Я говорю с тобой

«Я говорю с тобой, и не моя вина, если не слышно».

Высокий мужчина, чей возраст невозможно определить, облаченный в многослойные одежды аки капуста. Ты. Сидишь передо мной, нацепив свою самую тошнотворную улыбку. Иногда мне кажется, что она приклеена намертво. Тем хуже. Устраиваюсь в кресле поудобнее, стараясь не смотреть тебе в глаза. Понимаю, что пауза в нашем разговоре превысила все допустимые рамки, но не могу заставить себя ответить на твой вопрос. - Ну, что же ты молчишь, м? – произносишь ты, чуть наклонив голову набок. - Все уже было обговорено тысячу раз, и не моя вина, что тебе этого недостаточно, - мой шепот наверняка сейчас сошел бы за заправское заклинание. Во всяком случае, глядя на тебя (впервые за двадцать минут) я понимаю, что ты не смог разобрать мой шелест. - Что, прости? - Ничего. Послушай, мы просто выполняем инструкции наших боссов. Так что вовсе не обязательно было приходить сюда и требовать от меня чего-либо, заранее зная, что этот визит ничего не решит. В конце концов, это обычный договор, каких миллион. С чего вдруг такое внимание к этой треклятой бумажке? – волнение понемногу проходило. И я чувствовал себя увереннее, дотронувшись кончиками пальцев до края листа, чье содержание и стало причиной твоего визита. - Россия?! Нда, так сделать мог только он. Именно в тот момент, когда я смог-таки достойно ответить, он просто выпал из разговора, и теперь увлеченно ощупывал обивку кресла, на котором сидел. - М-м? Знаешь, давно хотел сказать, у тебя здесь прекрасная мебель. Надо же, какая ткань! Италия подарил? – казалось, тебя ничуть не смущает мое перекошенное от злобы лицо. - Россия, ты издеваешься надо мной? Думаешь, я спущу тебе это с рук?! Позволю вот так вваливаться ко мне и нести всякий бред, даже не удосужившись выслушать ответ?! – вскочив со своего места, я перегнулся через стол, который нас разделял, надеясь испепелить тебя своим взглядом. - И вовсе не обязательно нависать тут надо мной, - уронил ты, дотронувшись до моих рук, вынуждая меня убрать их со стола и выпрямиться. Так. Все. Стоп. Я сдаюсь. Оседаю в кресло, запрокинув голову, в надежде, что созерцание потолка принесет мне спокойствие. Хотя уже одно то, что Брагинский выпадал из поля зрения, приносило облегчение. Спокойно, Альфред. Вдох-выдох. Это скоро закончится, не может же Россия сидеть у тебя весь день. - И твои обвинения беспочвенны, Альфред. Я сейчас говорил не о контракте. Но, конечно же, тебе легче прикрыться им, чтобы сложить с себя всю ответственность, а так же позволить себе приступы праведного гнева... - Что ты... -, но Иван жестом прервал меня. - Не перебивай, пожалуйста. И, кажется, обязанность отвечать что-то еще несколько минут назад была тебе в тягость, - последнее Россия произносил, прикрыв глаза, - Я хочу рассказать тебе кое о чем. - Россия... - О, не волнуйся, контракт будет подписан, и я к тебе больше не приду. Так что просто выслушай, хорошо? Я медленно киваю, словно голова моя вот-вот отвалится. - Знаешь, Альфред, мне раньше очень нравилось с тобой разговаривать. Пока я, наконец, не понял, что ты не слышишь меня, что ты вообще ни черта не слышишь. Мне и раньше приходилось с этим сталкиваться, но твоя глухота была невыносима. Я смотрел на тебя и не мог понять, чего мне хотелось сильнее: обнять тебя или сломать твой чертов нос в трех местах? И тогда я придумал себе способ, как выносить встречи с тобой: я полюбил все, что тебя окружало. Еще только подходя к твоему дому по дорожке, я уже чувствовал, как от сердца по телу разливалась приятная грусть. Я, правда, полюбил твой дом. Конечно, не так как любят дома друзей или свой собственный. Скорее так, как любил бы храм чужого народа. Я мог оценить только его красоту, т.к. не в моей власти было им пользоваться. Единственное, до чего я мог дотрагиваться – это мебель твоего дома. Я утопал в мягкости очередного первоклассного кресла, стараясь не терять нить твоих пламенных монологов. И мне было бесконечно жаль, что даже так ты был безумно далек от меня. Извини, рассказ, наверное, неахти получился, да? – смеешься. Я мог бы поклясться, что звук этот скорее могло бы издать сухое дерево, чем человеческое горло. - Я думал, что если буду разговаривать с тобой понемногу, рано или поздно, ты услышишь меня. Но, видимо, этого уже не случится, - ты наклонил голову так, что из-за шарфа выглядывали теперь только твои глаза. - Я не понимаю. Зачем ты говоришь мне все это? – выдох, и у меня почему-то не хватает сил сделать новый вдох. - Не знаю. Так. Просто. Ты спокойно поднимаешься с кресла, последний раз дотрагиваясь до его обивки. - И, о, Альфред, ты это, вдыхай хотя бы иногда.