Мы встретимся через два года

      «Встретимся через два года!» - то, что означала надпись на руке Луффи. «Через два года!» - то, во что верили его накама. «Встретимся!» - то, что знал он сам. Два года тренировок. Два года – чтобы получить силы защищать свою команду, два года – чтобы стать способным добраться до One Piece. Два года – истекли. Ещё чуть-чуть, немного подождать, и они встретятся. Ещё пара дней, и он покинет этот остров. Остров, который почему-то начал выцветать, растворяться в предрассветной дымке. Остров, который почему-то стал беззвучен. Остров, который однажды исчез - залитый солнцем он вдруг стал белым.       Белый потолок, кремовые стены, мягкая кровать и тихий писк – всё, что осталось от острова. От острова, которого никогда не было. От океана, который нигде не существовал. От мира, в котором остались мечты Луффи. От мира, который ему приснился.       Открытые глаза, спокойное дыхание и каша в голове: Зоро, спящий за партой; Санджи, суетящийся в камбузе; Нами, ссыпающая сокровища в сундуки; Усопп стреляющий в тире. Снова Зоро, но уже с мечами, и Санджи, принёсший всем обед. Бесконечное море за бортом корабля; тихая река из окна дома. Брук, косящий под неформала и он же – скелет. Френки-киборг и соседский парень, обожающий корабли и метал. Робин, Эйс, Гарп…       Огонь горящего дома - пламя Акаину. Балки, опасно скрипящие, снедаемые стихией, не выдержав, обрушились. Удушающий дым. Жар, плавящий тело. Крик во всё горло. И в голове лишь: «Бежать!» и «Спасти!». И ещё, почему-то, слова молоденькой гадалки из перехода метро: «Вы встретитесь через два года».       Сердце бьётся быстро-быстро от осознания – огонь где-то рядом! И Луффи задыхается, старается изо всех сил, но не может даже подняться. Ужас словно ослепляет, не даёт понять, что вокруг лишь кремовые стены, белый потолок и кровать. И никакого огня. И Луффи не слышит, как бежит медсестра за успокоительным, и не чувствует укола. И не знает, что врач, облегчённо вздохнув, произнёс: «Два года… всё же он очнулся». И не знает, как быстро облетит эта весть его друзей. Как они ждали этого.       Его друзья, его… накама? Луффи не понимал, как их называть, и не хотел думать над этим. Главное – они пришли к нему, не забыли его за эту двухгодичную разлуку. Не забывали его всё то время, что он лежал в коме. Они всё время были рядом, помогая ему. А Луффи ещё иногда путал свои сны и реальность, не мог разобраться сколько ему лет и чем он занимается, как и где он познакомился с Зоро или Санджи – множество значимых и не очень вещей перепутались, истёрлись, не давая себя понять. Всё, что бы Луффи ни спрашивал, ему рассказывали подробно и красочно, и картинки в его голове появлялись сами собой, то ли рождаясь заново, то ли всплывая со дна его памяти. За день, проведённый в палате, у Луффи набиралось столько вопросов, что ему просто не успевали отвечать. И тогда Зоро принёс дневник. Его, луффин, дневник, который он, оказывается, вёл. Обрывки его жизни, сохранённые в неровных, скачущих строчках. Маленькие отрывки его дней. Картинки в голове радостно выныривали, разбуженные угловатыми буквами. Постепенно его жизнь становилась понятной и знакомой, постепенно на все вопросы находились ответы. На все, кроме того, что ему задал Зоро: «Откуда ты знал, что очнёшься через два года?»       «Откуда?» - спрашивал себя Луффи. Но ответа не было. И он всё нетерпеливей читал дневник. Строчки, скачущие сильнее обычного, неаккуратно намалёванные слова – запись, сделанная в вагоне метро, за пять часов до пожара. Торопливая. И картинка в голове: молоденькая гадалка в переходе предлагает ему открыть любую тайну – только спроси – всё это почти даром, за чисто символическую цену. И его доверчивое любопытство, и ничего не значащий вопрос: «Когда я встречусь со своими друзьями?» Её ответ.       И аккуратная строчка в дневнике: «Мы встретимся через два года».