***
Полилась громкая и оглушающая музыка, и девушка резко вскочила с кровати. Пару секунд она смотрела в одну точку, а потом перевела взор на братьев, которые уже во всю смеялись, смотря на ее испуганное лицо. Во время смеха они что-то говорили, но она не могла разобрать ни слова. Когда они, наконец, отсмеялись, Михаил выдавил: - Доброе утро, Вьетнам, - и два архангела опять засмеялись. Обиженно хмыкнув, Маша встала с постели и взглянула на часы. 6:00. Снова они разбудили ее ни свет ни заря. Девушка фыркнула, взяла одежду и отправилась в душ, оставив архангелов в своем роде недоумении. Pov Люцифера. И почему она так обижается? Должна уже привыкнуть, за четыре то дня, хотя сегодня было кое-что новенькое. Впервые мы ее разбудили с помощью музыки, наверное, вместе с Кар проснулись и ее родители. Ну ничего, полезно. И все-таки, странная она. Среди смертных сестренка больно сильно изменилась, стала какой-то... Другой что ли. Раньше она думала хорошенько, а потом кидалась на спасение или убийство, а сейчас она без раздумий и в огонь, и в воду пойдет, лишь бы спасти человека или близкого. Даже не знаю, что лучше. Она начинает менять мое мировоззрение. Почему она не убила того пьяницу, который покусился на ее честь? Будь я там - от него и мокрого места не осталось бы. Что она почувствовала тогда? Отчасти она права: у нас грехом считается чувствовать, а у смертных грех - бесчувствие. Зачем Отец вложил в них чувства? В этих лысых обезьян, почему не в нас? - В отличии от людей, мы приобретаем навык чувствовать, в то время как у них это от рождения. Они не низшая раса, как мы думали, они самое лучшее творение Отца. Да, они ошибаются, но у них хватает сил исправить свои ошибки и начать все заново. Мы, ангелы, когда ошибаемся, в тот же миг сдаемся. У нас не хватает сил исправить оплошность. Те, кто пал - просто сдались. Они не стали бороться за свое счастье, они просто взяли и опустили руки. Даже ты, Люцифер, когда пал, решил, что тебе нет прощения, а потому можно смело устраивать Апокалипсис, все-равно тебя не простят, но ты ведь даже не попытался. Этим люди и отличаются от нас. Они способны пересилить себя и пробуют исправить оплошность. Да уж, сестренка, люди тебя тоже чему-то научили. Странно, у людей ангелы считаются совершенными, но, смотря на них с другого ракурса, люди в десять раз лучше. - Чем заняты? - спросила сестра, входя в комнату и вытирая волосы. Видимо, помыла голову. В этот раз на ней была голубая кофта и черные легинсы до колен. На ногах красовались кеды серого цвета. - В карты играем, - отозвался Михаил. Сестра, на свою голову, научила нас играть в дурака, и теперь мы, бывает, сидим и играем, а тот, кто проиграет - получает в лоб. - Научила на свою голову, - пробубнила Кар, а потом подошла к нам. - Кто выигрывает? В голосе сквозило любопытство, и она с интересом уставилась в карты. Вначале в мои, а потом и в карты Михаила. - Я, - отозвался я, а Михаил обиженно посмотрел на меня. - Ясно, удачи, Михаил, - сказала Кар и, вынув фен из тумбочки, принялась сушить волосы. - А почему именно Михаилу? - послышался мой обиженный возглас. Михаил сидел с радостным выражением лица, свысока глядя на меня. - Потому, что она ему нужнее, - спокойно ответила Кар и включила фен на полную мощность. Вы знали, что фен способен не только теплый воздух выпускать, а еще и холодный? Нет, а я знал! Мне об этом секрете сестра рассказала, но выражение лица было насмешливым, что ее насмешило в тот момент? Мы продолжили играть. Спустя час мы все еще сидели и играли, кон никак не отыграем. То он снимает, то я. Я ему кинул козырного вальта, так как знал, что выше нет карт у него, а у него всего одна была. Потом кинул туза козырного. Набрал карт он значит, и я кинул шестерку черви, а козырь крести. Он побил и начал заваливать меня, но потом положил карту, которую я в легкую побил. В общем, так продолжалось час, а потом у нас получилась ничья. Бывает же. Когда мы закончили, мы отправились гулять. Мы пришли к какому-то странному парку, где мальчики-подростки катаются на каких-то странных досках на колесах. В парке было много трамплинов и тому подобное. - Что это? - спросил я, пялясь на доску. - Скейт, - ответила Кар и уже собиралась уходить из парка, как Михаил ее остановил. Он потупил взор и сказал: - Научи. - Я не умею, - ответила сестра, и мы умоляюще на нее посмотрели. - Не умею. - Ребят, вы что-то хотели, - подошел к нам парень. - Привет, Маш. Он был темноволосым, глаза серые. Одет в свободные штаны и белую футболку. На ногах были кеды черного цвета с красной полоской по бокам. - Привет, Дэн, - ответила на приветствие сестра. - Так что вы хотели? - повторил вопрос Дэн и окинул нас оценивающим взглядом, а потом удивленно посмотрел на Кар. Я бы тоже удивился, если бы моя знакомая пришла с мужиками в возрасте тридцати лет. Сестра пожала плечами и сказала: - Ничего... - Научи нас кататься, - прервал я сестру. Дэн удивленно на нас посмотрел. Брови были высоко подняты, он очень удивился такому повороту событий. - А вы не староваты? - с подозрением спросил парень, на что мы смерили его злым взглядом. - Нет, - резко ответили мы. Дэн кивнул и повернулся. - Тогда прошу. Начал он с основ, но как и в прошлый раз, я возмутился, взял скейт и двинулся к самому высокому трамплину. Смерив его презрительным взглядом, я посмотрел на других. Такс, нужно встать так, поставить одну ногу так и оттолкнуться. Я оттолкнулся, разогнался, доехал до трамплина, а когда полетел с него, упал со скейта, больно ударившись головой. Послышались обеспокоенные возгласы, и рядом мигом оказалась сестра. - Опять, - обреченно сказала она. - Снова, - поправил я и схватился за голову. Я ведь заживил раны, так почему она болит. Я вопросительно уставился на сестру. - Правильно болит, ибо нефиг с такого высокого трамплина сигать, - ругала сестра, от чего башка еще больше заболела. - У тебя кровь. Она принялась осматривать мою бедную голову, ощупывала ее, а я все гадал: почему рана не зажила? - Что такое? - спросил я осипшим голосом. - Кажется, ты череп проломил, когда падал, и рана не зажила, так как внутри мозга осколки черепушки твоей. По крайней мере, я уверена в том, что мозги у тебя есть, тогда я не знаю, чем ты думаешь, - ответила сестра, и я обреченно застонал. - Надо скорую вызвать, - сказал кто-то из парней. - Не надо, - остановил его Михаил и умоляюще взглянул на сестру. Та лишь закатила глаза. - Я ничего не могу. Нужна скорая, только они смогут аккуратно извлечь осколки, - ответила на немой вопрос Кар, и парень набрал номер. Через тридцать минут меня забрали, разрешив поехать только сестре, так как она грозилась поубивать их всех. Михаил спокойно кивнул и ушел. Врачи лишь удивлялись тому, как я могу с такой огромной дырой в голове находится в сознании. - Сейчас все исправим, - сказала Кар и приложила два пальца к моему лбу. К сожалению, эта способность действует на ангелов, и я в тот же миг провалился во тьму. Приходя в себя, я заметил, что лежу на странной кушетке. Мягкой, но твердой. Разлепив веки, я уставился в потолок и почувствовал что-то мягкой на голове. Подняв глаза, заметил ниточку от бинта. - Тебе операцию сделали и вытащили все осколки, - пояснил голос справа от меня. Повернув голову, я увидел сестру, а за ее спиной стоял брат, который смотрел в окно отстраненным взглядом. - Вытащили? - спросил второй голос, отчасти похожий на мой. - Да. Твоя голова потихоньку восстанавливается, но не так быстро, как хотелось бы, - ответила сестра, и брат повернулся. - Сколько я был без сознания? - спросил я, смотря на сестру. - Около трех с лишним часов, - ответил Михаил, подойдя ко мне. - Когда поправишься, напомни мне, чтобы я тебе врезал. Вначале с велосипеда, теперь скейт. Ты не боишься, что самоубьешься? - Не боюсь. Меня может убить только архангельский клинок, - с хитрой улыбкой ответил я. - А твой сосуд может погибнуть не только от архангельского клинка. Да и вообще, мы порывались убить тебя, ты так мучился, когда тебе доставали осколки. Они, оказывается, впились прямо в мозг. Врачи лишь удивляются тому, что ты выжил. Сослались на то, что ты особенный, - добавила сестра.***
Череп восстановился за полчаса, и мы смылись из больницы, стерев все воспоминания о травме. Решили мы, что лучше не стоит учиться кататься на скейте. Во-первых, на дураков смахиваем, а во-вторых, травм лишних нам только не хватает. Когда мы вернулись домой, сестра отправила нас в душ, сказав, что от нас уже воняет. Наигранно обиженно фыркнув, мы все-таки сходили под душ. Сестра нам дала новую одежду и куда-то отправилась.***
Когда она не возвращалась около часа, мы решили отправится за ней. Нашли мы ее... Не говоря ни слова, я и Михаил переглянулись и сели по бокам от сестры. Она даже бровью не повела. Она просто смотрела вдаль пустыми глазами. Мы не стали спрашивать, сами знали. Осталось всего два дня. Всего два дня счастья. Вздохнув, я откинулся на траву и уставился в небо. Это наше место. Нейтральная зона. Мир между Адом и Раем. Нет, это не чистилище. Лимбо. Это более прекрасное место. У каждого свое представление, но для ангелов это место напоминает прекрасную поляну. Вечно-зеленая трава, много цветов. Обрыв, сидя на краю которого можно наблюдать прекрасный закат. Во время заката небо переливалось всеми цветами, которые существуют и не существуют. Зрелище было так прекрасно. Часто я приходил сюда, когда мне было грустно. Я старался находится в одиночестве, но меня находила сестра и обнимала, и так мы сидели и смотрели на закат. Это было так прекрасно. Здесь всегда можно подумать. Мысли свежие приходят. Голова будто очищается от постороннего. Этот мир позволяет увидеть ситуацию с разных ракурсов. Всегда любил это место. Приходил сюда даже после падения. Это место навевает множество воспоминаний. Отсюда видно все. Это как волшебное зеркало. Не знаю, как сестре это удается, но она всегда переубеждает меня. На любую тему. Даже насчет Апокалипсиса. Она даже сейчас меня переубедила. Помогла понять, что все еще можно исправить. Отец может простить, а Михаил может принять обратно. Все еще можно вернуть, главное только извинится. Взять слова обратно, это ведь так легко. Отец простит, не может не простить. Он любит нас всех, но он тоже не мог смотреть на нашу вражду, а потому и ушел. Есть обратная дорога, и моя сестра поможет мне вернутся, главное только попросить. - Я... - подал я голос, но продолжать не стал. Лимбо помогает придти к выходу даже тогда, когда кажется, что выхода нет. Сестра и брат не заметили того, что я что-то сказал, ну а я и не стал продолжать. Время еще есть. Сейчас я хочу насладиться тишиной и покоем.***
Вернулись мы вечером. Поздним вечером. Сестра сразу уснула, а я сел на кровать и уставился в потолок. Я должен хорошенько все обдумать. Хочу ли я останавливать Армагеддон? Хочу. А оно мне надо? Надо, если я хочу вернутся домой, к семье. А хочу ли я возвращаться, примут ли меня? Возможно. Мы с Михаилом ладим, с Гавриилом тоже, а вот Рафаил. Он меня сразу убьет, завидев. Он не хочет, чтобы сестра влезала в эту историю, ведь тогда она будет страдать от того, что предала одного из нас. Я бы хотел вернутся, но не факт, что меня примут обратно с распростертыми объятиями. Что-то мне говорит, что не может быть все так просто: ангелы не настолько милосердны, чтобы прощать все и сразу, да и вообще, я предатель вот уже как две тысячи лет. Они так просто не вернут свое доверие. Даже если и простят, они еще долго будут обходить меня пятой дорогой. Я бы их понял. Я бы поступил так же, это и обидно. Я хочу, чтобы они меня простили, а будь я на месте ангелов, я бы не пятой, а десятой дорогой обходил предателя. Забавно, правда? Отец простит? Все говорят, что он любил меня больше остальных, но правда ли это? Знаю ли я это? Мне кажется, что любимцем был Михаил, а любимицей Кар, но тогда почему все говорят, что любимцем был я? Я младше, непокорней, так почему? Наверное, из-за непокорности. Брат всегда подчинятся Отцу, что бы тот не приказал, в то время как я оспариваю решения, которые мне не нравятся. Может, он любил меня за то, что я мог высказать свое мнение, а мой старший брат не мог? Нет, конечно, Михаил умел выражать свое мнение, но только Отцу он подчинялся беспрекословно, в этом разница между нами. Если Отец посылал ангелов на верную смерть - я оспаривал это решение, в то время как мой братец исполнял его волю. Сестра тоже не особо подчинялась Отцу. Она разговаривала с ним, мягко говоря, грубовато. Она любила его, но и ненавидела за то, что он постоянно бросает нас, как и сейчас. Плевать, простят или нет, я извинюсь, заберу слова обратно, и будь, что будет.