2
15 апреля 2015 г. в 17:02
Май пролетает незаметно. Чондэ не считает дни, мусоля календарные листочки, не пишет душераздирающих писем отцу. Он не чувствует себя одиноким. Шумные посиделки у костра с новыми друзьями стали традицией. Их новенький, эпилептик Исин, умеет играть на гитаре старомодное кантри, и Чондэ думает, что музыка отца не такая плохая. Они до утра развлекаются, кушают зефир, от которого начинает подташнивать, а Чанёль своим глуховатым басом доводит их до истерики страшными историями. Потому что они совсем не страшные. «Эльф» демонстративно дуется, они должны от страха рыдать, а не от смеха.
- Хватит ржать, это не выдумки! Мармеладный монстр существует! Когда проснетесь и поймете, что вам откусили брови — не бегите жаловаться мне. Эй! Ну хватит! Вы разозлили мистера Мармелада, вам конец.
Он бросается щекотать ребят, и они все смеются, пока не начинает болеть живот и сводить щеки. Если есть что-то выше простого человеческого счастья, то вот оно!
Июнь пролетает еще быстрее. Последние дни лета знойные, жара стоит туманом и пар поднимается над рекой. Но солнце не может добраться до Чондэ, не может отобрать у него улыбку. Они купаются целый день, пока кожа не морщится на кончиках пальцев. Сольхи вечерами дрожит от холода, греет руки у костра, и сердце у Чондэ. Он теплый. Родной.
— Чунмён позвал нас ужинать! Наперегонки?
Они срываются и шумной компанией влетают в столовую. Люди смотрят на них снисходительно. «Дети».
— Тетенька Сон, а правда, что я ваш любимчик? Можно еще один бублик? Пожалуйста, — басит Чанёль, который кушает, пожалуй, больше остальных.
Та недовольно ворчит, что любит только Исина, но все равно отдает ребятам бублики. Они смеются, подкалывают китайца и сватают его на тетеньке Сон. Он делает ей шуточное предложение руки и сердца, надевает бублик на безымянный палец и ребята впервые видят, как эта женщина улыбается.
Июль подходит к концу. Однажды Чондэ просыпается и понимает — что-то не так, душа проваливается. Цепляет листочек календаря и понимает, что сегодня последний день. Завтра утром он вернется в пыльный бетонный Сеул. Привет, бессонные ночи за монитором компьютера, и совсем не «по-мужски» — слезы в подушку. Он будет скучать. До одури.
Настроение отвратительное, аппетита нет, а с первого этажа доносится гудок. Время завтрака. Чондэ сглатывает горький комок, клянется хранить все воспоминания и все подарки. Браслет, который Сольхи сделала сама, медиатор Исина и пластилиновая поделка от Чанёля. Фотографию, где они вместе ловят рыбу, веселые, с улыбками до ушей. Парень вздыхает. Неужели придется покинуть эту маленькую, но такую полюбившуюся комнату? Он спускается вниз. На завтрак — овсянка с изюмом, украшенная листиком мяты, пару долек апельсина и стакан томатного сока.
— Почему не пьешь?
У Сольхи смешная форма губ, какая-то детская. И щеки пухлые. Это делает её обаятельной. Пахнет от девушки выпечкой и гиацинтами. Юноша хочет, чтобы эти ароматы отпечатались на стенках черепа, застряли внутри и душили его по ночам. Пускай ностальгия сожрет его, зато частичка Шин Сольхи останется с ним навсегда, как самое приятное, что было в его жизни.
— Ненавижу томатный сок, — угрюмо бубнит Чондэ. — Где парни?
— Они помогают чинить стиральную машину в подвале. И да, я тоже ненавижу томатный, но если тетенька Сон увидит, что ты его оставил, начнет ругаться.
Юноша раздраженно смотрит на кухарку, внушительных размеров женщину, потом переводит взгляд на сок и морщится, точно ребенок. Сольхи замечает это, прыскает от смеха и неожиданно залпом выпивает весь стакан, после чего брезгливо ведет плечами.
— Спасибо, — шепчет Чондэ и его губы трогает улыбка.
— Пойдем, прогуляемся. Ты завтра едешь, да?
Сольхи прячет лицо, чтобы Чондэ не заметил, как предательски дрожат её ресницы. Вопрос становится колючей проволокой, попробуй шевельнуться, чтобы не причинить себе боль. Тоскливо молчат. Парень чувствует, как сердце ломает ребра, рвется на части, словно цветок, из которого вытягивают лепестки.
— Да. Завтра отец приедет. Я бы с радостью... Только там солнце на улице, я не могу.
— Болят глаза?
Чондэ виновато кивает, по телу проводят электрический ток, когда девушка игриво, а вместе с тем непосредственно, касается его волос и неожиданно ложится на плечо. Смеется одними глазами и обнимает. Еще сильнее, чем раньше, еще отчаяннее.
— Ты чего?
— Получается, ты на улицу редко выходишь?
Юноша хочет ответить, но слова липкой жижей застряли в горле. Он прижимает ее к себе, но уже не так, как делал тысячи раз до этого. Не по-дружески. Почти по-взрослому.
— На рассвете. Ночью я почти ничего не вижу, а днем солнце слишком сильно мешает. Поэтому я выхожу гулять ранним утром.
— Тогда можем пойти в сад, там есть беседка.
Чондэ кивает, они относят тарелки и выходят из душного пансионата. Влажные листья хрупают под ногами, а сосны десятками острых спиц протыкают небо, тонут в белом ажурном кружеве. Свежо. Захлебнуться бы этим утром, солнечным и тихим. В саду красиво, дремлют одуванчики в густой траве, и беседка кажется крохотной вселенной.
— Папа дал мне прозвище. Солнечный зайчик, — задорно улыбается Сольхи. — Говорит, что я умею исполнять желания. Однажды, ты увидишь как выглядит зеленый. Солнечный зайчик обещает. Ты веришь?
— Конечно.
Парень улыбается. И загадывает другое желание. Чтобы Шин Сольхи всегда была рядом, даже если это самая эгоистичная мечта на свете. Он усаживает девушку к себе на коленки, чувствует себя мужчиной, когда она застенчиво прячет глаза и обвивает руками его шею. Молчат друг с другом до вечера. Чондэ целует её, осторожно, в мягкую щеку.
Раздается гудок, время ужинать. Мальчик гладит Сольхи по волосам и обещает себе завтра не плакать. Он ведь уже не ребенок.
— Пошли, — устало шепчет девушка, берет за руку, как при первой встрече. И Чондэ всё так же плетется сзади, послушно. Сольхи неожиданно спотыкается, уже темно, взгляд юноши хватается за обрывки бесцветных картинок, и он не успевает её поймать. Если это вообще возможно, поймать «солнечного зайчика».
— Ай, чёрт!.. Больно, — она хрипло вдыхает сквозь зубы, стараясь не смотреть на окровавленное колено. — Не могу встать.
Чондэ находит девушку по силуэту, видит, как на бледной коже расползается черное, словно мазут, пятно. Надо действовать быстро, у Сольхи ведь кровь не сворачивается, юноша поднимает её на спину и бежит в пансионат. Её всхлипы раздирают мальчику сердце, и он несется со всех сил. В медпункте его отпаивают ромашкой, Чондэ чувствует, как температура пульсирует на веках. Кровь удается остановить и Сольхи благодарно сжимает руку своего спасителя.
— Спасибо. Ты такой хороший. На рассвете? Давай завтра встретимся у реки, до того как встанет солнце? В последний раз.
Парень кивает. «Не в последний», потому что он обязательно приедет сюда на следующий год. Ребята собираются у костра, меняются координатами, чтобы писать друг другу письма и впервые не смеются, просто устало лежат на траве и слушают, как потрескивает костер.
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.