Тайна его бытия (The Riddle of his Being)

Море было постоянным спутником жителей Сторибрука. Ледяные волны Атлантики неустанно разбивались о побережье, убаюкивая ночью и вселяя бодрость днём. Некоторые утверждали, что бескрайняя водная гладь вдохновляет их, что их маленькому городку невероятно повезло находиться в соприкосновении с вольной стихией. Её отголоски всегда достигали слуха людей, а рёв или мягкий шелест и звуки ветра сопровождали их изо дня в день, наполняя жаждой свободы, которой они были лишены, хоть и не подозревали об этом. Однако для одного человека море было проклятьем – пугающей бездной, где во тьме скрываются существа, готовые в любой момент схватить и утянуть на дно. Доктор Хоппер называл этот страх талассофобией, боязнью моря, и Таллула страдала им столько, сколько помнила себя. Казалось, она годами мучительно переживала его в одиночку, отказываясь от школьных поездок к побережью и просмотров фильмов. «Титаник»? Она вежливо отклоняла все приглашения до единого. «Челюсти»? Она бы охотнее бросилась в костёр. Даже мелодия из этого фильма заставляла сердце заходиться в панике. Сторибрук был неудачным и неудобным местом. Таллула знала, что может уехать в любой момент, но каждый раз что-то её останавливало. Доктор Хоппер считал, что жизнь в городке – отличная возможность встретиться со страхом лицом к лицу и одержать над ним верх, при условии, что она не будет слишком торопить события. Таллула стала посещать психотерапевта несколько месяцев назад, как раз когда Эмму Свон избрали шерифом, и уже могла с тихой гордостью сказать, что идёт на поправку. В день, когда проклятье пало, Таллула сидела на скамье у моря. Она приходила на это место почти каждый день на протяжении последних нескольких недель – достижение, которое несказанно радовало Арчи, а её саму, не склонную к бурному проявлению эмоций, лишь заставляло довольно улыбаться. Таллула была серьёзной, сосредоточенной и сдержанной молодой женщиной, у которой не было времени на развлечения и легкомысленные поступки. И тем не менее каждый день, усаживаясь на скамейку и обращая взгляд к водной дали, она ощущала, как внутри пробуждается безудержная и странная ветреность, которая словно ей и не принадлежала. Порой её охватывало чувство всепоглощающей утраты, будто она безвозвратно потеряла кого-то или что-то. Подобные приступы были краткими и сильными и всегда оставляли привкус соли на губах – от текущих по щекам слёз. Таллула по-прежнему боялась и могла только некоторое время смотреть на зыбкую под ветром гладь прежде, чем уйти. Однако навязчивая мысль, что кто-то в воде ждёт, чтобы утащить её на глубину, понемногу отступала. Всю сознательную жизнь ей снилось, что она одна посреди необъятного спокойного океана, потерянная и испуганная, и кто-то стискивает её лодыжки и тянет вниз. Теперь сны изменились, и женщина не понимала, что это значит. Однажды утром она проснулась, хватая ртом воздух, сбитая с толку и растерянная – теперь Таллула сама была тем существом, которое ждёт, хватает чьи-то ноги и игриво дёргает их в темноту внизу. – Я и есть то создание, которого я больше всего боюсь? – прошептала она, встала и подошла к краю скалы. Таллула стиснула в пальцах проржавевшую ограду и, задержав дыхание, опустила глаза к волнам, которые раз за разом бросались на камни и вновь отступали. В это мгновение вспышка света озарила Сторибрук и радужной волной устремилась прочь от эпицентра. Тёмное проклятье исчезло, к жителям вернулись воспоминания, а оглушённая правдой Тигровая Лилия, пошатнувшись, замерла на краю скалы. Она благоговейно смотрела на волну света, пока та не исчезла вдали, а потом сжала в руках очки, которые всегда носила на цепочке на шее, выпрямилась и огляделась. Было видно, как жители города выходят на улицы и бродят с изумлением, которое перекликается с чувствами Таллулы, другие переходят на бег и выкрикивают имена. Женщина вновь повернулась к водной глади, ощущая, как по её венам, полным морской соли, проносится жадное стремление, и улыбнулась наконец открывшейся истине. Я – русалка. Однако на смену этому откровению пришло другое – застарелый страх, который не должен владеть созданием вроде неё. Тигровая Лилия боролась с ним, но в конце концов отступила назад, качая головой и не пытаясь сдержать слёзы. – Я до сих пор боюсь.

***

Раньше у неё не было имени – она была лишь товаром, который продавали и покупали алчные люди, слишком заинтересованные в даре провидения, чтобы как-то называть её. Проклятье подарило ей имя – Люси, в честь святой Лючии, покровительницы слепых, которой по легенде вырвали глаза. Очевидно, у Тёмного было чувство юмора. Со дня, когда проклятье пало, прошло уже несколько месяцев, однако Люси по-прежнему использовала старое имя, как и многие обитатели Сторибрука, цеплявшиеся за осколки своих вымышленных жизней. Девушке нравилось, когда её звали Люси, но также она любила и незатейливое прозвание, полученное от тётушек, – племянница. В Зачарованном Лесу она была одинока – её мать умерла во время родов – и теперь впервые наслаждалась обществом близких людей. Люси хотелось бы увидеть их, однако слепота стала облегчением после всех мучений, что ей пришлось вынести. Чтобы видеть, глаза не нужны, нужна лишь прозорливость, а Люси была ей проклята с самого появления на свет. В магазинчике с весьма подходящим названием «Петля времени» две сестры занимались вязанием и не проявили и следа заинтересованности, когда Сторибрук внезапно содрогнулся. Они обе могли с полной уверенностью утверждать, что ещё никогда в жизни не были так счастливы, ведь после стольких лет ожидания и осторожного планирования усилия наконец увенчались успехом – их снова стало трое. Сестра Эдит и Агнес давным-давно умерла, но они никогда не оставляли попыток отыскать свою несчастную искалеченную племянницу. Женщины подняли глаза, когда их родственница прошла мимо. Её завивающиеся рыжие волосы струились за спиной, пальцы невесомо скользили по прилавку, пока наконец не привели к окну, где та и остановилась. Люси была слепа, однако могла смутно прозревать будущее, касаясь ладонью стекла. Тёмный забрал её способности и оставил умирать, однако девушка выжила. Провидческий дар не исчез полностью – иногда он позволял ухватить обрывки и фрагменты грядущего, словно те были запутанными музыкальными нотами, плывущими в воздухе. – Сердце Истинно Верящего ушло, – прошептала Люси, и пол под ногами задрожал ещё сильнее. Старшие сёстры покивали, не поднимая глаз от мелькающих вязальных спиц. Прялки уже давно устарели и, сказать по правде, наскучили, но всё равно было больно оставлять их в Лондоне, чтобы переехать в Мэн в ожидании момента, когда вокруг них появится Сторибрук. – Да. Вскоре за ним отправится пират на корабле и доставит на остров семью мальчика. – Разве нам не стоит их предупредить? Люси повернулась и вопросительно склонила голову набок. В Зачарованном Лесу её лицо – там, где раньше находились глаза, – уродовал отвратительный шрам. Люди часто сочувственно цокали языками, не догадываясь, что рана была нанесена руками самой девушки. Однако магия обладает собственным разумом, и глаза выросли вновь – посреди ладоней. Когда Люси впервые встретила Пэна, он высмеял эту странность, и так начались их долгие взаимоотношения. Как и другие, хозяин Неверлэнда находил её время от времени, чтобы рассчитать своё будущее, как дорогу на карте. Дорог существовало множество, но вечный мальчик никогда не был ими доволен. Голубые невидящие глаза Люси смотрели с красивого лица. Она нервно потёрла ладони. В этот момент заговорили тётушки: – Какая будет польза, если мы предупредим их? Ты и сама знаешь, что советы никогда не оборачиваются ничем хорошим. А ещё есть девочка, обозлённая испуганная девочка, которая может разрушить всё. Принцесса, не меньше, – сказала Агнес. – Приведи её сюда, лапушка. Она ещё понадобится в будущем, – тепло попросила Эдит, и Люси кивнула. Она вышла из магазина и целенаправленно зашагала по главной улице к порту. Землетрясение наконец стихло.

***

Тигровая Лилия стояла на пирсе и смотрела, как Весёлый Роджер уплывает прочь, в сторону Атлантики. Её пальцы впились в доски, когда в воде закружилась воронка портала, и корабль, накренясь, замер на её краю. – Прыгай, просто прыгай! – скомандовала она себе. Тело напряглось и подалось вперёд, однако русалка так и не сумела заставить себя сделать шаг и погрузиться в волны. Она недели напролёт боролась со страхом, который был врагом самой её сути. Тигровая Лилия была морским созданием, до смерти боящимся воды, и это разрушало её жизнь. Некогда она покинула Неверлэнд ради погони за Крюком и, пылая жаждой мести, потратила годы на преследование, но тот вновь и вновь ускользал. Пират убил Руфио, проткнул мечом его сердце и сбежал, как последний трус. Ей было безразлично, почему произошло несчастье, – значение имело лишь отмщение за смерть и успокоение её собственного исстрадавшегося сердца. Тигровая Лилия думала, что утихомирится только после того, как затянет Крюка на морское дно и увидит его медленную гибель, однако теперь – после двадцати восьми лет совсем иной жизни – былое желание отомстить стало казаться плохим сном. – Прости. Я подвела тебя, – горестно прошептала она. Русалка любила Руфио, но он никогда не отвечал ей взаимностью. Она на самом деле пожертвовала все те годы? Хочет ли она продолжить? Лишь теперь Лилия смогла осмыслить те неравные отношения, что соединяли её с Потерянным, а некогда разбитое сердце наконец управлялось разумом, который по-прежнему наполовину принадлежал застенчивой и замкнутой Таллуле. Дело не только в том, что я боюсь воды – я не хочу прожить годы, преследуя кого-то ради того, чтобы утопить. Это больше не я… И он бы не хотел, чтобы я впустую растрачивала жизнь. Он бы хотел, чтобы я жила её. – Давай уйдём от воды, – сказал кто-то и мягко взял её за руку. Тигровая Лилия обернулась и узнала рыжеволосую женщину, стоящую рядом. Её звали Люси. Она работала учителем игры на фортепьяно в школе. У Люси были проблемы со зрением, однако она всегда двигалась с неизменной грацией – словно знала, что находится впереди, или не боялась этого. – Я бы могла отправиться домой, – вслух подумала русалка. Её семья была рассеяна по мирам, а трон в море Неверлэнда покинут, но она могла бы вернуться и заявить на него права. Эта мысль вызывала лишь равнодушие. Люси улыбнулась и потянула Лилию прочь с края пирса. – Ты можешь и, возможно, так и сделаешь, но не сегодня. – Зачем мне оставаться здесь? Провидица подняла руку раскрытой ладонь вверх так, словно на неё давила огромная тяжесть. – Кто-то ждал, чтобы вновь увидеться с тобой – ждал столько же времени, сколько мы провели в этом городе. Он скоро придёт и поможет тебе, как и ты поможешь ему. Он – твоя любовь. Тигровая Лилия замерла, а Люси уронила руку и с трудом задышала. – Моя любовь? – русалка стиснула в пальцах очки, которые носила при себе почти три десятилетия, и почувствовала, как внутри разгорается предвкушение. – Его зовут Джон? Он поможет мне снова научиться плавать? – Я не знаю. Я вижу очень неясно. Прости, – проговорила Люси и повела Лилию в сторону ателье тётушек. Корабль исчез в портале, словно его и не было.

***

Венди Дарлинг стояла на скальном выступе, нависающем над морем, а над её головой собирались тяжёлые грозовые тучи. Ночная рубашка трепетала, как белый флаг, – ветер был такой сильный, что мог бы столкнуть её с края, но девушка держалась твёрдо. Ночная рубашка, подделка под ту одежду, в которой она когда-то прилетела в Неверлэнд, вызывала смешанные чувства – словно Венди примеряла свадебное платье, которое никогда ей не принадлежало. Её первое появление на острове теперь казалось давним сном, а сама она – призраком девочки, жившей в городе туманов и мощёных улиц. – Когда я впервые прилетела сюда, меня сбили, и я упала в море. Они подумали, что я – это ты, – проговорила Венди с печальной улыбкой и обернулась к Птице Нет. Потоки воздуха гуляли в клетке и между её прутьев, отдаваясь эхом и странной музыкой – тихой и чуточку зловещей. Птица сидела на обычном месте над весами, и в сумеречном свете было заметно, что время не пощадило её – жемчужно-белые перья гигантского создания казались взъерошенными и зеленоватыми из-за постоянного воздействия воды и ветра. Одно из перьев хвоста, кружась, стало падать и, коснувшись пола, превратилось в горсть пепла. Давным-давно Венди предположила, что Птица Нет – феникс, и оказалась права. За годы, по мере того, как волшебство уходило из Неверлэнда, а люди прекращали верить, гора пепла росла всё больше и больше. Питер умирал, бессмертная птица исчезала, а вода в источнике юности пересыхала. Это было начало конца. Венди старалась ухаживать за фениксом – она очистила клетку от лиан и водорослей, которые не давали солнечному свету проникать внутрь, вымела пол, оставив только пепел, и время от времени приносила рыбу. Птица не могла ничего сказать, но девушке казалось, что она ценила и внимание, и заботу. И всё же, покидая Скалу Черепа, Венди каждый раз испытывала подавленность, которая с каждым годом только увеличивалась. Когда на горизонте появился Весёлый Роджер, она схватилась за прутья клетки и пристально посмотрела на пленницу. – Я не знаю, что будет дальше, не знаю, победит ли Питер, но обещаю, какой бы ни был исход, я освобожу тебя. Феникс уставился на неё в ответ и благодарно курлыкнул. Тихий звук заглушил хохот. – Звучит забавно. Как думаешь, кого она съест первым – меня или Крюка? Девушка обернулась к Питеру, стараясь выглядеть невозмутимой, но ощущая, как учащается пульс. Она забрала его сердце, чтобы защитить, и теперь ей, как и всем вокруг, придётся столкнуться с бесчувственным правителем острова. Его сердце было чёрным и разлагающимся, но ещё способным на сочувствие и теплоту – с этого дня у Пэна не оставалось таких забот. Совсем недавно, когда они занимались любовью, возможно, в последний раз, он был полон сожаления и тревоги, однако сейчас широко улыбался – абсолютно беспечно. Венди не видела его таким уже очень давно. – Надеюсь, если ты победишь, то она никого не убьёт, – осторожно проговорила она. Питер ухмыльнулся. Венди наблюдала это выражение тысячи раз, но сейчас оно заставило её содрогнуться. Юноша презрительно посмотрел на птицу, которая убивала любого, чьё сердце было нечисто. – Эта старая гусыня будет наименьшей из моих проблем, если что-то пойдёт не так, – угрюмо проговорил он и сделал девушке знак подойти. Пэн был одет, как Потерянный, а на его шее висела склянка с мёртвой пыльцой фей. Пыльца принадлежала Тинк, но он сказал, что та понадобится для какой-то уловки, которая покажет возможности Генри. – Мне нужно идти, – Венди проскользнула мимо, но Питер схватил её за руку, притянул ближе и, чуть склонившись, зашептал ей на ухо: – Знаешь, раньше я ненавидел быть без сердца. Я никогда не мог оценить этого по достоинству, никогда не давал себе достаточно времени. Забрать моё сердце – это гениальная идея, Венди. Все те сомнения, стыд и чувство вины ушли. Теперь я не буду колебаться. Тебе тоже стоило бы попробовать, Птичка... Если у тебя остались какие-то сентиментальные чувства к мальчику или его семье, предлагаю тебе избавиться от них. Ты важна для меня, но, если ты меня предашь, я не буду медлить. Если я проиграю, то и твои братья отправятся вслед за мной. Ясно? Секунду Пэн смотрел на неё со смертельной серьёзностью, но тут же её сменила ослепительная улыбка. Венди безмятежно посмотрела на него и просто кивнула, после чего, поцеловав в щёку, ушла прочь. Питер был бессердечен. Он не испытывал сомнений, попросту не мог, и к каким бы ужасным последствиям это ни привело, выбора у Венди не оставалось. Если король острова обменяет своё сердце на Сердце Истинно Верящего, он будет проклят хуже, чем прежде, но она не позволит этому случиться. Девушка подготовила себя ко всем жестоким словам и поступкам, на которые способен Питер, и которые, без сомнений, вскоре обрушатся на неё. Век назад Венди бы умирала от боли при одной этой мысли, но теперь она уже не была той наивной девочкой и умела притворяться так же непринуждённо, как Пэн. Венди исполнит роль невинной жертвы, но, если её братьям будет грозить опасность, она нарушит обещание и зайдёт так далеко, как придётся. Питер знал об этом. Венди сохранит его сердце, и, если удача будет на её стороне, возможно, оно будет спасено. Если она будет сильной, если она будет удачливой, то таким будет и Генри Миллс. Венди, быть может, и птица в клетке, но она – королева этой клетки.