Шаги

С того момента, как Артур ослеп, прошло уже очень много времени. Очень много. Англия успел запомнить то, благодаря чему он мог различать, кто к нему идёт. Шаги. Шаги своих друзей. Тяжёлый, неровный какой-то шаг, спешащий и словно суматошный — неизменный всегда и везде. Несмотря на сбивчивость, уверенный. Шаг того, кто очень хочет быть лидером, но не знает, как это — им быть. Ритма в этих шагах не наблюдается. Если бы эти звуки отыгрывали на барабанной установке, получилась бы либо какофония, либо просто нелепая, неказистая импровизация. Это — Альфред. Младший брат, довольно умный малый, но непроходимо трудный. Его шаги заставляли Англию насторожиться — рядом с Америкой всегда, всю жизнь витает дух риска и опасности. Очень тихие, но, благодаря обострившемуся слуху, вполне различимые шаги — осторожные и мягкие, часто крадущиеся. Спокойная походка, немножко робкая — Артур знает, какая сила духа скрывается за наружной робостью этого человека. Вернее, страны… Поступь того, кто явно продумывает каждый свой шаг, но — совершенно точно — не показывает этого. Это — Мэттью. Славный, тёплый и светлый Мэтти — ангел, особенно если сравнивать его с остальными из тех, кто заперт в этом доме. Артур всегда радовался про себя, когда слышал его шаги. С Мэттью вместе приходило умиротворение и толика того недоступного сейчас уюта, что остался дома. Ритмичные, с пристукиванием каблуков, чёткие и лёгкие — такая походка сгодится для походов по бульварам и аллеям, но не для столь гордого, как всегда, шествия по деревянным полам ненавистных коридоров их тюрьмы. Можно было бы назвать обладателя этой походки легкомысленным, но Англия слишком хорошо его знал. Часто он его обзывал как угодно, конечно же, но сейчас, пока они были заперты здесь, Артур так чётко, как никогда, осознал, что Франциск Бонфуа — его названный брат. Стоило этим шагам прозвучать, как Кёркленд, несмотря ни на что, готовился к ершистым подколам и шуточкам. Так они спасали друг друга от уныния, одного из семи смертных грехов. Строгий ритм — шагом марш! Все понятно без слов. Только услышишь такие шаги — и сразу хочется вытянуться в струнку и слушать какой-нибудь приказ. И только через секунду приходит мысль: «А с чего бы это вдруг? .» Это нельзя назвать походкой, это — передвижение, перемещение, изменение местоположения, это ход, это что-то чересчур правильное. Всегда так было. Но только в этом доме ко всему вышеперечисленному добавилась и некая усталость. Этот человек устал. А, впрочем, не он один… Людвиг, истинный немец — тот, кто живёт по расписанию и по плану, тот, кто сейчас не может к своему распорядку вернуться. Заслышав его шаги, Артур всегда ждал новостей и очень удивлялся, если их не оказывалось. Впрочем, Людвиг всегда радовал новыми предложениями составить план действий. Быстрые мелкие шажки, четкая дробь, спешка и одновременно с этим выверенная траектория, которую даже слышно, настолько она выверенная. Так можно легко пройти по какой-нибудь высокой балке, или по карнизу, например. Перейти по бревну с одного берега реки на другой. А он должен был бы летать, невесомый — как китайский дракон. И такой же опасный. Это — Ван Яо. Китай, до сих пор припоминающий Англии его грехи, но ни слова не сказавший против Артура Кёркленда. Когда приближается Ван, его шаги напоминают о том, что осталось дома — словно в далёком прошлом. Чай, кресло, мир и спокойствие. Как будто Артуру тоже четыре тысячи лет. Кошачий шаг, иногда сменяющийся немножко нервным (или весёлым?) притопыванием. Всегда мягкие шаги, упругие, но, если помнить о том, что их хозяин — немножко медведь-увалень, как, правда, только кажется, сравнение их с поступью льва или тигра сходит на нет. В них нет той глупой самоуверенности, как у Америки, нет расчетливости, как у Канады, нет строгости, как у Германии. Но по шагам можно понять, что идёт тот, кто всегда прав — или с претензией на такую черту. Сила и спокойствие, словно вводящие в транс и сбивающие с толку. Вроде бы все понятно, но — нет. Иван Брагинский. Бесстрашный странный русский, неизведанная душа, — но добрая и отзывчивая, как оказалось. Артур никогда не мог заранее угадать, что придёт вместе с Иваном, и не мог расслышать, о чем говорят его шаги. Самый самоуверенный, самый чёткий, самый ритмичный, самый-самый-самый шаг. Самый громкий, выдающий с головой — или самый бесшумный, смертельно опасный для врага. Самый чеканный, типично немецкий — или самый расшатанный, словно пьяный. Походка того, кто называет себя Великим и пытается соответствовать своей большой роли. И, можно сказать, почти справляется. Страна, которой нет, но которая очень хочет жить. Исчезнуть Гилберт никогда не хотел — и в этом доме тоже. Тем более здесь. Приближение Байльшмидта тебе слышно раньше, чем тот выходит с противоположного конца коридора, если ты, конечно, Артур, а не серый монстр, на которых Пруссия завёл дурную привычку охотиться. И оно всегда означает дружескую поддержку — не важно, по какому поводу. Тихая и неспешная, плавная, неторопливая, даже медлительная походка — он не любит спешить, этот человек. Он созерцатель, — а в этом доме наблюдатель. Он в чем-то философ, — а сейчас и позабыл обращаться к своим размышлениям на вечные темы. Его шаги подобны шагам птицы, длинноногого аиста. Ему бы ходить по песчаным дорожкам, ведущим к прудам с неподвижной, застывшей водой, ему бы легко ступать под сенью цветущей сакуры, приминая высокую траву. Но, в отличии, например, от Мэттью, ему даже идёт шагать по кровавым лужам. Он — самурай. Он всегда в белом. А белое хорошо сочетается с алым. Жаль, Артур больше не может этого заметить. Кику Хонда, Япония — даже он здесь чаще и чаще теряет самообладание. Но это простительно. Как и для всех остальных — такая ситуация. Такая беда. Шаги Кику предвещали либо приятную беседу, может быть, даже ни о чем, что всегда радовало, либо какую-нибудь новость. И страшные, и хорошие известия сообщались одним и тем же тоном. Англия не мог роптать на эту черту друга. Правда, неизменно за появлением Японии следовала странная опустошенность, неприемлемая для слепого. Но она была. Торопливые шаги — ещё один торопыга! Если бы можно было назвать походку испуганной и нервной, Англия бы назвал. Этот человек всегда ходил тихо и нерешительно, а бегал — шумно и словно зная все маршруты, существующие здесь. Не суматошный, но будто бы ищущий что-то, владелец этой походки точно не мог это что-то отыскать. Но он не сдавался, и Артур знал наверняка — не сдастся. Никогда. В последнее время шаг стал увереннее. Взрослее? Можно так сказать о ходьбе? Англии можно было. Англия не видел. Тот, кто всегда улыбается, тот, кто всегда поёт… Правда, теперь уже нет этого «всегда». Есть «реже». Есть «слабее» и «тише». Феличиано Варгас. Феличиано! Солнечный луч во мраке. Всегда звук его шагов поднимал настроение — да, даже так! — и вселял в душу надежду. Удивительно легко и просто.

***

Артур сидел на подоконнике и пытался собрать хоть какие-то крупицы магической энергии, что ещё остались с ним. Это не очень-то и удавалось, и теперь он скорее лениво искал их, ловя волшебные сигналы. Послышались какие-то размеренные шаги, и Англия насторожился, прислушиваясь. Обладатель их приближался медленно и неуклонно, но Артур Кёркленд слишком поздно понял, что зря вслушивается, пытаясь определить, кто идёт. Он так и не смог его узнать — потому что это был не один из них, стран. Англию нашли у окна, всего в крови. Слепые глаза были широко распахнуты — застекленевший невидящий взор верно отвечал тем, кто посмотрит в них. Шаги врага, серого монстра, Артур не узнал.