Верочка

— Олег, — она беззвучно перекатывает на губах округлые звуки «о» и негромко выдыхает. Они познакомились две недели назад, но он ей уже больше, чем нравится — впрочем, как и она ему. Он пахнет мускусом и немного лаймом, носит дурацкие клетчатые шарфы в мае (весна выдалась холодной) и постоянно поправляет очки в чёрной матовой оправе. А ещё он называет её нежно и ласково Верочкой (хоть это ей и не очень нравится, но от него-то она готова принять любые имена). Они ещё ни разу не целовались, и что-то замирает внутри грудной клетки при мысли о прикосновении губ. Ей больше всего хочется, чтобы он наконец-то улыбнулся ей больше, чем просто знакомой с курсов по повышенному немецкому и обнял. Удача улыбается через пять дней. На девятнадцатый день знакомства (она считала) Олег неловко берёт с сухо-серого асфальта уже опавший лист клёна и, встав на колено, начинает что-то неловко говорить. Он мямлит про то, что «она другая» и что «у них получится». Она лишь восхищённо улыбается и пытается поднять его с колена — да, это смотрится очень даже по-рыцарски и весьма романтично, но никто так не делает. «Давай, засоси меня», — молит про себя она, одновременно выбрасывая глупый кленовый лист. Через три дня она уже знает, что у него такая же фамилия, как и у губернатора Майами (она не проверяла; сделала вид, что поверила на слово). Она полагает, что ему нравятся Miami Heat, и поэтому начинает изучать правила игры в американский футбол — вместо, конечно, очень важной химии или немецкого. Олег — она всегда называет его полным именем, и никак иначе, — встречает её после работы в кафе, подвозит на собственном мотоцикле после повышенного (углубленного — тут же поправляет себя Верочка) немецкого. Олег её крепко целует вечером у подъезда, будто бы желая приятных снов. Она думает, что у них всё очень даже серьёзно, и надеется, что их отношения протянут дольше, чем предыдущие. Олегу, впрочем, это совсем не важно. Он вовсе не циник, просто сейчас ему хочется сдать контрольную по экономике, оттрахать Верочку и сыграть пару часиков в Танчики. В Танчики, наверное, даже больше всего. Олег вспоминает, что скоро начнётся сессия, отчего ему хочется напиться и сдохнуть, и он обещает со следующего года начать ходить на пары. Он также вспоминает, что в понедельник (тот, что после-послезавтра) день рождения Анечки, его очередной девушки, и что хорошо бы было купить подарок подешевле — но такой, чтобы выглядел подороже. Но потом Олегу звонит Верочка, округлыми губками соблазнительно шепчущая что-то очень развратное в телефон, и это отходит куда-то на задний план. Когда хрупким кленовым листом на город обрушивается сентябрь, Олегу пишет Верочка и предлагает остаться друзьями. «Да, у нас всё было хорошо, — сообщает Верочка, — но я встретила одного замечательного парня». «Желаю удачи, — тут отзывается обиженными печатными буквами Олег, включая ноутбук, чтобы написать ещё десять страниц для коллоквиума. — Друзья». «Тупая шлюха, — думает Олег. — Надо было её сразу трахнуть». И потом они регулярно созваниваются. Она, Верочка, всегда звонит первой. Узнать, как там дела. Спросить, как там мама (Олег познакомил её с родителями — думал, что, может, они и правда друзья), и поинтересоваться, что случилось «на очень личном». Он всегда отшучивается, говорит: «Как всегда, очень лично», а она и не возражает. Иногда, правда, предлагает познакомить с подругами — называя пару десятков Катюш, Ирочек, Светочек и Оленек. Верочка считает, что у неё с Олегом всё хорошо, и они просто друзья. Через пару месяцев она называет его уже «лучшим другом», а он по-прежнему думает, что Верочка тупая шлюха (хоть она уже с декабря ни с кем не встречается — учится). На Новый год он звонит ей. Радостный, немного пьяный. У него в голове праздник, а она вовсе не хочет алкоголя: ей бы чашечку какао да завернуться в тёплый плед. Он зовёт её к себе, и она соглашается. «Всё нормально, мы же просто друзья», — оправдывается Верочка. Да, они просто друзья. Они друзья уже почти два года, и вычтите оттуда три месяца на «встречания». Верочка наивно считает, что год переглядываний на повышенном (углубленном — поправляет она) немецком тоже можно назвать дружбой. Она всё ещё думает, что у них если и не всё хорошо, то обязательно наладится, и Олеженька — так Верочка называет его, когда немного выпившая — будет непременно шафером на её свадьбе с красивым, очень блондинистым мальчиком. Олеженька, впрочем, и не возражает. Он теперь тоже всегда подвыпивший, когда слушает её истории. Она всегда рассказывает о своих неудачных свиданиях и никогда — о настоящих проблемах. Олегу кажется, что мир Верочки заканчивается где-то между свежим выпуском Космополитен и скидками в гипермаркете. Олег, будто бы в отместку (только уже непонятно за что) называет Верочку очень серьёзно — почти что Верой Александровной, но Вера к этому моменту уже спит. Вера очень быстро засыпает после двух бокалов полусладкого. «Тупая шлюха, — думает Олег. — Надо было её сразу трахнуть». Ни Олеженька, ни Вера не замечают, что они уже совершенно изменились. Им уже далеко не двадцать, чтобы безумствовать в своём упрямстве. Верочка (простите, теперь уже мисс Вера Браун) ни на минуту не расстаётся со своими очками в чёрной матовой оправе, прячется в бесконечных отчётах по финансам её собственной фирмы и мечтает сыграть пару раз в каком-нибудь казино Вегаса. Олег — вернее, просто Томас — работает барменом в дурацком модном пабе в центре, пытается зацепить очередную девочку на ночь и отчаянно цепляется за последнюю возможность жить. Олег то и дело берет в долг у своих знакомых по десять долларов, чтобы просуществовать до ближайшего понедельника (а там уж будь что будет). Олеженька и Вера существуют теперь в разных системах координат — не то что бы не пересекаясь, просто даже не знача ничего друг для друга. Для одного из них теперь важен курс доллара, для другого — будет ли у какой-нибудь Анечки сигаретка, и лучше бы не с ментолом. Через семь лет после их знакомства (хоть и не осталось ничего общего между ними) Вера набирает номер Олеженьки Олега — так, как делала это раньше. «Пожалуйста, проверьте номер, который вы набрали», — обзывается телефон, и Вера превращается в Верочку — наивную и молодую. В этот вечер ей снова девятнадцать, и первая влюблённость кружит голову. Она снова перепроверяет все цифры, убеждаясь, что это правильные цифры, а когда трубка отвечает равнодушным женским голосом, фыркает вполголоса и начинает искать телефонную книгу. В ней Верочка надеется найти номер Олега (кто бы что ни думал, а Вера скучает по нему). «Слушаю, — вдруг оживает телефонный аппарат. — Алло?». Верочка пищит от радости, прикрывая микрофон рукой. «Олег, это ты?». Голос говорит, что да — он. У Верочки кружится голова, она не верит своему счастью, и она предлагает встретиться: «Завтра, на Московской. На нашем месте». Голос прокурено кашляет, мол, он-то согласен, но время, время!... Однако всё равно не отказывается, и мужская рука набирает очередное напоминание на телефоне: «Верочка, метро. 12:00». Верочка бросает трубку и, захлёбываясь восторгом, мчится перебирать наряды на завтра. «Найти бы что-нибудь посимпатичнее, чтобы казаться ему ну совсем уж красавицей, — хохочет она. — Вот удивится-то!». Впервые за девять лет их знакомства и Верочка, и Олег спят спокойно — без сновидений. Они знают, что их встреча не принесёт ничего нового: ни хорошего, ни плохого. Их роли давно разыграны (и есть ли смысл что-то менять?). Эта ночь, спокойная и грустно-одинокая, своей завораживающей тишиной обволакивает их души, даруя столь желанное тепло перемирие. Первое, что видит Олег, выходя из вагона с шумными, душными и немного надоевшими ему людьми, — это Верочка. Нет, на самом деле то не настоящая Верочка. Всего лишь очередной рекламный плакат с её лицом; точная копия тех десяти тысяч, что повсюду расклеены в городе («Хм, а она красивая», — думает Олег). Он надеется, что сегодняшняя встреча с настоящей Верочкой поможет ему избавиться от мыслей о ненастоящей — той, которую он когда-то встретил на курсах углубленного немецкого (повышенного — как могла бы сказать Верочка). Олег робко сжимает букет из роз, поправляет очки. Она, спускаясь по эскалатору, прижимается вправо. Не то, что бы боится упасть — просто негласные правила метрополитена велят пропускать спешащих людей вперёд, а стоя справа это удобнее делать. Верочка с самого детства любила следовать правилам. Она всегда казалась растерянной, когда не было никаких норм (просто потому, что думала, что всё за неё уже сделали Умные Дяди и Тёти). Олег видит спускающуюся Верочку и спешит к ней. Затем дарит цветы, и она брезгливо морщится — надо же, за столько лет так и не запомнил, что ей нравятся тюльпаны или лилии — но всё же принимает букет. Она считает, что настоящая леди не позволит себе пренебрежительно относиться к малоимущим. Олег целует Верочку, и ей это кажется безумно правильным. «Тупая шлюха, — думает Олег. — Надо было её сразу трахнуть».