***
Инспектор все-таки решил съездить на место взрыва в деревушку в Уэльсе, осмотреть место преступления и пообщаться с соседями и знакомыми Поттеров. В Годриковой Впадине дом Поттеров, вернее его половина, находилась недалеко от главной площади. Территория вокруг дома была исхожена, – видимо, население деревни посещает этот участок как местную достопримечательность. В дом детектив МакКензи вошел свободно. На цокольном этаже в целости и сохранности располагалась кухня, а на противоположной пострадавшей стороне, видимо, находились несохранившиеся столовая или гостиная. Поднявшись по нетронутой взрывом лестнице на первый этаж, полицейский попал на открытую площадку: стена по известной причине с одной стороны отсутствовала, а с другой в проеме открытой двери виднелась почти целая детская тоже без одной стены. По границе между отсутствующими стенами и обычной обстановкой британского коттеджа проходила неширокая полоса обгоревших до черных углей деревянных стен. Инспектор внимательно осмотрел оставшиеся следы взрыва и аккуратно собрал в пакет отломившиеся куски черного дерева и пыль со стен. В детской комнате, виденной МакКензи на фотографии, находились кроватка с вышитыми пеленками и обшитыми кружевами одеялами, комод, на котором примостились немудреные детские игрушки. В комоде вещи находились в беспорядке, в отличие от порядка в уцелевшей половине дома. Инспектору больше нечего было делать в пострадавшем доме – осталось только пообщаться с соседями. В соседнем доме проживала настолько старенькая леди, что полицейский удивился, как она самостоятельно передвигается. Миссис Бэгшот пояснила, что давно знакома с Поттерами, она бывала в их доме практически ежедневно и «души не чаяла в маленьком Гарри». Отношения между мужем и женой были любящие, «Джеймс Лили на руках носил», иногда они шумели, но соседи с пониманием относились к играм молодоженов. По словам словоохотливой соседки Джеймс Поттер происходил из благородной фамилии, был единственным наследником своей семьи до последнего времени (до рождения сына), а Лили хоть и выросла в обычной семье была приветлива с соседями. Здесь детектив с удивлением узнал, что Джеймс и Лили погибли, защищая своего сына Гарри. На вопрос была ли семья Джеймса Поттера богата и что достанется в наследство Гарри Поттеру, миссис Бэгшот скривилась и объяснила, что наследство от Поттеров «естественно» имеется, но оно в банке, а размер наследства соседям неизвестен «за ненадобностью». Вырисовывалась следующая странная ситуация: якобы «взрыв» бытового газа, который взрывается не на кухне, где газовая плита, и не в подвале, где находится сам котел, а где-то в комнате, где газового баллона в нормальной семье быть не может. Пожара, который должен был возникнуть непосредственно на месте взрыва, почему-то не было. Детские вещи и игрушки не пахли гарью и дымом; стены целой половины не были закопчены и оставались светлыми без темных следов, наверняка, такими они были и до происшествия. Однако половина дома исчезла, и если бы не черная окантовка на месте развала дома, то можно было подумать, что и пожара не было. С семьей Поттеров тоже не всё гладко: выходило, что у Лили имелся весомый мотив для убийства. По информации от соседей, Джеймс был богат, а семья Лили была среднего достатка. И еще вопрос, но который не имел отношение к расследованию: почему маленький мальчик был передан в семью своей тети, но вещи и игрушки остались в старом доме? С этими нелегкими мыслями немолодой детектив отправился к другим соседям Поттеров, когда встретил одетого в халат и шляпу-котелок мужчину, который окликнул его. Когда полицейский развернулся для разговора, то нелепо одетый незнакомец ткнул в него деревяшкой и прошептал: — Конфундус… Инспектор вдруг всё понял: Джеймс и Лили Поттеры действительно погибли от взрыва газа в доме на этой улице, их маленький сын остался жив потому, что родители закрыли его своими телами. А в том злополучном автобусе находилась полоумная Марлин МакКиннон, и у нее пропал чемодан – огромный черный, похожий на сундук. В точно таком же чемодане-сундуке много лет назад миссис МакКензи перевозила в супружеский дом своё приданое.***
Перед началом поиска своего сына необходимо было восстановить отношения с родственниками. У них с сестрой не осталось родителей, когда-то они были очень дружны, но постепенно их пути стали расходиться. Первые размолвки стали происходить, когда Лили пошла в Хогвартс. Петунья способность к волшебству у своей сестры считала уродством, ее раздражало отношение родителей к тому, что Лили – ведьма. Встреча между женихами двух сестер прошла очень плохо: Джеймса забавляла «правильность» Вернона Дурсля, он подшучивал над такими еще в школе, а тут такой классический экземпляр уважения к предписаниям и установкам, стремления к соблюдению приличий, пренебрежения к бедности и к отсутствию приличной машины. Джеймс при встрече забавлялся над Верноном, когда тот описывал свою «идеальную» машину и расспрашивал Поттера, на какие средства тот существует. Вернон разозлился, и они с Петуньей со скандалом покинули ресторан. Но сестры, несмотря на отчуждение, в детстве любили друг друга, и до последнего времени, хоть и скрепя сердце, поддерживали отношения. Но сейчас у Петуньи родился мальчик – ровесник Гарри, и сестра так же, как и Лили, стала матерью, и поймет ее, исходя из материнских чувств. За время нахождения в больнице Лили Эванс изменилась: она похудела, в глазах появился лихорадочный блеск, зато нос после аварии сросся неровно, выделяя бросающуюся в глаза горбинку. Первым местом для посещения после выписки Лили выбрала дом своей сестры Петунии. Она аппарировала в предместье Лондона и без труда нашла опрятный квадратный домик на Тисовой улице. Она поднялась на чисто выметенное крыльцо и позвонила в дверь, открыла сама Петуния. — Петуния, — девушка подняла глаза на незамедлительно отшатнувшуюся хозяйку дома, — здравствуй. Мне с тобой нужно поговорить. — Ли… ли... — и гостью затопила волна ужаса и неверия от побледневшей сестры, — ты же… умер… мне… нам… сказали… ты погибла… — Можно войти? — Лили прервала почти бессвязную речь сестры и вошла в дом. — Ты жива? Но как? — вопросы всё не заканчивались. — Ты же погибла? — Как видишь, — женщина развела руками, — жива. А с чего ты решила, что я умерла? — Нам подкинули твоего сына и письмо, в котором объяснили, что вы с мужем погибли и поручали нам с Верноном заботиться о Гарри. — Гарри здесь? В этом доме? — Лили обрадовалась: неужели ее сын здесь и поиски закончились. Хоть дом сестры ему не родной, но все равно Петуния — не чужой ей человек. И проблем не возникнет с тем, чтобы забрать сына себе — сестра его обязательно отдаст. — Сейчас они гуляют с няней, знаешь, как тяжело с двумя детьми. Хорошо, хоть Вернон зарабатывает прилично. Скоро будут. Чаю? Пока сестры пили чай, они обсуждали дальнейшую жизнь Лили. Та хотела пожить в доме умершей подруги Марлин, пользуясь ее документами. Дом МакКиннонов находился в том же пригороде Лондона, что и дом Петунии. Она не могла открыто появиться в магическом мире, пока не выяснятся вопросы с ее так называемой «гибелью», и, кроме того, за ее ребенком объявил охоту известный в их мире преступник. Петуния объяснила, что дом, о котором сестра говорит, уже не пригоден для жилья, ее появление в качестве молодой МакКиннон с ребенком вызовет только сплетни и пересуды. Против проживания в их доме будет Вернон по известным всем троим причинам. Петуния предложила Лили денег на съем квартиры в Лондоне на первое время и пояснила, что Лили должна найти работу, чтобы содержать себя и ребенка. На время трудоустройства Гарри может пожить и в Литтл Уингинге. Они не успели обсудить все занимающие их проблемы, как с прогулки вернулась няня с двумя малышами. Предвкушение от встречи с сыном подогнуло колени Лили, и она сидела в кресле, не в силах не то, чтобы встать, но и пошевелить рукой. Дети, разувшись, подбежали к беседовавшим женщинам. Лили с интересом рассматривала светленьких малышей. Один был покрупнее и пошустрее, другой менее крупный и более неуклюжий. Петуния, видя состояние Лили и приняв его за растерянность, указала на мальчика поменьше: — Вот, он — Гарри. — Это не мой сын. Очевидный ужас прошиб потом, и в ушах ватой заслонились все звуки мира: — Своего я узнаю из многих тысяч. Это не мой сын.