Под маской дьявола

      Лёгкий морозец покалывает щёки и застывшие пальцы, сжимающие полы пальто, но Кэролайн, понуро опустив голову, продолжает стоять на месте и вглядываться в надгробия, расположенные рядом. На них высечены имена: Элизабет и Билла Форбсов — её родителей, от которых и остались разве что выгравированные на мёртвом камне цифры с буквами да её воспоминания, в основном об отце, потому что матери она не помнит, впрочем, она и не должна её помнить — Элизабет Форбс умерла при родах по вине врача, принимавшего их и допустившего непростительную ошибку. Кэролайн лишь имеет смутное представление о ней из рассказов отца и знает, что её мать была настоящей красавицей и великолепной женой: доброй, понимающей, любящей, оставившей после себя свою копию — маленькую дочку, как две капли воды похожую на неё, — да медальон, тот самый, что Кэролайн пришлось не так давно продать.       И теперь у неё остались только эти два серых камня, напоминающих, что когда-то и у неё были родители, счастливая жизнь и шанс прожить эту самую жизнь достойно, но всё это затерялось в прошлом, а впереди маячит незавидная судьба никому ненужной, даже сестре, бесприданницы с подмоченной репутацией. И чем настырнее Кэролайн бьётся в дома знакомых семей последние дни, прося о помощи и желая избавиться от гнёта Майколсона, тем больше понимает, что её попытки абсолютно бесполезны и со стороны выглядят жалкими и унизительными.       Впрочем, после пережитого ей ли бояться унижения? Ведь ниже падать уже некуда.       Она тяжело вздыхает, вновь утопая в воспоминаниях и потирая запястья, будто желая смыть следы Клауса, оставившего их не только на её теле, но и в душе, которая с каждым днём покрывается инеем и угасает, лишаясь света и привычного тепла. Теперь Кэролайн ничего не радует, и улыбка, до этого часто озаряющая красивое лицо, не появляется даже в те моменты, когда она остаётся наедине с Эмили, ставшей для неё словно чужой. Слёз нет тоже — они растворились в той пустоте, что до сих пор властвует внутри, поэтому Кэролайн не плачет на могиле своих родителей, лишь касается замёрзшими пальцами холодного камня и разворачивается, чтобы вернуться в пропитанное её болью поместье.       Её встречает взволнованная служанка, тут же подбежавшая к ней и сообщившая, что мистер Майколсон вот уже час ищет её повсюду и ждёт у себя, как только она вернётся, поэтому Кэролайн, немного растерянная и не понимающая, в чём дело, даже не успевает раздеться, как подталкиваемая напуганной девушкой оказывается у двери в кабинет Клауса. Она переминается с ноги на ногу, чувствуя смутную тревогу и боясь сделать следующий шаг, но желание узнать, что случилось, придаёт ей смелости, и Кэролайн, предварительно постучавшись, заходит внутрь, тут же натыкаясь на разгневанный взгляд серых, словно благородное серебро, глаз.       — Мистер Майколсон, вы меня искали? — она ощущает кожей напряжение, прокалывающее воздух, и затихает, не опуская голову и достойно встречаясь с негодованием, исходящим от Никлауса.       — Прогуливались? — его тихий и ровный голос никак не вяжется с потемневшими от эмоций глазами и нервными порывистыми движениями, когда он сцепляет руки за спиной и наклоняет голову набок, будто разговаривая с провинившимся ребёнком, которого ожидает серьёзная взбучка.       — Да.       — Скажите мне, мисс Форбс, вас что-то не устраивает здесь? Быть может, нанятый мною повар невкусно готовит? Или ваша постель не отвечает вашим требованиям? Может она слишком жёсткая для вас? Или в вашей комнате слишком жарко? Или, смею предположить, слишком холодно? — вопросы один за другим сыплются на ничего не понимающую девушку, и она наконец теряет самообладание, не зная, что сказать и как ответить. Пытается произнести хоть слово, но оно застревает где-то в горле, когда Клаус быстро сокращает расстояние между ними и встаёт на расстоянии вытянутой руки. — Отвечайте на поставленные мною вопросы, мне правда важно ваше мнение, Кэролайн.       — Н-нет. Меня всё устраивает, мистер Майколсон.       Его взгляд останавливается на её дрожащих губах, и Клаус продолжает пытку.       — Миссис Говард очень переживает за вас, считая, что вы попали в беду, и сегодня она приходила ко мне. Быть может, у вас есть какие-то проблемы, которыми вы хотите поделиться со мной?       Она не может сдержать слабой улыбки, удивляясь циничности этого человека, который и превратил её в пустую оболочку, и продолжает молчать, с вызовом глядя в его мужественное лицо.       — Если вас всё устраивает, тогда почему вы ищете другую работу и жильё, мисс Форбс?       И только сейчас до Кэролайн доходит, из-за чего начался весь этот спектакль и лживое сопереживание Майколсона. Он может потерять возможность лишний раз поиздеваться над ней и лишиться хоть какого-нибудь, но развлечения.       — Вы и так были слишком добры ко мне, — она делает ударение на слово "добры" и продолжает: — И мне не хотелось бы и дальше испытывать ваше терпение.       — Вот как? — Клаус издевательски хмыкает и, нервно потирая большим пальцем бровь, ещё ближе подходит к ни на шаг не отступившей гувернантке, так отчаянно пытающейся выглядеть сильной в его глазах. — И чем же вы собираетесь расплачиваться с будущим арендатором? Дайте-ка угадаю. Своим телом, ведь у вас уже был опыт...       Звонкая пощёчина заставляет его замолчать, и Кэролайн вновь замахивается, задыхаясь от возмущения и злости.       — Не смейте так разговаривать со мной, вы не имеете на это никакого права, — вторая её попытка тут же пресекается Никлаусом, грубо перехватившим запястье и вывернувшем руку за её спину. Он вплотную прижимается к пытающейся освободиться девушке и шипит ей на ухо, вновь показывая своё превосходство:       — Мне даже будет интересно понаблюдать за вашими жалкими попытками, Кэролайн. Но прежде чем вы уйдёте, я хочу, чтобы вы подумали, что можете дать Эмили... Каменные стены очередной грязной конуры? Кусок чёрствого хлеба и заношенные до дыр платья? Обречённое на нищее существование будущее, которое она, как и вы, конечно, проведёт в бедняцких кварталах под потными телами рабочих, которые будут иметь её за стакан пива... — каждое ядовитое слово врезается в затравленное сознание Кэролайн, и она покорно затихает в его руках, чувствуя, как первый раз за долгое время вниз по щекам текут слёзы, сырым пятном скапливаясь на рубашке Никлауса, к которому она сейчас прижата. — А ещё интереснее будет узнать, что останется от её светлой любви к вам после того, как она узнает, что её жизнь могла быть иной... благодаря мне, ведь я искренне желаю помочь ей. И ещё, мисс Форбс, признайте, что сейчас вами движет банальная ревность, потому что вы чувствуете, как теряете Эмили. Но лучше потерять её любящей свою старшую сестру и с приятными воспоминаниями о вас, чем с ненавистью в сердце.       Клаус чувствует горячее и частое дыхание на своей коже, касание влажных губ, когда Кэролайн, забывая, что находится в руках своего мучителя, и желая хоть чьей-то поддержки, утыкается в его шею и беспомощно всхлипывает — нет, не от физической боли, что саднящим кольцом обхватила её руку, а от моральной, которую приносит истина, что несут слова Никлауса. Она действительно переоценивает свои силы, и собственная слабость ставит её на колени перед обстоятельствами и перед ним.       — Всё же я советую вам остаться здесь и воспользоваться, как вы выразились, моей добротой, но воля ваша. Я с удовольствием посмотрю, как вы превратитесь в ничто, но взываю к вашему благоразумию, мисс Форбс, — оставьте Эмили мне, так у неё будет хоть какой-то шанс прожить свою жизнь достойно.       — Хватит... Я прошу вас.       Клаус, будто опомнившись и понимая, что слишком далеко зашёл в своей грубости, ослабляет хватку и, отстраняясь, смотрит на покрасневшее запястье, ещё сохранившее следы от той ночи. Неожиданно нежно проводит по нему большим пальцем, успокаивая раздражённую прикосновениями кожу, и даже оставляет лёгкий поцелуй, вызывая искреннее удивление у подозрительно наблюдающей за его движениями Кэролайн.       — Прошу извинить меня за грубость, — он бросает быстрый взгляд на её заплаканное лицо и делает два шага назад, окончательно отпуская руку и указывая на дверь. — Можете идти. Надеюсь, вы примете правильное решение, мисс Форбс.       Он возвращается на своё место, а Кэролайн, не дожидаясь повторения приказа, выбегает из кабинета, желая оказаться где угодно, только не в этом доме и не на глазах любопытных слуг, которые опять будут шушукаться за её спиной и выдумывать разные сплетни по поводу её состояния. Она вырывается из дома, глубоко вдыхая холодный воздух, и, минуя беседку, голые кусты шиповника, конюшню, останавливается у небольшого пруда, тут же утопая в грязно-серых сумерках, принявших её в свои объятия.       Наконец успокаивается и приводит дыхание в норму, пряча дрожащие руки в карманы и вглядываясь в тёмные воды пруда, покрытого тонким и прозрачным, словно слюда, льдом. Кажется, вот оно решение — один шаг и ледяная вода, которая навсегда решит её проблемы, избавит от мучений и терзаний, что рвут душу в клочья.       — Это не выход, — голос Ребекки заставляет вздрогнуть от неожиданности, и Кэролайн поворачивает голову, сквозь туман слёз натыкаясь на профиль хозяйки, вставшей рядом и точно так же как она рассматривающей чёрную пасть пруда, манящего к себе. — Знаешь, я всё же думаю, что ты сильнее, чем рассчитывает мой брат. Даже не знаю, почему я так решила, — она пожимает плечами и грустно улыбается, не обращая внимания на пронзительный взгляд гувернантки и не ожидая от неё ответа. Они не подруги, чтобы Кэролайн могла ей доверять, да и вообще поверить в то, что она попросту устала от всего этого и что унижение Форбс ей порядком надоело.       Живя одной местью, ты теряешь краски жизни, превращая её в однотонно-серую и гнилую.       — Я хочу, чтобы ты знала, что я не держу на тебя зла и не испытываю к тебе ненависти, — Ребекка наконец поворачивается к Кэролайн и сталкивается с непонимающим взглядом голубых глаз, потому что Кэролайн действительно не понимает, за что её можно ненавидеть, ведь она ничего, совсем ничего не сделала: ни Ребекке, ни Клаусу, ни кому-либо ещё. — Но и любви тоже, так что даже не надейся, — она дарит ей игривую улыбку и разворачивается в сторону дома. — Идём домой, уже темнеет, и наверняка тебя заждалась Эмили.       Фигура Ребекки исчезает в сгустившихся сумерках, и Кэролайн, последний раз взглянув на пруд, надёжно скованный тонким льдом, следует за мисс Майколсон, наконец освободившей своё сердце от липкой тьмы и подарившей Форбс малую крупицу уверенности и надежды, что она всё-таки сможет справиться с посланными Богом испытаниями.