Изнанка

      Он ушёл внезапно и слишком резко. Исчез, затерялся и больше не вернулся, раз и навсегда освободив Икебукуро от себя. Больше никто не будет опутывать город паутиной интриг, сталкивать людей друг с другом ради собственного удовольствия, потому что другого такого Изаи нет – он ушёл, оставив после себя пустоту там, где раньше жила неприязнь.       В городе воцарился мир, а в душе Хейваджимы Шизуо бушевал хаос. Город радовался новому дню, а Шизуо не мог отделаться от странной горечи. Икебукуро ловил своими каменными пальцами горячее солнце, а Шизуо мял ботинком едва тлевшую сигарету, исходя бессильной, уже тоже дотлевавшей, злостью.       Город смеялся и танцевал – бармен стоял на месте и затягивался новой сигаретой.       Даже после своей смерти Изая умудрился перевернуть всё с ног на голову и вывернуть наизнанку.       Изая ушёл, оставив после себя лишь горький и едкий, как сигаретный дым, осадок. Шизуо слишком привык, что вертлявый, похожий на ящерицу информатор постоянно находится под боком, что в любое время можно погнать раздражающую одним своим присутствием блоху и отвести душу, швыряя в давнего недруга автоматы с напитками.       Они только и делали, что доказывали друг другу то, чего не было. Они убедили себя, что терпеть друг друга не могут, а на самом деле это была лишь увлекательная, ни на секунду не прекращавшаяся игра. Игра, которая закончилась с его смертью.       Правда, Шизуо так и не смог до конца себя убедить, что Изаи больше нет. Блоха слишком живучая, чтобы так просто умереть. Орихара, должно быть, всего лишь залёг на дно и ожидает удобного момента.       - Бесишь, блоха, - тихо прорычал Шизуо, сильно, до боли, до металлического неприятного скрежета сжимая руками перила. – Почему ты так долго не появляешься?       Орихара не умер – он снова готовит что-то масштабное и очень неприятное.       Орихара не исчез – он просто не желает появляться.       Орихара вернётся – и всё снова станет как раньше. Привычно, понятно и правильно.       Шею щекочет отороченный мехом воротник, в глаза даже через очки бьют последние лучи закатывающегося за город солнца, а он зябко поводит плечами и, плотнее запахнув чёрную куртку, бредёт по ночному Икебукуро.       Он не хочет признавать этого, хотя знает: Орихара больше не придёт.