему вторил еще один, создавая из серьезного рассказа какую-то комедию. – Заткнись, Ратвинский! – простонал один из смеявшихся. – Умру от смеха. Вся комната это и пыталась сделать. Борзов вошел в предбанник. Его еще не видели, а он видел всех. Совсем юный парнишка, который только что показывал удивительное мастерство в воздухе, с открытым ртом слушал про похождения своего нового напарника, о чем еще не знал. Напарник его курил сигарету и довольно-таки ехидно описывал операции, стараясь избегать названий и точных указаний, за что мысленно получил от майора плюс в свою пользу. – Ты говорил… Ты забрал ребенка? – спросил вдруг Сена. – Да, – Хирума отвел глаза в сторону. – Мария взяла его к себе! – вставил Ратвинский. – Не Мария, а Серафима! – А когда война закончится, я на ней женюсь. И жена, и сын сразу. Не надо голову ломать, – продолжил Марк. Хирума снова посмотрел на Сену. – Этот ребенок один из миллионов, кто останется без родителей, если мы не прекратим войну как можно быстрее. Ты помнишь, что я тебе говорил? – Помню, – кивнул Сена. Борзов решил выйти из тени. – Майор! Все повскакивали, вытянулись. – Ну, для кого-то у меня хорошие новости. Для кого-то не очень, – усмехнулся Борзов. – Ты! – Я! – Лев выступил вперед. – Снова летаешь только с Борисом, если летаете вдвоем. Крыло формирует руководитель звена – никак иначе. – Есть! Борзов махнул рукой, и Лев с Борисом отступили подальше. – Не нравится мне идея формировать из двух новичков сцепку… Но что поделать. Ильюшин и Хирума – завтра летите вместе. Собственно, для кого-то это хорошая новость, а для остальных – плохая. Будете скучать? – усмехнулся Борзов. Две пары глаз уставились на него. Одна ошеломленно, другая – насмешливо. Бес уже ожидал, что так и будет. – Будем скучать, если разобьются, – холодно ответил Кадин, а пока что он расцвел: – Ура, товарищи! Комната взорвалась радостными криками. Борзов слабо улыбнулся. Такие дети. Но такие хорошие дети. Все-таки будущее этой страны в хороших руках. – Вы двое, за мной. ** Хирума и Сена шли рядом молча. Слова казались сейчас неуместными, будто бы могли свернуть реальность в ненужном направлении. Они оказались в ангаре, когда остановился Борзов. – Товарищ Лепнин?! – Йоичи тут же вытянулся. – Ого. Ты про меня уже знаешь? – усмехнулся тот. – Пришел посмотреть на твой самолет и себя показать. Намекнуть, что без политбюро не обошлось. Ты следи за собой в оба. – Есть, товарищ Лепнин. – Предварительные испытания Миг-3 пройдены. Официально Коноваловым. Не официально, – Борзов кивнул на Сену. – Пройдены в бою. После этого Ильюшин отказался от полетов на Миг-3, вернувшись на свой Миг-1. – Почему? – Хирума тут же уставился на Сену. – Скорость чуть меньше, напрягает, – нервно дернул плечами Ильюшин. – Оружия зато больше, как ты любишь. Идеальное сочетание в связке. Йоичи кивнул. – Думаю, часть ночи ты проведешь здесь, готовя самолет к службе. У нас есть механики. Но мне кажется, они тебе не нужны, верно? У тебя есть Ильюшин. Да и ты сам не промах, – усмехнулся Лепнин. – Удачных полетов, детишки. Вы мне стоили кучи нервов. Не подведите. – Не подведем, товарищ Лепнин! – ответили Сена и Йоичи одновременно. А потом переглянулись. ** Утро их встретило на лежаках в ангаре. Для Сены вчера было самым тяжелым днем, который можно было только представить. Тестирование Мига-3 в тренировочном бою, перелет на новую базу, работа в крыле в настоящем бою, встреча с Йоичи, знакомство с его друзьями, а потом… И еще где-то полночи они ковырялись в схемах, Хирума с удовольствием разбирался в новом самолете. Четыре часа сна, и вот утро. С первыми лучами – боевая тревога. – Пора! – Хирума был уже на ногах и протягивал Сене руку. Конечно, ему не терпелось взлететь. Как можно оставаться на земле, когда у тебя есть все, чтобы летать? Ильюшин уцепился за его ладонь и поднялся. – Пора, – подтвердил он. Командир звена – Зуев – раздавал указания. Взлетать должны были с нескольких полос, какое-то время лететь в крыльях по четыре, потом разделяться на связки. – Будет тяжело, – предупредил командир. – У врага тяжелая авиация. Но если продержимся дня четыре, у них закончится порох в пороховницах и тогда… Мы начнем давить сами. Зуев вздохнул. – Штабное начальство требует, чтобы новичков пустили первыми. Майор молчит, так что придется поступить так, как требуют. Зуев оглядел молодежь. Увидел, что кто-то весь светится от нетерпения и невольно сам улыбнулся. Ему не нравился такой расклад, при котором из новичков делали пушечное мясо. Только сейчас выбора не было. Когда все пошли к машинам, Зуев схватил Хируму за рукав. – У тебя меньше всех летных часов, и ты не знаком с машиной. Зуев скрипнул зубами. У него был приказ из политбюро и была совесть. Он просто не мог отправить настолько зеленого в небо. – Все будет хорошо, командир. Вот увидите, – оскалился Йоичи. Зуев хмыкнул, но руку отпустил. Ему пора было в свой самолет. – С первого по шестой – прикрывают штурмовиков, – прокомментировал Йоичи. – А с седьмого по десятый в нашем звене будут выводить из строя тяжелые бомбардировщики противника, которых тоже будут защищать. – Второе звено отвлекает их истребители. Большего на наш сектор и не нужно, – легкомысленно пожал плечами Сена. – Верно. Они крепко сжали друг другу руки и разошлись по машинам. Где-то здесь начиналась мечта. Небо. Теперь им хотелось чистого неба. Для этого надо было всего лишь уничтожить всякую дрянь, что в нем повисла. – Седьмой и восьмой! Что вы делаете?! – Зуев был в ужасе, но новые Миги превосходили Яки по всем позициям. В том числе по разгону и выходу в небо. – Обеспечиваем успешный взлет. – Слетываемся, – раздалось два разных ответа. Сразу раздалась стрельба. Истребители заметили – открыли огонь на поражение, началось преследование. – Взлетаем! – отдал приказ Зуев. Действительно, на Ильюшина, который вчера показал высший класс, прилично отвлеклись. Сена никогда не испытывал такого восторга. Он не просто был свободен. В наушниках Хирума отдавал приказы и корректировал действия. Он шел чуть выше, чуть позади него. И Сена привычно выполнял их едва ли не раньше, чем Йоичи говорил. С такими машинами, с таким напарником ему казалось, что он может творить, что угодно. Хируме казалось также. – На крыло. Разворот! – Есть! – послушно говорит Сена. – Делаю нырок. Смена. – Есть! Хоть Арсений и значится ведущим, такие игрища в связке хоть и считались нормой, были очень сложны к исполнению. Впрочем, именно в исполнении таких финтов и крылась победа над врагом. На волне немцев слышалась какая-то отчаянная суета. – Опять этот Ильюшин! – Сена усмехнулся. Если так пойдет и дальше – он станет легендой. Хотя не это ему было надо. – Прямо по курсу три бомбардировщика. – Есть! – Лев и Борис – прикрытие нас. Старов и Дневко – отвлечение, – отдал приказ Хирума ближайшим машинам. – Есть! – ответили Лев и Борис, а двум другим пришлось подчиняться, хотя, может, они и имели что сказать против. – Пикируем, – приказал Сена, радуясь, как ребенок. В училище правильно считали, что у него нет тормозов. Видимо, не поставлялись в комплекте. – В штопор! – после двух взрывов рявкает Хирума, а где-то в вышине гремит третий взрыв. – Первый, – с усмешкой говорит в наушниках Лев. – Это было круто, ребята. – Тогда повторим. Вижу цель. Разворот на три часа. – Есть! ** Больше всего на свете Йоичи не понравился момент, когда пришлось ступить на землю. Нет, его тут же окружили, начали поздравлять. Сена улыбался своей очаровательной, но немного глуповатой улыбкой. Но Хирума знал, что день закончился не только для него. Те, к кому он привязался всей душой, тоже сражались сегодня. Что если он кого-то не досчитается? Война? И отмахнуться этим фактом? Он уже не может. Никто не может. Но приходится. В тот момент ему захотелось, чтобы этот ад уже закончился. Сколько это будет еще длиться? – Когда будем рисовать звездочки? – усмехнулся Кадин. Он подошел к Хируме и крепко обнял, ударяя ладонью по спине. – Я, конечно, не видел. Дай угадаю… Три? – Пять, – усмехнулся Йоичи. – А я семь! – влез Арсений, улыбаясь. – Они не врут? Лев отрицательно покачал головой, сложив руки на груди. – Лично считал. Думаю, фрицы теперь Ильюшина и Беса будут бояться до мокреньких штанишек. Кадин улыбнулся. – Отлично. Завтра у нас будет своя операция, так что увидимся через неделю. Поэтому это прощание. Берегите себя. Оба. Всех нас ждут дома, это понятно. Но хотелось бы и друг с другом встретиться на этом свете, а не на том. Хирума кивнул. – Вы тоже. Берегите себя. Кадин развернулся, махнув рукой на прощание. Больше Хирума его не видел. Ни через неделю, ни через две. Он так и не увидел его за всю войну. Не получил ни единого письма, ни единой телеграммы. Но думать об этом себе не разрешил. Это – война. И жизнь человека здесь подобна волнам от камешка, что прыгает по воде. Прошли круги – и нету. Армия продвигалась вперед, авиация наступала в первых рядах. В один из дней они взмыли над Берлином. – Сена… – Что, Бес? – Мы за границей, – рассмеялся Хирума. – В воздухе Бес и Ильюшин! – раздалось в их рациях на другой волне на немецком. – Аккуратней! В воздухе Бес и Ильюшин! – Как они твою фамилию-то выговаривают, – подивился Хирума. – Быстро Коброй вниз! Сена тут же послушался, что-то напевая под нос. В небе над Берлином закончилась война. И закончилась маленькая жизнь. Пять лет, которые унесли миллионы жизней. Когда над Рейхстагом был водружено знамя Победы, Арсений и Хирума стояли на развалинах жилого дома, глядя в небо. Там кружили звенья советской авиации. Позади них разгорались костры, звучала музыка. Хирума до боли сжал кисть Сены, а потом прижал к себе. По лицам их текли слезы. Это были слезы счастья. Они живы. Вопреки всему.