Душ

Вечер. Тишина. И я, которой приспичило помыться в двенадцатом часу. Хвала богам, хоть душ открыт, но общага же, закрывать по плану должны. Ну да ладно, мне же лучше. Влетела в душ. Закрываемая дверь издает такой пронзительный скрип, что наверняка со всех карнизов вспорхнули голуби и пол-общаги точно проснулось. Блин. Заперла за собой дверь, быстро разделась и залезла за шторку. Со скрипом открываю вентиль. Что-то тут все скрипит, ничего не помогает… О-о-о, благода-ать! Горяченькая водичка! Млела я под душем минут пятнадцать, не меньше, как вдруг до меня донесся скрип открываемой двери и шлепанье тапочек по кафельному полу. Громкое шуршание шторки в соседней кабинке. Такой же скрип вентиля, и на меня на пару мгновений ливанула холодная вода. Я взвизгнула и отвела душевой смеситель от себя.  — Ой, извини, — сквозь шум воды донесся девичий голос, — не знала, что здесь есть кто-то еще. Не знала?! Да у меня же за шторкой халат висит, и полотенце, и тапочки стоят! Я проглотила свои мысленные вопли, и дружелюбно ответила слегка дрожащим голосом:  — Н-ничего страшного. Тебя саму-то там не ошпарило? Молчание. Шорохи. Мое терпение не отличалась архи-запасами, сейчас и вовсе дно просвечивало.  — Еще никто не беспокоился обо мне, — наконец донеслось из-за стенки. — Спасибо. Все мое раздражение как рукой сняло. Вода уже пошла горячая, и мне резко расхотелось с кем-то ругаться.  — Я Ника, — представилась девушка, явно крутанув вентиль. Я поспешно выкрутила свой, и душевая погрузилась в тянучую тишину, прерываемую лишь настырным капанием где-то в других кабинках.  — Я тоже, — смущенно призналась я. Молчание. Хихиканье.  — Надо же, тезки, — порадовалась невидимая за стенкой девушка. — Полным Вероника?  — Ага, — ответствовала я. — Слушай, а по фамилии тебя как?  — Буринская. А тебя?  — Буринова. Даже фамилии похожи! Не бывает же таких совпадений! Вновь молчание, на этот раз затянувшее дольше остальных.  — Ник? — встревоженно спросила я. Шорохи, и вновь скрип вентиля. Шум воды перекрыл все остальные звуки. Я пожала плечами, включила душ, втыкнула смеситель в держатель и полезла в банную сумочку, фыркая от попадавшей в нос воды.  — Слушай, у тебя нет мочалки? — неожиданно спросила Ника. Я изумленно покосилась на стенку, за которой стояла девушка. Идти мыться без мочалки? Отдает склерозом.  — Есть, но одна, — осторожно сказала я, вынув искомое из сумочки — упомянутую мочалку, вернее, губку кораллового цвета с белой шершавой стороной и вырванным кусочком с краю, и шоколадный гель для душа. Открыла и налила вязкую коричневую жидкость да мочалку.  — Дай? Я чихнула от все-таки попавшей в нос воды.  — Что? — переспросила я, надеясь, что ослышалась.  — Дай мочалку, — почти требовательно произнесла Ника, голосом перекрывая шорох воды. — Пожалуйста. Будь я эгоистом, зажилила б единственную мочалку, и не давала ни под каким предлогом. Но я чертов альтруист, совесть грызла меня с упорством древоточца.  — Держи, — буркнула я, сунув губку под потолок, где стена, разграничивающая кабинки, не доходила до него. Мочалку цапнула тонкая девичья рука с длинными, явно накладными, ногтями, и утянула к себе. Я пожалела, что поспешила налить геля.  — Ммм, спасибо, чудесный запах! — радостный голос Ники свел на нет все мои попытки злиться. Ну не могу я беситься на тех, кто благодарит, да и вообще на тех, кто добр и вежлив. Дурацкое воспитание. Я снова направила на себя струю горячей воды и засвистела под нос надоевший мотивчик. Через пять минут скрежет крана и стук металла о металл дал понять, что Ника мыться закончила. Шорох отодвигаемой шторки и короткий вскрик.  — Ты уже все? — спросила я, промывая волосы, лежащие на плече. Молчание в ответ новостью не стало, и я продолжила греться под исходящими паром струями. Черт, мне нужна губка.  — Ника, — позвала негромко, — мочалку даешь? Молчание. Удивленная, я выключила воду. Тишина. Капанье продолжалось в какой-то кабинке.  — Вероник? — призывно спросила я, отодвигая шторку и ежась от холода. Хватаю полотенце и оборачиваю вокруг себя. Влезаю в красные тапки и заглядываю за стенку. Никого. Более того, в кабинке даже не было следов недавнего мытья. Деревянная решетка для ног была сухой, душевой смеситель покоился на трубах вертиля. Это что еще за номер?.. Порыв ледяного ветра распахнул неплотно закрытое окно и во мгновение выстудил душевую. Стуча зубами, я наскоро вытерлась и пулей вылетела из душа, на ходу завязывая пояс на халате. Все мои мысли были заняты исчезнувшей Никой. В комнате было темно и тихо. Соседки спали, отвернувшись к стенке. Я на цыпочках прокралась к своей кровати… и звучно треснулась ногой об ножку стула, умудрившись проволочь его за собой с противным скрипом и скрежетом.  — Ника, с-с-сучка! — зашипел ком одеяла на противоположной моей кровати. — Ты на время смотрела, бля?! Кой-кому завтра на зачет!  — Извини, — придушенно пропищала я, скуля от боли в отшибленных пальцах.  — Ты где была? — вылезла из-под одеяла лохматая темноволосая голова.  — В душе, — ответила я тихо, боясь разбудить и вторую соседку. Глаза уже привыкли к темноте и я различила светлую голову на подушке самой дальней кровати. — Слушай, Нинка, у меня такое приключилось… Спустя двадцать минут моего вдохновенного рассказа Нинкины глаза были похожи на два блюдца. Она даже из-под одеяла вылезла, села и обняла его руками и ногами.  — Слушай, Ник, — протянула она. — А ты знаешь про слух?  — Какой? — вздернула бровь я.  — Ну, тот самый, — заговорщицки прошептала Нина, воровато оглянувшись по сторонам, словно боялась, что ее услышат. — Про девчонку, которая у нас в душе убилась нахрен, — по моему непонимающему лицу Нина догадалась, что я вообще ни сном ни духом. — Говорят, что наша коменда, пока нас нет, приводила тут своих дружков-приятелей, они жили у нас, а она с них деньги гребла.  — Фу, — сморщилась я. Представив, что кто-то спал на моей постели помимо меня, аж передернулась.  — Да не в этом суть! — фыркнула соседка, покрепче обняв одеяло. — Слушай. Я слышала эту историю от Женьки Костылевой. Ну, помнишь, та самая, что отчислилась по собственному. Она мне по дружбе рассказала, когда пьяная в жопу была. Так, нотации потом почитаешь, моралистка хренова, дай закончить, бля. Ну вот, Жека рассказала о семье, которую поселила коменда, в нашей, кстати, секции. Отец, мать и дочь. Мужик пахал как конь двужильный, его женушка все миловалась с мобильником или подружками до барам да клубам, отменная была шалава. Дочка самой себе была предоставлена, мечтательной была, все в облаках витала, слонялась где сам черт ногу сломит, а потом часами из душа не вылезала. Отец как-то совсем поздно вернулся, устал, ну и спать завалился, жены его еще не было, а дочка приперлась уже и в душе торчала. Чистоплюйка была, бля. Только рискни вытащить ее из душа, мигом рожу располосует. Так вот, она в душе была, но забыла мочалку. На этом моменте рассказа мое сердце пропустило удар и я замерла, уже догадываясь, что последует дальше.  — Ну и ломанулась эта дура за мочалкой. Поскользнулась, воды ж налила кругом, ну и уебалась об бордюр хребтом.  — Нина! — возмутилась я.  — Что Нина? — деланно удивилась та. — Я те истину глаголю! Ну и вот, навернулась она, значит. Кровищи кругом было, задолбешься оттирать. Только теперь, говорят, там ее призрак ходит, моется и мочалку просит.  — А если не давать? — спросила я, мучимая пугающими подозрениями.  — А ежели ей мочалку не дать… — Нинка выдержала театральную паузу, -…то она душу твою сожрет. Со смаком. Хрум-хрум-хрум… Именно этот момент выбрал огромный шкаф в комнате, чтобы щелкнуть в полной тишине. Я подпрыгнула, едва не навернувшись с постели, но банную сумочку все ж уронила. С грохотом раскатилось все ее содержимое по полу. Я тут же кинулась все подбирать.  — Девки-и, — угрожающе рыкнула третья соседка, приподнимаясь над подушкой. — Я вас реально уебу чем-нибудь тяжелым, если вы сию же минуту свои хлебальники не закроете.  — Спи уж, Надюха, — раздраженно бросила Нинка.  — Я предупредила, — мрачно буркнули из-под одеяла.  — Предупредила она, — передразнила ее Нинка. В ответ ей из темноты прилетел тапок, прямехонько в висок.  — Твое счастье, что у меня утюга под рукой нет, — со смешком поведала Надя. — Спать давайте, хорош байки травить, Нинка, знаешь же, что всей этой херни нет и не было. Нинка показала ей язык и снова повернулась ко мне.  — В общем, Ник, не трясись, все это хреновы слухи, и не более, — преувеличенно бодро сказала она. Я кивнула, покидав раскиданные вещи в сумку и убрав ее в ящик под кроватью. *** Прошло много лет. Я успешно закончила учебу, вышла замуж, родила детей и постарела. Ту мочалку я уже давно забыла, но будучи еще молодой, принялась копать под это дело. Ведь я-то прекрасно знала, что мои глаза и уши меня не обманывали. Когда поиски ничего не дали, я успокоилась и с головой ушла в работу и семейную жизнь. Дети радовали, муж тоже. Идиллия. Однажды, проснувшись поутру, я, кряхтя от пронзившей спину боли — шестой десяток, как-никак — и ворча на весь белый свет, пошла в ванную, выполнить ежедневный ритуал чистки зубов и умывания одуловатого со сна лица. Взяв в руки щетку, я вдруг услышала звук чего-то упавшего.  — Неужели эта чертова картина снова грохнулась? — по-старчески забрюзжала я, выходя из ванной и направляясь в коридор. Картина, подаренная детьми на день рождения, действительно упала. Фиговый у нее был крючок, маленький, не подходящий под здоровенный гвоздь, который вбил муж. Вот и падала постоянно эта окаянная картина. Посмотрев на нее и покачав головой, я решила, что лучше уж дождусь мужа, все же мужские руки, куда мне с моим радикулитом?.. В ванной словно что-то неуловимо изменилось. Я прищурилась. Тот же веселенький розовый в цветочек кафель, кое-где облупившийся от старости, те же тазы, висящие на стене над старенькой ванной, покрытой пожелтевшей от времени эмалью, та же полка со всякими принадлежностями, та же стиральная машина… стоп. На стиралке, поверх старых газет, лежала губка. Та самая коралловая губка с жесткой рифленой белой стороной и отсутствующим кусочком с краю. Я охнула и схватилась за косяк, зубная щетка полетела на пол.  — Ника… — прошептала я. Потом будто в оцепенении дошла до машинки и взяла губку в руки. Едва не прослезилась. Она все такая же, как тогда, когда совсем молоденькая я протягивала ее поверх стены-перегородки, разделяющей душевые кабинки. Поднесла к носу. Даже пахнет тем же гелем для душа, которым я пользовалась когда-то. Слезы все же накатили. Перед глазами мелькнул тот день и вечер, когда я познакомилась с Никой и когда я услышала историю о ее смерти. Вспомнила я и обнимающую одеяло Нинку, и бурчащую Надю, и даже чертов шкаф, имевший дурную привычку скрипеть и щелкать, когда не надо. Прижала губку, будто самую дорогую вещь в мире, к сердцу. Воспоминания молодости оставили на моих морщинистых щеках влажные дорожки.  — Спасибо, Ника… Краем глаза я заметила прямоугольник бумажки, выделявшийся на темной газетной фотографии. «СПАСИБО, НИКА…»