Зона выброса чудес

Одинокий ведьмин глаз в который раз закатился к потолку, когда с маленькой кухоньки донесся очередной душераздирающий грохот то ли кастрюль, то ли сковородок. По звуку было совершенно не понятно, какую утварь на этот раз уронила сумасшедшая девица. Виной таким слуховым проблемам был отит, которому вздумалось замучить почтенную пожилую женщину. И проклятая болезнь пауз брать не собиралась, доканывая и без того хромающий временами слух. Как и всякая порядочная сельская жительница, ведьма решила обратиться к народной медицине, в которой ей, как никому, было положено разбираться лучше всех. Однако, вскоре выяснилось, что вылечить ушную напасть было гораздо сложнее, чем, скажем, навести порчу или там снять восьмидесятый уровень венца безбрачия. Старушке был ведом один интересный способ, который она вычитала в старой, замусоленной тетрадке, доставшейся от кого-то из многочисленной родни. Корявыми буквами явно дореволюционного образца листочек бумаги вещал о том, что вылечить хворобу можно маслом, настоянным на листьях грецкого ореха. Обрадовавшаяся ведьма принялась вчитываться одним глазом далее, восхищаясь простоте данного лечения. А дальше начались проблемы. Тайная семейная рукопись сообщала, что листья ореха нужно непременно собрать двадцать третьего июня. Календарь, висевший на стене, разорвал чудодейственный способ на мелкие кусочки, сообщив, что сегодня восьмое марта. Погрустневшая ведьма все же продолжила чтение, потому как не любила прерывать начатое. Дальше было совсем интересно – листья нужно было поместить в какую-нибудь тару, залить постным маслом и ждать девяносто дней. Тут уж, при всем уважении к семейным реликвиям, старушка засомневалась, будет ли на месте ухо через такую-то прорву месяцев. На обороте пожелтевшего от времени листика был еще один способ. Тут уж от сердца у ведьмы отлегло, ведь найденное лечение соответствовало реалиям начала весны. Всего-то лишь требовалось найти ложку цветов полыни и залить семьюдесятью граммами спирта. От такой простоты старушка вмиг повеселела, подобрела, пообещала себе, что, когда в следующий раз не прошеная гостья, устраивавшая каждый день погромы на кухне, что-нибудь уронит, она даже не покроет ее матерной тирадой многоуровневой конструкции. Цветы полыни следовало как раз искать на кухне, где уже вовсю пахло чем-то подгоревшим. По пути бабушка едва не убилась через розового цвета огромный чемодан, с которым девица заявилась месяц назад и просто сообщила, что будет здесь жить в связи с кардинальными переменами в личной и общественной жизни. Ведьма, которая ни разу в жизни за словом в карман не лезла, просто онемела, всерьез опасаясь, что когда-либо сможет заговорить. Впрочем, речь вернулась через секунд тридцать, когда сумасшедшая гостья начала заливаться соловьем и взахлеб рассказывать о том, что именно хозяйка дома помогла ей устроить личную жизнь так, как не могли справиться сто с лишним диет до этого. Рассказ сопровождался бурной жестикуляцией, глупой улыбкой, порханием густо накрашенных ресниц, мохнатость которых словно в гипноз вводила старушку при каждом взмахе. Только на этот факт и списывала она свои дальнейшие действия, когда отодвинулась с порога, велев молчать и идти в дом, пока не передумала. Девица в точности выполнила указания, однако, выдержка ее закончилась очень быстро, ведь болтать продолжила. Ведьма глубоко задумалась, пытаясь сквозь радостные всхлипы наглой захватчицы вспомнить, где же она девицу все же видела. Память, к старости обострившаяся на события давно минувших дней, нашла ответ. Правда, пришлось простимулировать рюмочкой настойки календулы, которую старушка обожала за терпкий и ядреный вкус, напоминающий дни давно минувшей юности. Девица приходила прошлым летом. Слезно жалилась на то, что какая-то «вульгарная, отвратительная пародия на женщину, ругающаяся как портовый грузчик в самую тяжелую смену» увела любовь всей ее восемнадцатилетней жизни, что так продолжаться не может, что чаша страданий переполнена, что «котика пришлось отдать, у суженого от котиков страшный чих и глаза слезятся», что это «какой-то противоестественный, черный приворот», с которым нужно бороться теми же методами, поэтому она здесь, чтобы восстановить справедливость во имя добра и любви. Хорошо бы, конечно, чтобы у соперницы при этом «выпали все волосы, а парики резко подорожали до цифр с семью нулями, или с шестью, ну, или что там дороже выходит», но как раз последнего ведьма гарантировать не могла никак. Старушка тогда отправила ее на заброшенное кладбище, находящееся в парочке километров от магического деревенского салона, откуда девица вернулась в еще большем расстройстве мозга, чем до того. Иначе как было объяснить, что она там присмотрела себе какого-то безносого забулдыгу из местных? Ради такого улова совсем необязательно было ехать на кладбище в полнолуние. Достаточно было сходить на местную дискотеку, ритмы которых каждое лето будили бабушку в то время, когда все порядочные люди должны спать в своих постелях. Остальные местные жители смотрели на это сквозь пальцы, говоря, что зажигательные ритмы бурлят в крови и оживляют. Оживлений пока не происходило, а вот по поводу зажигательности они, конечно, были правы. Ведьма, например, чувствовала, что еще одно такое насилие над слухом, и она впрямь зажжет. Всю эту дискотеку зажжет канистрой бензина. Девица деловито осведомилась, где будет спать, и старушка указала на старый, видавший виды диван, обивка которого помнила все три революции и прочие напасти рода человеческого. Ведьма была уверена, что гостья, которая явно была брезгливым городским жителем, тут же оскорбится до глубин цивилизованной души и хлопнет дверью, но та прошла к дивану, села, сообщила, что очень удобно, и нет ли чего-нибудь поесть. Ведьме очень хотелось сказать, что нет, однако, видя худобу, едва ли не дистрофичность городской красавицы, да вспомнив про сто с лишним диет, пришлось все же провести ее на маленькую кухоньку, насыпать в тарелку густых щей и выдать деревянную ложку, расписанную цветами милой хохломы. Металлических столовых приборов старушка не жаловала, очень уж мерзкий от них был привкус во рту, заглушающий еду. Городская сумасшедшая быстренько расправилась со щами, попросила еще, поведав, что ничего вкуснее не ела. Умилившаяся старушка, кулинарные таланты которой нравились ей самой только после алкогольного аперитива, тут же подала еду вновь. Гостья съела, вымыла за собой посуду, чем окончательно растрогала. Хотя по-прежнему не исключался гипноз или еще какое-нибудь страшное колдовство. После трапезы девица сообщила, что зовут ее Мартой, добавила, что очень рада, и вообще деревенский воздух, если верить пабликам мудрейших социальных сетей, просто волшебное средство для кожи и души. Ведьма не стала заострять внимания на незнакомом слове, но, ежели от целительного воздуха у гостьи начнется головокружение, всерьез предложила тут же бежать на остановку и полежать под выхлопной трубой автобуса, чтобы снять ломку. Впрочем, нежданная сожительница не доставляла старушке никаких особых хлопот, постоянно пропадая неизвестно где целый день, являясь под утро дня следующего неприлично счастливой и в грязной обуви. Не нужно было быть всезнающей ведьмой, чтобы понимать – явно бегает на свидания к своему безносому. Дабы избежать на старости лет бытового сифилиса, ведьма избегала всяких физических контактов с гостьей и усердно драила с хлоркой все поверхности, где можно было соприкоснуться. Через три дня терпение бабушки лопнуло, запах хлора надоел до белого каления. Это еще при том, что лазить на карачках, обрабатывая труднодоступные места, в ее-то годах было несколько утомительно. И тогда ведьма сообщила девице, что это приличный дом, что всяких заразных болезней тут отродясь не водилось, кроме, конечно, глупости, принесенной клиентками из внешнего мира, что сожительство придется прекратить. Девица же пришла в недоумение, выслушивая все обличительные речи, краснея от нехороших слов, которые старушка вплетала в повествование, а потом разразилась гомерическим хохотом. Оказывается, любовь всей ее почти девятнадцатилетней жизни не была заражена никакими болезнями. Наоборот, здоровье у него было отменное, с гордостью сообщила она, все же танцор. Ведьма, знававшая в юности одного танцора, тут же расслабилась, мысленно отмечая, что у друга юности со здоровьем было все в порядке, но собралась и напомнила, что девица говорила – у ухажера нет носа. Марта погрустнела и сказала, что ведьма должна быть снисходительна к внешности, которая лишь оболочка и ничего более. Душа-то важнее. С этим пришлось согласиться и забыть, наконец, о ежедневной хлорной ароматерапии. Потом девица перестала пропадать целыми днями, сообщив, что нужно осваивать науку приготовления пищи, потому как на одной яичнице далеко не уедешь. Ведьма согласилась, здраво рассудив, что точно не уедет, ведь кур она уже давненько не держит. А соседские явно напичканы какими-то химикатами, раз несутся так скоро и так часто, и на них-то как раз уедешь в путешествие с билетом в один конец. Вскоре выяснилось, девица, хоть и говорила об омлете, но явно не представляла, за какой конец держать сковороду, сколько литров помещается в трехлитровую банку и как не превратить жареную картошку в гордость угольной промышленности. К запаху хлора примешался аромат подгоревшей снеди, образуя дивную симфонию кулинарной беспомощности. Открывать окна ранней весной не хотелось, но пришлось. И приходилось так часто, что именно на это ведьма списывала свой приобретенный отит. Вот и сейчас на кухне стоял дым коромыслом, наполняя маленькое помещение непередаваемым душком изжареного до черноты мяса. Прочитав короткую и красноречивую лекцию о дороговизне продуктов питания, руках, растущих из худосочного седалища Марты, ведьма отправилась к шкафчику, где хранились в мешочках травы на все случаи жизни. Перерыв все вверх дном, старушка несказанно огорчилась, поняв, что цветов полыни нет. От расстройства она тут же употребила семьдесят граммов спирта, предназначенные по чудодейственному рецепту, схватилась за ухо от резкого прострела и, ругаясь, отправилась листать тетрадку дальше, надеясь, что не умрет к утру. Утром старуха пожалела, что не умерла ночью. В ухе постоянно булькало, потом начались боевые действия с применением каких-то трещоток, словно и не порядочное ухо, а скомороший балаган. Городская гостья, видимо, куда-то упорхнула. В доме было непривычно тихо. Ведьма села в постели, утонув в перине ровно посередке, кое-как выбралась с кряхтением и поминанием такой-то матери, закрыла ушную раковину ладонью и отправилась в другие комнаты. Уж больно подозрительной казалась тишина. В кухоньке было на удивление чисто и слабо пахло гречневой кашей. От удивления бабка даже отняла от уха ладонь, наклонилась над кастрюлей, принюхиваясь сильнее. Горелым не пахло, а это значило, что ее педагогические таланты не пропали, не пролетели мимо ушей. Вспомнив об ухе, старушке очень захотелось крепко выругаться, что, впрочем, она тут же и сделала. Следовало вернуться к изучению семейного манускрипта, ибо, как известно, надежда умирает последней. Вернувшись обратно в комнату, так и не отведав кулинарного шедевра юной сожительницы, ведьма принялась искать заветные листочки. Тут уж началась чертовщина. Тетради не было. Старушка посмотрела на столике, под столиком. От огорчения решила под кровать не лезть. Опять же такая-то мать, помянутая раз в сотый раз, пришлась очень кстати. Ведьма решила успокоить бушующие нервы самым верным средством, а именно настойкой календулы. Пришлось вернуться на кухню и признать, что сегодняшний новый день стал эпохой разочарований. Настойка закончилась. Так и не решив, что делать – плакать или смеяться, старушка решила поесть каши. Положив в тарелку пару ложек, ведь с возрастом принято быть умеренными в еде, она принялась осторожно жевать, прислушиваясь к несколько притихшему уху. Следовало бы, конечно, навестить местную медсестру. Однако, не хотелось. Как и водится в любом маленьком населенном пункте, тут все друг дружку знали, и поэтому для ведьмы не было секретом, что медсестричка приобрела свой диплом не в медицинском учреждении, а в какой-то школе коновалов и живодеров. И, конечно, же за сало. Это было фактом неудивительным, учитывая, сколько хрюшек держали ее родители. Становится новой жертвой современной медицины с руками не из того места отчаянно не хотелось. К тому же, следовало обмозговать пропажу семейной реликвии. Впрочем, у медсестры могла быть настойка календулы или медицинский спирт, ежели та его не продала местным охотникам до горячительного и медицины. Подойдя к окну, ведьма решила, что вполне обойдется без настоек, ведь за стеклом словно бы зима передумала уходить. Из серого, низко нависшего неба сыпалось что-то похожее на дождь со снегом, оголенные деревья трепало во все стороны, провода на столбах дрожали. Подивившись, куда могла пропасть Марта в такую погоду, ведьма закончила завтрак, несколько разволновавшись. Как и вся современная молодежь, девица себя совершенно не берегла, словно здоровье валялось на дороге, только вот наклонись за ним. Щеголяла в коротенькой куртке, закрывающей едва ли не лопатки. В каких-то тонких штанишках да высоченных каблуках, на которых ведьма и в свои-то молодые годы обязательно осталась бы инвалидом. Да еще девица шапки презирала, видимо. Пока старушка раздумывала о молодежных глупостях, сожительница явилась с румянцем во всю щеку, мокрыми волосами и двумя внушительными пакетами чего-то тарахтящего и позвякивающего. Первым делом девушка торжественно поставила перед ведьмой малюсенький флакончик и гордо заявила, что это ушные капли. Капать по три в каждое ухо пять дней. Растроганная старушка забыла поблагодарить за такую заботу, спросив только почему в каждое, ежели болит только одно. Марта попросила поверить собственному богатому опыту, а ведьма решила поверить инструкции, которую и потребовала. Спасительница пожала хрупкими плечиками и вручила смятую бумажку, после чего принялась разгружать из пакетов все остальное. Поглядывая в инструкцию, ведьма ухитрялась еще и следить за девицей. Очень уж было интересно, чего она там такого принесла. Покупки были несколько неожиданными на взгляд ведьмы. На столе один за другим вырастали какие-то хрустальные шары всяких расцветок, тонкие палочки с дурманящими запахами и прочая дребедень, которая указывала, что девица ограбила лавку какого-то фокусника или другого бродячего шарлатана. Когда из пакетов была выужена мантия, расшитая чуть ли не полной картой звездного неба, старушка только укрепилась в своих подозрениях. Что-то подсказывало ведьме, что спрашивать не стоило. Она так и сделала, решив заняться больным ухом. В дверях остановилась, скупо похвалила за кашу. Девица застенчиво улыбнулась, заговорщицки сообщив, что сегодня у нее в планах настоящий борщ. Очень захотелось перекреститься, но старушка сдержалась.