Обними меня

Восемнадцатилетняя девушка лежала на специальной кровати, оборудованной под пациентов с тяжелыми травмами, только что прочтенная книга валялась на полу. Все закончилось неудачно. Главные герои погибли. В последнее время фигуристка не очень придавала значение происходящему в книгах, так как уже по ее судьбе можно было писать драму. - Василиса, не спите? – врач средних лет вошел в палату. Когда девушка кивнула, он продолжил: - Ваша травма очень специфична. Еще бы пять сантиметров и перелом шейки бедра… - Олег Михайлович, мне не очень интересна история моей травмы. Скажите одно: я буду кататься? – девушка, казалось, не слышала интонации врача, в которой явно читалось не самое хорошее настроение. - Кхм, дослушайте меня. В общем, это все медицинские термины. Ходить вы сможете, а вот кататься… - человек в белом халате сделал паузу. - Что? – тревожность в голосе пациентки заставила продолжить специалиста. - Вы не сможете больше заниматься фигурным катанием. Простите. – врач вышел. На глазах девушки заблестели слезы. Вскоре началась самая настоящая истерика. "Нет, нет, нет", - все время повторяла девушка.       Снова проснулась в холодном поту и со следами слез на лице. Нужно, наверное, обратиться к врачу. За окном уже утро, смысла спать уже нет.       Этот год стал для меня по-настоящему психологическим. Он сломал во мне все, что было раньше и впустил свои правила. Теперь я вместо тренировки читаю книги, могу проснуться посреди ночи и больше не уснуть, но при этом чувствовать себя прекрасно. Папа боится, что я поймаю нервный срыв с такими снами, наподобие сегодняшнего. Несколько раз я посещала психолога. Результат это дает только в первые две недели. В остальное время я заключена в объятия воспоминаний. Кто-то говорит, что это из-за того, что я не хочу думать о проблемах в реальности. Кто-то говорит, что нужно просто побороть эти страхи.       Телефон, звонящий на тумбочке, не захотел, чтобы я продолжала свои умозаключения. - Алло, - звонил Андрей. Его настроение, по сравнению с моим, было прекрасным. Именно по этой причине он, спустя неделю после нашей прогулки с мороженным, он сказал мне одеться в спортивную одежду и выйти на улицу. Через двадцать минут я была полностью готова.       Завтракать так рано я не привыкла. По этой причине я надела черные лосины, удлиненную оранжевую майку-борцовку и сверху накинула кофту. Интересно, что же мы будем делать в спортивной-то одежде? Надев бирюзовые Nike Internationalist, я вышла из квартиры.       Внизу, около подъезда, меня ждал Андрей, да не один, а с двумя железными «конями». - И что это такое? – я кивнула на велосипеды, стоящие рядом с Кисляком. - Ну, я думаю это, - хоккеист оглядел со всех сторон средство передвижения, - велосипед! - Да ладно? А я-то думала – лошади! – мы рассмеялись. - Покатаемся? Мне кажется, это лучшая альтернатива утреннему сну. – как же ты прав, Андрей. Но ты об этом пока не знаешь.       Согласившись, мы сели каждый на свой велосипед и поехали по городу. Кисляк решил прокатить меня по всем достопримечательностям Подольска, так как вытащить меня на такую долгую пешую прогулку у него не получается. Впрочем, против я не была и мы, осматривая окрестности улиц, катились и разговаривали о различных сторонах жизни. Спустя некоторое время мы решили перекусить, так как Андрей, так же как и я, не успел позавтракать.       Нашим местом преткновения оказался небольшое уютное кафе с летней террасой. Вся ее конструкция была выполнена из темного дерева, под стать русской избе, а на подоконниках росли простые цветы: ромашки, васильки. Присев за столик у окна, мы сделали заказ и стали его ожидать. - Любишь легкие завтраки? – хоккеист испытал небольшой шок от того, что я, вместо бифштекса с кровью, как заказал он, взяла себе легкий летний салат из овощей. - Привычка. Раньше у меня по утрам были тренировки, вот и приходилось питаться салатиками. И только после тренировки я наедалась как следует. - Тренировки? Ты спортсменка? – удивлению Андрея не было предела. Но вот я пожалела, что ляпнула. - Была. Фигурным катанием занималась четырнадцать лет. – мы приняли заказ и начали поглощать его. - Ого. Ничего себе. А почему сейчас не катаешься? – наступил тот момент, когда я не знаю, что лучше: сказать правду или солгать? Солгать, значит, не доверять ему, а сказать правду – снова увидеть жалость в глазах собеседника. - Травма. Да такая, что больше я на лед не выйду. – я опустила глаза в тарелку, начав ковыряться в уже почти доеденном салате. - Прости, мне не нужно было быть таким любопытным. – Андрей положил свою руку на мою. - Ничего. Все спрашивают, все сочувствуют, я привыкла. Ну что, поехали дальше кататься?       Кисляк оставил деньги за наш завтрак, и мы продолжили свой путь. Так как до окончания аренды транспорта оставался все час, мы решили заехать ко мне, переодеться, вернуть велосипеды и отправиться в ледовый дворец.       Выйдя из пункта проката, я стала подсчитывать сумму, которую должна Андрею за сегодняшнее развлечение. - Вот, возьми. – протянула парню несколько сторублевых купюр. - Не нужно, это было все от чистого сердца. - Андрей, правда, я не люблю быть кому-то должной. Возьми деньги. - Давай так: я деньги не возьму. Просто в следующий раз оплачиваешь все ты. Договорились? – хоккеист взял деньги и засунул мне их в сумку. Решив на этом, мы продолжили путь в сторону дворца.       Сегодняшняя тренировка не отличалась активностью. Ребята были вялыми, не собранными. Сказывалось, скорее всего, наличие у каждого из них личных душевных переживаний. Эх, мальчишки, как вы не поймете, что на льду нужно думать только о своем предназначении тут, а не о том, что происходит за границами ледяного покрытия.       Меня этому научили тогда, когда погибла мама. Я долго не могла собраться и нормально исполнять программу. Тогда тренер запретила мне думать о чем-то, кроме фигурного катания. Даже говорила мне, чтобы я представляла, что танцую для мамы. Тогда мне это помогло. - Так, объявляется конкурс на лучший буллит! – Макеев все-таки нашел выход из ситуации. Поставив на кон три литра сока, он решил, что хоть так ребята развеются. - Сергей Петрович, можно я поснимаю со льда? Пожалуйста. - Давай, только смотри, осторожно.       Единственный, кто глядел на меня с опасением, когда я спускалась на скользкую поверхность, был Кисляк. Он боялся, что я упаду. Слишком переживает за меня, дурачок. Я же не настолько хрупка, чтобы разбиться там, где падал много раз. Конкурс буллитов прошел очень даже весело. Как только ребята не изгибались, чтобы лучше выполнить трюк. Столько интересных кадров получилось! - Ну, думаю, Кисляк победил! – вывод Макеева поддержали общекомандным гулом.       Возобновив тренировку, ребята разъехались по позициям. Как раз-таки в этот момент я тихонько ковыляла к двери, чтобы подняться на скамейку. Но не успела. Совершенно случайно Саша Костров задел меня и я, стараясь уберечь одновременно фотоаппарат и ногу, приземлилась так, что место травмы очень сильно заныло.       Еле сдерживая слезы я попыталась подняться. Естественно, ничего не вышло. - Василиса, все в порядке? – двадцать четвертый, который знал все, подъехал первым из команды и помог подняться. - Нет, - честно ответила я, - к врачу надо.       Боль в ноге снова и снова разгоралась в месте травмы. Такое ощущение, что там снова что-то сломалось. Андрей, подхватив меня на руки, понес к Василию Геннадьевичу, который почему-то отлучился с тренировки в медпункт. - Василий Геннадьевич, тут Василисе плохо. – Кисляк влетел в кабинет доктора с таким лицом, будто я умираю.       Мельком заметила, что в медпункте находятся мужчина и женщина, смутно мне знакомые. - Что с ней? – мужчина, сидящий на кушетке, принял меня у хоккеиста и уложил на нее. Теперь я узнала его. Олег Михайлович. Именно он оперировал меня после аварии. - Упала на льду. На больную ногу. - Так, понятно. Уважаемый, вы можете идти продолжать тренироваться. Василий Геннадьевич, у Вас есть «Метриксопан»? – врач тут же поднял полы платья и осмотрел место ушиба.       ВасГен подал набранный шприц и ватку со спиртом. Ветров тут же вколол мне обезболивающее и приказал лежать.       Когда все вернулись на свои места, Фролов спросил: - Что с ногой у нее? - Авария. Перелом бедренной кости, разрыв связок, надрыв мышцы, еще бы пять сантиметров и перелом шейки бедра. А там, сами понимаете. - Ничего себе. А я-то думаю, что за нее так Макеев трясется. Вот оно что. А зачем такое сильное обезболивающее? - Там боль такая, что кроме него ничего не помогает. Сам пробовал столько анальгетиков и только «Метриксопан» помог.       После тренировки за мной зашел Андрей. Меня наконец-то выпустили и то только под его личную ответственность. - Ну, сегодня-то хоть на машине? – Кисляк взял меня на руки и нес по холлу ледового, обращая внимание немногих, кто все еще находился там. - А мне нравится, как ты меня на руках носишь. Может, до дома донесешь? – встретившись с обезумевшим взглядом хоккеиста, я исправилась, - Шучу я, конечно на машине.       Усадив меня в свой серебристый спорткар, Андрей завел его и поехал по направлению к дому. - Почему же ты боишься машин? Точнее ездить на них? - После аварии. Даже не знаю почему, просто фобия какая-то. Как сажусь в чужую машину, мне обязательно кажется, что сейчас будет автокатасрофа.       Андрей, заметив как трясутся мои руки, взял их в свою. Внутри прыгали кони, на лице хотела появиться улыбка. Но что значит этот жест для самого Кисляка? Скорее всего, просто знак уважения. - Ну вот ты и дома.       Хоккесит вышел из автомобиля и помог мне выбраться тоже. Около подъезда я не согласилась на то, чтобы он нес меня на руках. Бабушки все время наблюдают в окна за молодыми персонами нашего подъезда. Не хочу быть объектом обсуждений. - Василис, - двадцать четвертый остановил меня, взяв за руку, - мне кажется, я влюбился. - В кого? - В тебя…       Я даже сообразить ничего не успела, а уже целовалась с Андреем. Это был настолько нежный и приятный поцелуй, что им хотелось наслаждать еще и еще. Такое состояние эйфории я еще не испытывала. Даже боль в ноге прошла.       Стрелки бежали по циферблату, а Кисляк все целовал и целовал меня. Я не хотела отрываться, обнимая его за шею. Хочется растаять под его руками, раствориться в нем… черт, как сильно меня засосало в этот омут.

Помню тот поцелуй при луне И укромное наше местечко. Подарила тебе навсегда, Свою душу, своё всё сердечко.