Paradise lost

- Для нас не может быть хорошего конца, не выдумывай. Для них, - она кивает в сторону знакомой танцовщицы-блондинки на коленях у высокого лопоухого парня, - может быть. Для нас - точно нет. Джиён выдыхает серый, пахнущий химией, дым и откладывает мундштук кальяна подальше. Хватит. В голове гудит так, что он даже не может ничего ответить этой упрямой девчонке, прямо здесь и прямо сейчас ставящей крест на их только-только завязавшихся отношениях. В ее глазах уверенность в собственной правоте. В ее глазах усталость мешается с горьким сожалением. В ее глазах его отражение, такое маленькое и незначительное, что думается: "А, правда, что я могу противопоставить Ему? Ничего ведь. Совершенно ничего".

***

Они знакомятся на безумной вечеринке, посвященной Дню Независимости Города в топовом клубе с пошлым названием «Рай». Джиён попадает на нее случайно – он слишком мелкая сошка в иерархии местных божков для того, чтобы вращаться в одних кругах с Тузами, но так уж получается, его Хозяин решает поразвлечь своего ручного дракончика, отблагодарив, таким образом, за недавнее выгоревшее дельце. Поначалу Джиёну неуютно – вокруг нет никого, с кем можно было бы перекинуться парочкой слов и пропустить стаканчик горячительного, но вскоре все надираются до невменяемой стадии, превращаясь в кучку несоображающих свиней, или расползаются по приватам. Его отпускает. Никто и не заметил среди гостей неугодную букашку неподходящего ранга. Чувствуя себя возмутительно трезвым, Джи пробирается к стойке, намереваясь тут же исправить ситуацию и прихватить бутылочку доброго виски, но дезориентированный останавливается на полпути. Свет в едва заполненном зале гаснет. С разных сторон раздаются недовольные вскрики, ровно до тех пор, пока не заглушаются пронзительными звуками церковного органа. Джиён нервно дергается на месте, пытаясь понять, откуда идет музыка, и почти слепнет от столпа света, прорезавшего тьму и очертившего ровный круг диаметром не больше четырех метров на самом краю сцены. А потом появляется Она, и все вокруг теряет смысл. Маленькая, нечеловечески гибкая, сияющая в кромешной темноте своей белой, как снег, кожей, почти неприкрытой тонкими полосками алой чешуйчатой ткани. Ее хрупкое тело везде и нигде одновременно. В каждом изгибе спины, в каждом стремительном движении рук, в каждом вздохе, улавливаемом по чуть приоткрытому рту, чувствуется надрыв, словно даже крохотные пальчики пытаются поведать горькую и печальную историю. С нарастающим темпом музыки девушку на сцене ломает все сильнее, бросает сломанной куклой из стороны в сторону, вертит юлой, и кажется, что вот-вот от нее не останется ничего, только призрачное мерцание блесток, осыпавшихся с угольно-черных коротких волос. Джиён, очарованный как никогда в жизни, задерживает дыхание и боится, что сердце вот-вот вырвется из груди, когда скрипка допевает последнюю ноту, а танцовщица подстреленной птицей падает куда-то под сцену. Минута липкого, окутавшего все внутренности ужаса, и Джи по восторженным выкрикам и свисту понимает, что падение - всего лишь часть номера, который некоторые присутствующие видели, наверно, не раз. Вновь зажигаются лампы. Он крутит головой, пытаясь найти силуэт необычной девушки среди приглашенных, но вскоре бросает эту затею, решая все-таки выпить. Она находит его сама. Возникает буквально из воздуха за его спиной и присаживается рядом, на подлокотник бархатного кресла, затерявшегося в самом темной участке зала. Джиён осоловело переводит взгляд с оголенных молочных бедер на стакан в своей руке, не решаясь верить в чудо, но прекрасное видение никуда не исчезает, лишь смеется тонким хрустальным голосом. - А ты забавный. Другой. Я тебя раньше не видела. Танцовщица заглядывает ему в лицо, откровенно забавляясь реакцией, и гладит по слипшимся от лака волосам нежно-нежно, едва касаясь кожи у висков кончиками холодных пальцев. Это приятно, но немного пугает. Джи давится воздухом и не решается ни оттолкнуть руку, ни перетащить девушку к себе на колени. Запах ее духов сладкий, как мед, дурманит сильнее любого наркотика и магнитом тянет прикоснуться к ямочке на длинной шее. Он почти готов податься вперед, но танцовщица, улыбаясь, отстраняется. - Я Гаин, - говорит она, вскакивая на ноги, и, хлопнув себя по груди, добавляет: - Завтра в десять.

***

Уже потом он находит в нагрудном кармане своей кожаной куртки смятую салфетку с надписью «Весенний Парк», сделанную черным карандашом для глаз. Уже потом они гуляют около русла искусственной реки под палящим искусственным солнцем и болтают сразу обо всем; при свете дня и в обычном голубом платьице девушка выглядит бледным тепличным растением, не вызывая ничего кроме удушающей нежности. Уже потом Джиён узнает, что она любит ромашки и нежные неторопливые ласки, вопреки роковому образу и жизни, далекой от сказочной. Уже потом он тайком приходит к ней на работу и смотрит на танцы, не понимая, как вообще в человеке может умещаться столько грации и сексуальности. Уже потом, слишком поздно для того, чтобы что-то изменить, она рассказывает ему о пожизненной роли любимой подстилки самого страшного человека в Городе. А где-то между всем этим он успевает потерять себя и влюбиться. От воспоминаний становится только хуже. Ее тонкие пальцы, ее бледная кожа, ее губы, густо выкрашенные в алый – совершенны, восхитительны, желанны. Он не хочет отдавать все это кому-то еще, но другого выхода нет. Как всегда она все знает наперед. Джиён морщится, убирая руки подальше от голых с темными синякам коленок, идеальных как и все остальное, и нехотя выдыхает: - Можешь идти. Гаин смотрит на него с затаенной грустью, спрятанной за накладными ресницами, поправляет свое блестящее преступно короткое платье и уходит в темноту клуба, не оборачиваясь. Этой ночью она танцует в сити-холле. Много людей, много жадных глаз, много клиентов. Она снова будет принадлежать не ему. Ха. Словно она вообще хоть когда-нибудь, хоть на сотую долю секунды ему принадлежала. Где там. Она и себе-то давно не принадлежит. Джиён сглатывает горькую слюну и яростно царапает кожаную обивку ногтями. Парочка за соседним столиком поглядывает на него с нескрываемым сочувствием, и от этого хочется повеситься. Все, абсолютно все в этом чертовом городе знают, что Малый Дракон влюбился в шлюху, которая ему не по карману. Раньше он не задумываясь бы разбил симпатичное лицо лопоухого в кровь, но сейчас, отрезвленный отказом, отлично понимает, что тот ни в чем не виноват. Более того, они с парнишкой в одной лодке, за тем исключением, что миловидная светловолосая танцовщица пока еще не потеряла надежду и радость к жизни. В Гаин же радости совсем не осталось, когда она решила поставить жирную точку в их печальной истории. Пора идти. Джиён сгребает в карман куртки портмоне, коротко кивает блондиночке и шагает к выходу. В этом районе ему больше делать нечего, пришло время возвращаться в родную нору, к Хозяину. Жаль, что нельзя так просто, как смятую сигаретку, выкинуть из памяти хрупкие объятия и тепло худых коленок под своей ладонью. Подставляя лицо холодному ветру, Джиён точно знает, что у него не получится. Блондиночка вздрагивает от звука стукнувшей двери и резво поднимается на ноги, направляясь прямо к только что освободившемуся столику. - Куда ты? – окликает ее парень с оттопыренными смешными ушами и непомерно длинными ногами, достающими аж до соседнего диванчика. - Подожди, Чанёль, кажется, он что-то обронил, - отвечает девушка и наклоняется, чтобы подобрать с пола выпавшую из куртки Малого Дракона вещь. Несколько секунд она молча разглядывает находку, а потом восклицает, чуть ли не плача: – Как же так, Чанёль? Что же делать? - Дара? Что такое? – Блондиночка беспомощно вытирает бегущие по щекам слезы, и парень в два шага оказывается рядом с ней. В руках девушки смятая салфетка, где крупными буквами алой помадой написано «Завтра в десять. Весенний Парк. Я люблю тебя». Подпитывая отчаяние, в клубе раздается звук гонга и пропитанные ложью слова: «Добро пожаловать в Рай, господа. Добро пожаловать в Рай».